Убить Зверстра
Шрифт:
— Безусловно. Вы сядьте, сядьте.
— Да, да, — закивала Жанна Львовна и залпом выпила предложенное лекарство.
Она вытерла мокрые губы и облитую микстурой бороду голой рукой, отерла ее о халат и, наконец, угомонилась, взирая с преданностью и невысказанной надеждой на Ясеневу.
— Вы в состоянии ответить на два вопроса? — тихо и буднично спросила та.
— Да, конечно. Благодаря вам — вы меня успокоили. Спасибо, — из гостьи вновь посыпался горох слов.
— Кому-нибудь, кроме нас с Ирой, вы говорили о Сухареве и Алине?
— То есть, что она с ним
— Нет, что он сейчас находится у нее?
— Не говорила. Я и вам этого не говорила.
— Это неважно. А то, что Аля с ним знакома, — говорили другим людям?
— Этого тоже не говорила. А почему вы спрашиваете? Я только вам… вот как услышала сейчас по телевизору, так сразу к вам ноги и понесли.
Она бы вновь говорила долго, но Ясенева уже завладела инициативой.
— Хватит, — мягко нажимая ей на плечо и затуманенным взором вглядываясь в темноту за окном, стоя вполоборота к нему и лицом к Дубинской, сказала Дарья Петровна. — Об этом хватит. Но почему тогда, раз вы только что узнали эту трагическую новость и не виделись несколько дней с дочерью, утверждаете, что Николай Антонович был неотлучно возле нее?
— Так ведь это случилось третьего дня… так? — уточнила она у нас.
Ясенева вопросительно посмотрела на меня, и мне ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть.
— Так, — перевела Ясенева мой кивок на язык человеческой речи.
— Ну вот. А Аля с ним накануне ко мне приезжала, — Жанна Львовна вновь скуксилась и залилась слезами. — Все щебетала о своем счастье, все радовалась. Поймите, она с первой встречи поняла, что это ее человек.
— Допустим.
— Да он никуда от нее не отлучался! Его жена работает на улице Гоголя, в двух кварталах от дома Алины. Она запросто могла столкнуться с ним, если бы он высунулся на улицу.
— Так-таки все время в квартире и сидел?
— Почему? Нет, конечно. Алина брала его с собой, когда выезжала по делам. Но тогда он все равно находился при ней.
— Может такое быть, что, возвращаясь от нас, он все-таки покинул Алю и решил наведаться домой? Допустим, взять что-то из одежды.
— Может, что же тут невозможного. Но, думаю, Алина подвезла бы его к дому, подождала в машине, пока он соберется, и увезла бы к себе. Во всяком случае, сейчас, если бы он был не рядом, она давно приехала бы ко мне.
— Да. Похоже.
Ясенева наклонилась к Дубинской.
— Вы твердо уверенны, что никому об этом ни слова не сказали?
— Я, конечно, сразу впала в панику, но ни единой живой душе не успела ничего сказать. Бог миловал.
— Надеюсь, вы поняли, что благоразумнее и впредь молчать и молчать по сему поводу?
— Да. Что за вопрос?
— А еще лучше — вообще забыть, что что-то знаете об этом человеке.
При этих словах Дубинская резко отстранилась от Ясеневой, с минуту смотрела на нее дикими глазами, а потом обреченно наклонила голову и начала рассматривать свои руки, слегка массируя их.
— С первым вопросом разобрались, — мягко продолжала Ясенева. — Теперь вопрос второй: когда к вам должна приехать Аля?
— Давно уже должна, так ведь не едет. Она ко мне
через день-два приезжала.— А вы ей звонили по вечерам?
— Да. И сейчас звоню, но их нет дома.
— С момента последнего их приезда к вам вы с нею разговаривали по телефону?
— Да.
— Когда?
— На следующий день, вечером.
— В котором часу?
— Точно не помню, перед программой «Время».
— Ничего не путаете?
— Алина не любит отвлекаться от этой передачи. Она просто не берет трубку. А после нее звонить уже поздно.
— Та-ак.
Я позволила себе встрять в разговор.
— Трагедия произошла в ночь перед этим днем, о котором она говорит, — естественно, я обращалась к Ясеневой. — До программы «Время», в которой прозвучало о преступлении, Алина Ньютоновна и Николай Антонович еще ничего не знали о нем.
— О чем вы говорили с дочерью? — не отреагировав на мои слова, обратилась она к Жанне Львовне.
— Ни о чем. Как обычно.
— Вам ничего не показалось странным? Ничто не насторожило?
— Абсолютно. Алина была спокойна, в хорошем настроении.
— Она не говорила, что Сухарев куда-то отлучался?
— Не говорила, но если б отлучался — сказала бы. Ведь это была бы новость, а Алина говорит мне обо всех новостях, вплоть до самочувствия соседской кошки. Поговорить-то хочется. А что в нашей жизни так уж часто меняется? Ничего. Вот и говорим обо всем подряд.
— Сколько времени он живет у вашей дочери.
— А вот столько, сколько я тут лечусь. Две недели.
Все выговорились, и на нас упала тяжелая тишина, прерываемая доносившимися из коридора голосами больных и грохотом водопроводных труб, возникающем тогда, когда в соседней палате открывали кран. Затем ее горестным вздохом прервала Дубинская.
— Что делать? Ума не приложу.
— А вы зачем ко мне-то пришли?
— Так ведь… Как зачем? Вам виднее со стороны. Может, чего подскажете. Вы меня извините. Я знаю, что вам волноваться нельзя, а я… — она сделала попытку встать и уйти.
— Подождите, — остановила ее Ясенева. — Мы еще чайку не попили. Ира, сегодня чай за тобой.
Я промолчала, что он и вчера был за мной, и позавчера. Кому повем печаль свою?
— Если вам угодно прислушаться ко мне, то вспомните, что я вам сказала — никому ни слова. С дочерью будете говорить, делайте вид, что вы ничего не знаете. Хорошо бы мне с нею поговорить, — мечтательно произнесла Ясенева.
— Как мне ей об этом сказать?
— Познакомьте нас.
— Вы думаете, все будет хорошо?
— Я думаю, вас не обманывает интуиция.
Гостья сидела у нас еще часа два. Дарья Петровна плела небылицы к случаю, пока не убедилась, что нервное напряжение Жанну Львовну отпустило совсем.
Я откровенно клевала носом и удивлялась, что женщины старше меня возрастом так долго бодрствуют. Не забывайте, что нам регулярно вдувают в вены всякую муть, от которой хочется спать.
Но я напрасно надеялась, что с уходом Жанны Львовны, мой рабочий день завершится.
— Выкладывай, — миролюбиво предложила Ясенева сразу же после ее ухода.