Убийства в стиле Джуди и Панча
Шрифт:
Я примерил его. Эффект был настолько ужасен, что пришлось тут же его снять. Мои руки на два дюйма высовывались из рукавов, и сюртук грозил лопнуть в плечах, а из-за более высокого роста Серпоса фалды сюртука доходили мне до икр; образ потешно дополняли костюм из синей саржи и яркий безвкусный галстук. Пройтись в таком наряде по английскому поезду, когда повсюду ищут беглеца, означало быть пойманным незамедлительно. Оставался единственный выход. В конце концов, никто не ожидает, что пастор будет образцом изящества в одежде…
Пятью минутами позже (ровно в одиннадцать тридцать, за двенадцать часов до свадьбы) я вышел из туалета, облаченный в костюм священника, включая воротничок. Ансамбль, хотя тесноватый и перекошенный, скорее всего, пройдет проверку на подлинность, и я постарался, чтобы мое лицо было под стать наряду. В одной руке у меня
– Господи Исусе! – выдохнул он.
Это было слишком.
– Послушай, – сказал я и перевел дыхание, – прошу тебя в последний раз, ради бога, не мог бы ты отказаться от этой проклятой шутки о пере…
– Тсс! – прошептала Эвелин и перевела глаза в сторону сиденья возле прохода. Я повернул голову и встретился с ледяным взглядом настоящего священника англиканской церкви.
Он не был похож (по крайней мере, при беглом осмотре) на священника, это точно. Высокий и худощавый, крупное бледное лицо повернуто вбок, как у сторожевой собаки, волосы с проседью зачесаны тонкими прядями назад. Он внимательно смотрел на меня поверх очков в полуободковой оправе. Затем священник молча скрестил ноги и одну из них прижал к сиденью, чтобы дать мне пройти. В руках у него был «Таймс», он опустил глаза и зашуршал страницами.
Я решил было сказать: «Pax vobiscum» [9] , но не осмелился. Повисло тяжкое молчание, как бывает в железнодорожном вагоне, когда люди хотят поговорить друг с другом, но их сдерживает присутствие незнакомцев. Тишину нарушало только постукивание колес да шелест прохладного ветерка, проникавшего в полуоткрытое окно. Я чинно прошел мимо священника и сел рядом с Эвелин.
Она явно сдерживала смех, но я должен признать, у нее это хорошо получалось. В ее карих глазах читалось восхищение. Кожа Эвелин имела тот коричневато-золотистый оттенок, который так редко встречается в жизни: и при определенных обстоятельствах это позволяло ей выглядеть невиннее, чем на пасхальной открытке. Она говорила тем выразительным, энергичным и звонким голосом, который появляется у женщин при разговоре с лицами духовного звания.
9
Мир вам (лат.).
– О, я так рада, что вы здесь! – воскликнула она. – Я так боялась, что мы разминулись с вами. Конечно, мы видели, как вы садились в поезд, но я искала вас повсюду и не могла найти. О, простите меня. Мистер Стоун, это мистер… – Она остановилась в прелестном замешательстве и смущении. – Послушайте, ужасно глупо с моей стороны…
– Колдерон, – сказал я. – Томас Колдерон.
– Конечно! Мистер Стоун, это мистер Колдерон.
У Стоуна был такой вид, словно он хотел сказать: «Да что вы говорите?» Его румяное лицо выглядело сердитым за стеклами пенсне. Тем не менее он серьезно кивнул и слегка взмахнул сигаретой.
– Рад познакомиться с вами, сэр, – угрюмо произнес Стоун. – Я немного удивился, увидев вас. Садитесь. Поставьте свою сумку на полку. Эта молодая леди очень беспокоилась о вас, и она искала вас по всему поезду. Где вы были?
– В туалете, – любезно ответил я. – Такие вещи… э-э… требуют времени, вы же понимаете.
Это было ошибкой. Снова воцарилось молчание. Мой коллега-пастор не отрывал глаз от «Таймс», но его взгляд скользнул куда-то вбок. Он был очень нетороплив, сложил газету и, казалось, некоторое время размышлял, затем встал, медленно вышел из купе и закрыл за собой дверь. Мы не избавились от него, поскольку его багаж остался на
полке над сиденьями, но из купе ушла напряженность.Эвелин снова забилась в угол.
– Кен… – смиренно сказала она.
– Ну что ж, – произнес я, – ты все-таки вляпалась в переделку, верно?
Она по-прежнему излучала кротость, но в глазах у нее плясали огоньки.
