Убийства в стиле Джуди и Панча

– Все эти деньги, – мечтательно произнесла Эвелин, – которые мы должны оставить… Послушай, ты полагаешь, если детектив не обратил на тебя никакого внимания, то это означает, что Г. М. наконец-то добился своего и они больше не будут тебя преследовать?

– Да, это возможно. Но я говорю тебе со всей искренностью, что не собираюсь заходить в полицейский участок и наводить справки. Кроме того, мне вдруг пришло в голову, что мы уже не находимся под юрисдикцией Чартерса. Мы не в Девоне. Мы либо в Сомерсете, либо в Глостершире, в зависимости от того, на каком берегу реки.

Эвелин окинула меня взглядом:

– Дорогой, ради бога, не мог бы ты найти ближайший туалет, снять одеяние священника и переодеться в костюм Чартерса? Канонический наряд тебе не к лицу: у тебя такой вид, будто ты только что ограбил кассу для бедных. Кроме того, мне внезапно пришло в голову, что вид священника без шляпы, пришедшего в отель «Кэбот» лишь с одним чемоданом и девицей без обручального кольца, самым ужасным образом испортит нашу репутацию.

Я сказал ей, что у нее дурной склад ума, и с достоинством добавил:

– Дело не в том, что у меня есть какие-либо возражения против того, чтобы снять этот дьявольский наряд. Но сложилось так, что накануне своей свадьбы я все время оказываюсь то в тюрьме, то в туалете, и это начинает надоедать. Кроме того, как только я надену костюм Чартерса, появится Стоун и станет сокрушаться, что я снова замаскировался. Это судьба. Это…

– Ну-ну, – сказала Эвелин. – Стоун видел этот костюм, и в любом случае разве пиджак из твида – это маскировка? Поторопись!

Она была права. Теперь я понимаю значение фразы «одетый и в здравом уме» [11] . Избавившись от этого клерикального воротника, я почувствовал себя другим человеком. Через три минуты я вышел из туалета и присоединился к ней на оживленной площади перед вокзалом, но по-прежнему не было заметно никаких признаков погони. Когда я усадил Эвелин в ближайшее такси, часы на высокой остроконечной башне показывали без пяти два. Но в одном я был дьявольски решителен. В эту ночь больше не должно было быть никаких переодеваний или вымышленных имен. Ничто больше не заставит меня назвать какое-либо другое имя, кроме моего собственного. Я объяснял это Эвелин, пока такси поворачивало направо, а затем налево и поехало по узким тихим улочкам к Бристольскому мосту.

11

«…пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисуса, одетого и в здравом уме» (Лк. 8: 35).

– Да, я знаю, – глубокомысленно сказала Эвелин, – но тебе не кажется, что может возникнуть такая необходимость?

– Необходимость? Каким образом?

Она задумалась.

– Ну, я имею в виду… прежде всего ты должен выяснить, на свободе ли Кеппель. Ты не можешь просто войти в отель и хладнокровно взломать его номер, не выяснив, там ли он или нет, верно? И если Кеппель действительно такой хитрый тип, как считает Стоун, то эта ночь может оказаться для нас не самой приятной. Прежде всего тебе придется притвориться, что у тебя с ним срочная встреча. Тогда, если его на самом деле не будет в номере, ты сможешь снять комнату на том же этаже и взломать его номер. Срочная встреча. Хм. Разве ты не профессор Блейк из Эдинбургского университета?

– Нет, я бы не смог…

– Да, но ты должен быть кем-то!

– Срочная встреча вполне подойдет. Если мы окажемся в трудном положении, я скажу любую необходимую ложь. Тем временем…

Такси ехало в гору в направлении Бристольского моста, а затем вниз по длинной кривой Болдуин-стрит к центру. Огромная площадь в центре была пустынна, если не считать двух полицейских, беседовавших под часами. Хотя было поздно, несколько электрических вывесок, красных и желтых, все еще весело мигали то тут, то там; и серебрилась река, видневшаяся между зданий. Мы поднялись по склону Колледж-грин, мимо парка, где статуя Виктории выглядывала из-за деревьев и листья без умолку шелестели, словно на собрании, мимо отеля «Ройял», мимо Кафедрального собора, к отелю «Кэбот», расположенному примерно в двухстах ярдах дальше.

