Убийца среди нас

В конце концов решили с Ириной купить Шлыкову золотые часы и пару бутылок хорошего конька. Григорий знал, что Шлыков предпочитает водке коньяк, а потому расщедрился на два "Наполеона". О затратах малость посожалели, но что поделаешь... если дела пойдут нормально, то все окупится.

Как и было велено, на прием к Шлыкову Григорий пришел в понедельник к двум часам дня. Понедельник -- день приемный. Народу столько, что в коридоре не протолкнуться.

– - Это что, все к главе администрации?
– - спросил он стоявшую последней старушку с восковым лицом.

– - К нему, к голове, очередуем, -- ответила та, вздохнув. Грустно добавила, что этот куст (приемная, значит) никогда не бывает пуст.

"Но мне-то зачем стоять в очереди?" -- подумал Парамошкин и, зайдя к секретарю, попросил передать Шлыкову, что такой-то прибыл по его личной просьбе. Та позвонила по прямому телефону , и буквально через несколько минут из кабинета вышел посетитель, а за ним -- Григорий Анатольевич. Будто родного брата, обнял Парамошкина, назвал тезкой и пригласил в кабинет. Секретаршу предупредил, чтобы с полчаса ни с кем не связывала.

Зашли в комнату отдыха. Шлыков извинился, что пригласил в приемный день, но дело не терпит отлагательств. Спросил:

– - Чай или кофе?

– - Если можно, кофе.

– - Ну, рассказывай, тезка, как живешь-могешь? Каковы успехи в бизнесе? Рюмин не нарадуется, говорит, что они у тебя поразительные. Оказывается в тебе скрывался врожденный коммерсант. Да я и сам в этом убедился. Кстати, частенько вспоминаю ту поездку. Помнишь, как Рюмин из-за меня остановил электричку? Это ж умора! А как в вагон пробивались? О, Боже, и смех и грех! Да, Рюмин человек неординарный и решения принимает неординарные. Сейчас вот давит, чтобы побыстрей определить тебя на базу. Говорит, что можем проспать и другого сунут. Ладно, я тут пока бутерброды приготовлю, а ты не молчи, говори что-нибудь.

Парамошкин в ответ на слова Шлыкова "живешь-могешь" хотел вначале похохмить. Встретились, мол, два пенсионера, и один говорит другому: "Ну, как живешь-могешь?" А тот отвечает: "Живу -- ничего, а могу -- плохо". Однако передумал, решил не превращать столь важную встречу в шутку. Лучше уж не выпендриваться. Скромно сказал:

– - Вы меня, Григорий Анатольевич, слишком расхваливаете. А дела идут, и, в принципе, неплохо. А еще недавно сидел без денег и без работы! Благодарен и искренне признателен в первую очередь вам и Рюмину, что поддержали в трудный момент.

– - Ерунда! Хорошо помогать тому, кто воз тянет. У вас, тезка, отличные задатки, далеко пойти можете. Естественно, при соответствующей поддержке. А она будет, лично от себя такую поддержку я гарантирую, -- Шлыков снял и начал протирать очки.

– - Огромное спасибо, Григорий Анатольевич! Клянусь, что на меня вы всегда можете рассчитывать. В жизни, сами знаете, всякое бывает. Мы вот с Ириной приготовили для вас небольшой сувенирчик: коньячок, ну и там...

– - А вот это напрасно. Да и, право, неудобно как-то. Зачем? Вы меня, тезка, ставите в весьма щекотливое положение.

Парамошкин же, будто не слыша, достал из пакета коньяк и коробочку с золотыми часами. Шлыков, посмотрев на часы, молча покачал головой и положил их на край стола. Никаких эмоций. Зато коньяк принял с восторгом и радостью:

– - Вот это да! Вот это коньячок! Давненько не приходилось такого пробовать!

"Однако хитер-бобер, -- подумал Парамошкин.
– - Часы вроде так себе, пустяк, а вот коньяк -- да! Пытается значимость подарка принизить. Не исключено, что и своего коньячку предложит, пусть, мол, видит, что Шлыков не жмот какой-то. Хотя коньяк не покупает, ему его с винзавода приносят. Рюмин говорил".

