Убийственное совершенство
Шрифт:
— Нет… — начала Наоми, но Джон положил руку ей на плечо:
— Доктор Микаэлидис права, милая. Мы должны были ей рассказать.
Наоми уперлась взглядом в ковер. Она вдруг почувствовала себя школьницей, которую отчитывает строгая директриса.
— Доктор Микаэлидис, все не совсем так, как вам представляется. Мы просто хотели, чтобы доктор Детторе убрал гены болезней.
— И все?
— Более или менее.
— «Более или менее»? — повторила психолог.
Повисла еще одна пауза.
— Мы согласились на еще кое-какие изменения, — заговорил Джон. — Чтобы… помочь своим детям.
— Каких именно областях?
Джон тоже ощутил себя школьником, которого вызвали на ковер. Почему-то он почувствовал желание оправдаться.
— Например, чтобы они были менее восприимчивы к болезням. Мы улучшили их иммунитет.
— Когда мы говорим их, это… в общем, неправильно, — поправила Наоми. — Мы думали только об одном ребенке.
— Мальчике, — вставил Джон. — Сыне.
— А он убедил вас, что близнецы лучше?
— Он не сказал ни слова о близнецах, — терпеливо повторил Джон. — Мы узнали об этом намного позже, когда срок был уже довольно большой. И все изменения, которые мы решили внести в геном, были не очень существенны. Мы хотели, чтобы наш сын был высоким. Чтобы у него был хороший слух и хорошее зрение. И чтобы он меньше нуждался в сне, когда станет старше. И получал больше энергии из меньшего количества пищи.
— И еще мы решили улучшить его способность усваивать информацию.
— Меньше сна и повышенная способность усваивать информацию, — повторила психолог. — А теперь вы удивляетесь, что они не спят всю ночь и сидят за компьютером, пытаясь узнать как можно больше? Чего вы ожидали, спрашивается?
— Не этого, — возразила Наоми. — Мы хотели помочь им преуспеть в этой жизни. А не превратить в… — Она прикусила губу.
— Во фриков. В уродцев, — сказал Джон. — Вот слово, которое моя жена не решается произнести.
— Вот какими вы видите своих детей, доктор Клаэссон? Вы считаете их уродцами?
— Уродцы не в цирковом смысле слова. Я имею в виду, они отличаются от других детей. Как будто… сделаны из другого теста.
— Полагаю, они и сделаны из другого теста, — заметила Шейла.
Джон и Наоми ничего не ответили.
— Если вы хотите, чтобы я вам помогла, начиная с этой минуты должны быть абсолютно откровенны. — Психолог по очереди посмотрела на них обоих. — Я хочу, чтобы вы сказали мне прямо: когда вы были в клинике, доктор Детторе предлагал вам некий стандартный набор?
— В каком смысле? — не поняла Наоми.
— В смысле — предлагал ли он своим пациентам — клиентам — что-то вроде контракта? Возможно, там был прописан определенный уровень IQ, — она принялась загибать пальцы, — определенный рост, талант к определенным видам спорта? У вас не возникло ощущения, что все эти вещи взаимосвязаны? Что одно влечет за собой другое?
— Нет, — сказал Джон. — У нас был огромный выбор.
— Слишком огромный, — добавила Наоми. — Мы даже растерялись.
Они попытались припомнить как можно больше «опций» из списка, предложенного Детторе. Выслушав их, Шейла взглянула на экран компьютера, потом откинулась в кресле и задумчиво посмотрела на Джона и Наоми:
— У меня есть кое-какие новости. Последний раз мы встречались с вами в конце прошлой
недели. С тех пор я получила ряд сообщений от детских психологов — от двадцати шести, если быть точным. Их пациенты — дети, зачатые в клинике доктора Детторе.— Я думал, это конфиденциальная информация, — сказал Джон.
— Так и есть. Поэтому мои коллеги сначала поговорили с родителями этих детей и спросили, не возражают ли те против распространения сведений и не согласятся ли они побеседовать со мной.
Она снова взглянула на экран, положила ладони на стол и чуть подалась вперед.
— Все дети — близнецы. И во всех случаях это явилось сюрпризом для родителей. У всех детей очень высокий интеллект, они выглядят старше своих лет и имеют точно такие же отклонения в поведении, как Люк и Фиби.
89
Джон и Наоми молчали не меньше минуты, пытаясь переварить то, что сказала доктор Микаэлидис.
— Вы хотите сказать, что они клоны? — спросил Джон. Его горло вдруг сжалось от ужаса.
— Нет. Я попросила нескольких родителей прислать мне фотографии, потому что такая мысль тоже пришла мне в голову. Все дети разные. — Шейла неожиданно улыбнулась. — Кроме того, у меня большой опыт, я же наблюдаю родителей с детьми, поэтому могу вас уверить — между вами и вашими близнецами есть совершенно определенное сходство.
— Слава богу, — выдохнула Наоми.
— У всех высокий уровень интеллекта, все выглядят старше своих лет, те же проблемы с поведением, и все близнецы, — повторил Джон. — Но как это возможно? Мы выбрали только некоторые пункты из списка. Другие родители наверняка выбрали что-то иное, может быть более радикальное. Как так получилось, что все дети настолько похожи?
— Может быть, по той же самой причине, по которой вы хотели иметь только одного ребенка, а в результате получили двойню? — загадочно предположила психолог.
Наоми непонимающе посмотрела на нее:
— И что это значит?
— То, что у доктора Детторе были свои собственные планы. Вот на что намекает доктор Микаэлидис, — сказал Джон.
Наоми медленно кивнула:
— Вы знаете, в глубине души я подозревала то же самое. С тех самых пор, как Люк и Фиби появились на свет.
— У доктора Детторе не слишком хорошая репутация в научном мире, — заметила Шейла. — Достаточно почитать его интервью, и сразу становится понятно — это человек с крайне узкими взглядами, совершенно незнакомый с таким понятием, как медицинская этика. И при этом не воспринимающий критику.
— Вы думаете, он использовал Наоми — и десятки других женщин — как своего рода… суррогатных матерей для своих экспериментов?
— Боюсь, что это вполне вероятно.
Джон и Наоми беспомощно посмотрели друг на друга. Они не знали, что сказать.
— Но это не должно повлиять на ваше отношение к собственным детям, — продолжила психолог. — Даже если их генетическая «начинка» не совсем такая, как вам бы хотелось, они все равно ваши. Ваша плоть и кровь.
— И что теперь будет? — мрачно спросила Наоми. — Бесконечная череда социальных экспериментов? Такое ощущение, что Люк и Фиби — подопытные крысы для ненормальных ученых и психиатров со всего мира.