– Честно говоря, старина, разве это не единственное, что можно было сделать? Серьезно. Если бы по какой-то случайности ты не появился завтра, то знаешь, что бы произошло, не так ли? А так мы оба вляпались.
В конце концов, полагаю, так оно и было. При виде этой девушки мое отношение к этому приключению изменилось. Оно по-прежнему оставалось опасным, но теперь оно начинало мне нравиться. Все выглядело превосходно. Я потянулся к Эвелин, чтобы посадить ее себе на колени, но тут же вспомнил, что мой коллега-проповедник подозрительно смотрит на нас сквозь стекло из прохода. Поэтому я чинно отпихнул ее, не дожидаясь, пока она проявит свою привязанность, и вместо этого взял в руки «Проповеди из прихода в Сассексе». Стоун чревовещал, не разжимая губ.
– Это прекрасно, – сказал он и продолжил тоном родителя, который отчитывает своего старшего сына за поздний приход домой. – Вам должно быть стыдно слоняться повсюду в маскарадном костюме, когда дома вас ждет такая прекрасная девушка! – Потом он внезапно остановился, словно ему пришла в голову неожиданная мысль, и холодно посмотрел в окно.
– Сейчас, сейчас! Только не это… – взмолилась Эвелин. – Кен, мистер Стоун ни с кем из нас не разговаривает. Был жуткий скандал, и во всем виноват Г. М. Я так и не поняла, из-за чего все произошло, это было как-то связано с новой шляпой Г. М. Когда я добралась до дома полковника Чартерса, все было кончено. Мистер Стоун пришел к Г. М., но тот не стал его слушать и вышвырнул из дома, они страшно друг на друга ругались. Я побежала за мистером Стоуном по подъездной дорожке, но это было бесполезно… Очень досадно. Ведь мистер Стоун проделал такой путь из Америки только для того, чтобы ему кое-что сказать…
– Забудьте об этом, – проворчал Стоун, немного смягчившись. – Я же говорил вам, что это была увеселительная поездка – я приехал навестить свою дочь и зятя в Бристоле. Вот и все. Хотя, конечно, я хотел встретиться и с Мерривейлом, чтобы оказать услугу моему другу. В любом случае, мисс Чейн, я рад, что снова повидал вас. Рад, что у старого чудака есть знакомые, наделенные крупицей здравого смысла.
Эвелин нахмурилась:
– Видишь ли, Кен, я снова встретила мистера Стоуна на станции Мортон-Эббот, когда мы оба садились на поезд. И я пыталась выяснить, что именно он хотел сказать Г. М. Он… ну, не очень общительный. Это касается человека по имени Л.
Наступила пауза. Эвелин пристально смотрела на меня, и я задался вопросом, как много ей известно. Они, должно быть, поняли по выражению моего лица, что это очень важно. Атмосфера в купе немного изменилась. Стоун рассматривал меня прищуренными глазами.
– Что-то случилось, да? – тихо спросил он.
– Происходит, черт возьми, нечто серьезное, – сказал я и посмотрел на Эвелин. – Ты знаешь всю историю целиком?
– Я знаю то, что мне рассказал Г. М., – ответила она, – и то, что ты сказал по телефону. Но я хочу знать другое, Кен. Что же все-таки ты натворил? У меня есть для тебя комплект одежды. – Она указала на чемодан на верхней полке. – Это старый костюм, который носил полковник Чартерс до того, как сильно похудел, и он говорит, что этот костюм должен тебе подойти. Он очень предусмотрительный. И даже положил складной нож на случай, если тебе снова придется заниматься кражами со взломом. О, и еще у меня есть для тебя билет, чтобы ты мог ехать в поезде на законных основаниях. Кто-нибудь обратил на тебя внимание при посадке в полицейской форме? У кого-нибудь возникли подозрения? Я видела, как ты бежал вдоль поезда и вскочил в него, когда я уже сама собиралась выпрыгнуть, а потом я нигде не могла тебя найти.
– Я не знаю. И это меня беспокоит. Поезд делает какие-нибудь остановки до Бристоля?
– Только одну. В Эксетере, я думаю. Мы должны быть там очень скоро.
– Тогда мы все и узнаем. Но дело не в этом. Мистер Стоун, у вас была какая-либо информация, которую вы могли бы передать сэру Генри Мерривейлу, о международном агенте или просто шпионе, когда-то известном как Л.?
– Верно, – сказал Стоун и окинул меня пристальным взглядом.
Теперь он стал похож на человека, игравшего в покер, или на человека, выступавшего в качестве свидетеля.