«Кэбот» – отель довольно спокойный, четырехугольный, четырехэтажный, из серого камня, с геранью в оконных ящиках и высокими каменными колоннами по обе стороны от парадного входа. Я расплатился с таксистом из пачки банкнот, которые стащил из запасов Серпоса, посчитав, что имею полное право на часть добычи. Сонный ночной портье открыл стеклянные двери вестибюля. Мы прошли в высокий узкий холл, застеленный коврами из какой-то ткани в цветочек; деревянная отделка на стенах была очень старой, и сквозь многочисленные слои коричневой краски проступали трещины. Повсюду висели стальные гравюры со спортивными сценами, с панелей свисали медные сковороды, и в целом царила уютная атмосфера старых времен. Вскоре появился молодой человек с приподнятыми бровями.

Я попросил позвать доктора Кеппеля, объяснив, что мы проделали долгий путь по срочному делу и должны встретиться с ним, несмотря на поздний час. Служащий автоматически потянулся к телефонному коммутатору, но остановился.

– Извините, сэр, – сказал он. – Доктора Кеппеля сейчас нет в номере.

– Он вышел? В такой поздний час? Но, конечно…

Казалось, служащий был озадачен.

– Да, сэр. Он никогда не покидает отель в такой поздний час, обычно после десяти он не выходит. Один момент… – Он отошел в сторону, к полке для писем, и вытащил маленькую карточку. – Да. Он оставил сообщение. Я не был на дежурстве, когда он уходил, но вот записка. Тут сказано, что он ушел около девяти часов и, возможно, вернется поздно.

Эта новость привела нас в некоторое замешательство. Кеппель (мы предполагали, что он в Мортон-Эбботе), по крайней мере, находился в этом отеле до девяти вечера.

– Значит, он вернулся из Мортон-Эббота?

– Мортон-Эббота? Да, сэр. Мне сказали, что он вернулся сегодня днем.

– Это возмутительно! – сказала Эвелин тоном деловой женщины. – Когда назначена встреча… Профессор Блейк…

Мой убийственный взгляд остановил ее, но служащий насторожился.

– Но, – предположил я, – мы можем подождать в его номере?

Служащий замешкался.

– Простите, сэр. Если к нему придут посетители, они… то есть он предпочел бы, чтобы они не ждали его там. Это его последнее распоряжение. Простите, сэр. Вы понимаете. Это приказ. Доктор Кеппель – ну, он такой.

– Тогда, по крайней мере, – холодно сказал я, – мы можем сами снять номер. Мой секретарь очень устал…

Служащий охотно согласился. Хотели бы мы получить комнаты на том же этаже, что и доктор Кеппель? Да. Хотели бы мы смежные номера? Да. Служащий потянулся за двумя ключами, подвинул к себе бухгалтерскую книгу и подозвал ночного портье. Затем он улыбнулся.

– Простая формальность, сэр, – сказал он, – у леди нет никакого багажа, вы понимаете…

Я заплатил и расписался за нас обоих. Когда ночной портье повел нас к скрипучему лифту, мы с Эвелин посмотрели друг на друга. Значит, Кеппель оставил сообщение, что, если к нему придут какие-нибудь посетители, им нельзя ожидать встречи в его номере. Боже милостивый, возможно ли, что он ждал нас? Пока лифт, покачиваясь, поднимался мимо высоких и широких коридоров с выкрашенными в белый цвет дверями, я пытался понять, к чему нам надо готовиться. Не исключено, что Кеппель ждал нас, и все же, учитывая все эти меры предосторожности, это казалось маловероятным.

Его комнаты находились на верхнем этаже. Мы прошли по коридору, устланному темным ковром, с едва ощутимым запахом затхлости, который часто бывает в старых отелях. Он был построен в незапамятные времена, комнаты в отеле были очень большие, и выкрашенных в белый цвет дверей с обеих сторон коридора было немного.

– Где, – спросил я портье, инстинктивно понизив голос, – номер доктора Кеппеля?

Он кивнул в сторону двух дверей слева, последних в конце коридора. Хотя в холле было сумрачно и горела лишь одна тусклая лампочка в стеклянной чаше на верхней площадке лестницы у лифта, мы отчетливо видели эти двери, и земля снова ушла у нас из-под ног. Обычно, насколько я помнил, древние замки на этих дверях можно было вскрыть пилочкой для ногтей или крючком для пуговиц. Но осторожный доктор Кеппель оборудовал обе свои двери йельскими дверными замками [12] .

12

Эти замки открываются не ключом, а кодом.