Убийственное совершенство

Компьютер наконец освободился, и он с облегчением убрался подальше от женщины, бормоча про себя благодарственную молитву. Он открыл почтовый сервер, ввел имя — Тимофей Иоиль — и пароль и вошел в свой почтовый ящик.

Одно новое письмо.

Господь защитит и сохранит его, и поможет ему в Чужой земле, и не предаст его в руки его врагов.

Апостол удалил письмо, закрыл почту, расплатился и вышел из кафе. Он улыбался. Быстрыми шагами он направился обратно к станции метро, не заботясь о том, чтобы вдыхать как можно реже, не замечая шума. Его голова была занята более важными мыслями. Мыслями о предстоящем путешествии. Никогда раньше Апостол не бывал за границей.

Теперь он отправляется в Англию.

74

Рождественские украшения еще не снимали. На одной из стен висел политкорректный детский рисунок, изображавший трех волхвов — все трое принадлежали к разным расам. Шейла Микаэлидис стояла в стороне. Наоми сняла с Люка и Фиби пальтишки, пристроила их на вешалку и ушла.

Психолог сразу же отметила перемену в поведении близнецов. Как только мать удалилась, они как будто ощутили прилив энергии. Люк решительно двинулся в главную игровую, Фиби последовала за ним. Шейла тоже прошла вперед и встала в дверях, откуда хорошо просматривались обе игровые. И тут же испытала шок.

В главной комнате находилось около дюжины ребятишек и воспитательница, женщина лет тридцати, в джинсах и шерстяном свитере с этническим узором. Большинство детей сбились в небольшие группы. Как только вошли Люк и Фиби, наступила пугающая тишина. Все игры немедленно прекратились. Дети замерли на месте, никто не осмеливался поднять взгляд. Казалось, они съежились, стараясь быть как можно менее заметными.

Шейла взглянула на воспитательницу. Та не спускала с близнецов глаз, следя за каждым их движением.

Люк подошел к двум мальчикам, которые секунду назад вырывали друг у друга маленького пластмассового рыцаря на коне. Он молча отнял у них рыцаря; мальчики не оказали никакого сопротивления. Люк презрительно осмотрел рыцаря и отшвырнул его. Фиби присела на корточки и оглядела кукол. Шейла заметила, что две девочки, игравшие с ними, словно застыли; их била крупная дрожь.

Люк направился к столу, где четверо детей строили башню из кубиков Лего. Его руки замелькали так быстро, что Шейла не могла за ними уследить. Она видела только цветной вихрь, изумленный взгляд воспитательницы, неподвижные фигуры детей, их испуганные лица. Люк отступил.

Шейла невольно прижала ладонь ко рту. Она не могла поверить своим глазам. Меньше чем минуту назад башня заваливалась на один бок, и из нее выступали отдельные кубики. Теперь она была идеально ровной, на несколько дюймов выше, причем все стороны были разного цвета. Она напоминала вытянутый вверх кубик Рубика с безупречной заостренной крышей.

Люк и Фиби двинулись к выходу. Шейла отступила, чтобы пропустить их. Будто выходя из-под гипноза, дети стали понемногу, один за другим поднимать взгляд, словно хотели убедиться, что близнецы действительно ушли.

Шейла почувствовала, как по спине у нее пробежали мурашки.

Люк и Фиби подошли к мальчику, который сидел за компьютером, встали по обе стороны от него и тихо что-то произнесли.

Мальчик пулей выскочил из-за компьютера и помчался по коридору в сторону кухни. Он трясся и вопил что было сил. Из кухни выбежала встревоженная Пэт Барли. Она мельком взглянула на Шейлу и прижала мальчика к себе:

— Что такое, Мэтью? Что случилось?

Он уткнулся лицом в ее живот, захлебываясь слезами и дрожа, как испуганный зверек.

Шейла вздрогнула. Ужас мальчика начинал передаваться и ей. Она прислушалась, пытаясь разобрать, что он говорит, но Мэтью только лепетал что-то бессвязное. Одним глазом она продолжала наблюдать за Люком и Фиби. Близнецы полностью погрузились в компьютер, который только что отвоевали.

Что они ему сказали?

Через несколько минут Пэт Барли выскользнула в коридор и сделала Шейле знак следовать за ней.

— Что сказал Мэтью? — спросила Шейла, как только они оказались одни. — Чем Люк и Фиби его так напугали?

— Я не знаю — так происходит всегда. Другие дети их тоже боятся. Думаю, дело не в том, что они говорят, а в том как. И вдобавок они выглядят намного старше.

— Мне приходилось встречать детей с самыми разными, иногда довольно отталкивающими отклонениями в поведении. — Шейла Микаэлидис понизила голос. — Жестокие дети, неуправляемые дети, дети, полностью погруженные в свой мир, но… я никогда, никогда не видела такого, как сейчас.

— Я сама первый раз в жизни с таким сталкиваюсь, — призналась Пэт Барли. — А я многое повидала, можете мне поверить.

— Они применяют физическое насилие? Может быть, бьют других детей?

— Нет. По крайней мере, никто из нас такого не замечал. Это чисто психологическое. Они заставляют всех плясать под свою дудку. Если я пытаюсь поговорить с ними, они или просто молчат, или несут какую-то тарабарщину.

— Большое вам спасибо за то, что разрешили мне прийти сюда и понаблюдать за ними, — сказала Шейла.

— Возможно, теперь вы понимаете, почему я была вынуждена отказать Люку и Фиби в посещении?

— Да.

Некоторое время они молча смотрели на Люка и Фиби. Картинка была абсолютно мирной. Обычные, счастливые дети вместе играют на компьютере.

— Бог знает, что из них вырастет, — тихо произнесла Пэт Барли.

75

Дневник Наоми

Снег! Целых четыре дюйма. Все вокруг белым-бело. Отличное начало нового года! Джон купил детям санки. Они с Л. и Ф. ходили кататься на холмы. Л. очень понравилось, Ф. недовольна. Как она может не любить снег? Все дети его любят!

На следующей неделе мы пойдем в новые ясли — для детей с особенностями поведения. Их нам посоветовала Шейла Микаэлидис.

По крайней мере, в самые темные моменты, когда я начинаю терзаться насчет того, что мы натворили (или, скорее, что натворил Детторе), мне удается убедить себя, что в людях, по большому счету, нет ничего особенного. Все это полная ерунда — что человеческая жизнь драгоценна и священна. Может быть, для некоторой части человечества, для тех, кто живет в развитых странах, в этом еще и есть какой-то смысл. Но как там говорил Детторе? Только меньше двадцати процентов населения Земли умеют читать и писать. Не уверена, что я считала бы свою жизнь уникальной и неповторимой, если бы мне пришлось целыми днями стоять по щиколотку в воде на рисовом поле. Или ютиться с девятью ребятишками в крохотной хижине. Вряд ли я вообще называла бы это жизнью — скорее существованием.