Шлыков наконец закончил свои приготовления, поставил на поднос кофе с бутербродами. Парамошкин как в воду глядел: хозяин кабинета достал из холодильника початую бутылку коньяка, наполнил рюмки.

– - А может, не надо? У вас прием, столько народу, -- засомневался Парамошкин.

– - Ничего-ничего, взбодриться тоже полезно. Мы же не напиваться собрались, а понемножку, тем более, что я сегодня практически не завтракал, а теперь раньше девяти вечера все равно не освобожусь. Тогда будет и обед, и ужин. Так что давай, дружище, не терять зря время, -- улыбнулся.

– - Я от души рад, что ты согласился пойти на эту должность. Она по нынешним временам -- ого-го, брат! В общем, за встречу, за твои успехи, за тебя!

Пропустили по одной, потом по второй, стали жевать бутерброды и пить кофе. Разговор пошел сам собой. Парамошкин постепенно понял, что отношения у Шлыкова с Рюминым деловые, однако не совсем дружеские. Шлыкову не по душе, когда им командуют, а Рюмин без этого не может. К Парамошкину Шлыков пока расположен явно доверительно. Возможно, строит какие-то свои планы. Поддерживая разговор, Григорий думал, что связь с ним ему пригодится, ну а если Шлыков станет мером города, то лучшего и желать не надо: мер есть мер. А потому и себя надо вести соответственно: каждый сверчок должен знать свой шесток. Шлыкову такой стиль нравится. Да и надоедать лишними просьбами пока не следует, всему свое время. Дожевав бутерброд и выпив кофе, Парамошкин тактично поглядел на часы, что не осталось незамеченным.

– - Торопишься, торопишься, тезка, будто малые детки ждут не дождутся. Кстати, как Ирина? Кажется, супругу так величают?

– - Спасибо, все в порядке. Привет передавала.

– - Ей тоже от меня передай. Как-нибудь семьями встретимся. Да, о самом главном забыл. Сейчас позвоню в мерию и в обладминистрацию, договорюсь о "смотринах". Дня через три пойдем на беседу, а там -- приказ, и впрягайся в новое дело. Постарайся в эти дни далеко не отлучаться и жди сигнала. Чтобы знать, где тебя искать, мой водитель домой отвезет.

Шлыков встал, убрал рюмки и бутылку, а остальное накрыл салфетками. Улыбнувшись, спросил:

– - Вопросы есть?

– - У матросов нет вопросов, -- бойко ответил Парамошкин и тоже встал.

– - Да, совсем позабыл, что ты, к тому же, еще и матрос.
– - И дружески похлопал Парамошкина по плечу.

XIX

За работу Парамошкин взялся, что называется, засучив рукава. А как же по-другому, ведь должность-то не простая -- золотая. Раскручиваться начал основательно, не жалея ни себя, ни тех, кто с ним работал. Помнил, как Шлыков, а потом в областной администрации предупреждали, что на базе рутина, сонное царство и никто в этом сонном царстве пальцем о палец не стучит. Иными словами -- проматывали и проматывают последнее. Так, оно, собственно, и оказалось. Старый директор дорабатывал и себя берег. Надо ему кататься по городам да весям в преклонном возрасте? Позвонит в Москву или еще куда знакомому торговому чинуше, потолкует о поставке товара, заручится поддержкой и тем доволен. Но поставки все чаще задерживались, а потом вообще прекратились, остатки товаров таяли, полки на складах пустели. Парамошкин же решил с этим "сонным царством" покончить раз и навсегда. К тому же в нем заговорил азарт спортсмена.

В свой первый рабочий день Григорий собрал в кабинете всех сотрудников базы и заявил: работаем отныне не меньше как по полторы смены; чаще надо бывать в командировках, а спекулянтскую лавочку без его ведома прекратить. Все вопросы решать только через него. Если кому это не нравится, убираться может на все четыре стороны. Своему заму, вертлявому, лет под сорок, мужичку сказал, что если и дальше будет протирать штаны на базе, то они не сработаются. Тот приторно улыбнулся и обещал исправиться. Шептуны Парамошкина вдруг предупредили, что у него очень важная клиентура, и что с ним лучше не связываться. Но вид зама не внушал никакого доверия, да и фамилия соответствовала внешности -- Гнидкин. Парамошкин к советам доброхотов не прислушался.