Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело
Шрифт:
Хартулари: Ну что, этот голос похож?
Гордин: Нет, этот голос изменен, не похож. Голос был чище.
Желябов: В голосе того человека слышалась привычка повелевать или это был простой человек, вроде торговца?
Гордин: Он говорил: «Поезжай пошибче».
Михайлов: Мне не приходилось ездить на рысаках, и тогда я имел у себя только 5 копеек. Показание свидетеля неверно.
Передопрошен свидетель Дмитриев по просьбе защиты.
Хартулари: Вы начали выслеживать вышедшего из лавки Кобозева человека на Малой Садовой?
Дмитриев: Я хотел только перейти на другую сторону, как он вышел и направился к Невскому, повернув к Пассажу. Я прошел мимо него, не давая признаков, что слежу за ним, но он утирал лицо платком.
– Осталась у вас в памяти физиономия этого человека?
– Это был только один момент, так что хорошо не могу припомнить.
Свидетель Теглев (пристав 1-го участка Спасской части): Когда Кобозев желал открыть лавку и первый раз явился в управление участка, он обратил на себя мое внимание бойкостью своих ответов. Я тогда же поручил
Первоприсутствующий: Следовательно, у вас была уже мысль о возможности подкопа?
Теглев: Точно так. Я рассказал генералу Мровинскому все мои подозрения и вместе с тем сказал, что есть благовидный предлог осмотра, именно: не сочится ли вода. Мы вошли в лавку, и я обратил внимание техника на обшивку. Он посмотрел, постучал, и мы вошли во вторую комнату. Я отодвинул сундук, который стоял в углу, техник осмотрел стены, и мы перешли в третью комнату. Я указал на кучу, которая тут была, так как сам не мог войти, потому что в комнате было уже трое. Кобозев сказал, что это кокс, и генерал Мровинский подошел, взял кусок и сказал, что это действительно кокс. Выходя, генерал Мровинский сказал мне, что он ничего подозрительного не видит. Когда пошли опять во вторую комнату, я снова обратил его внимание на обшивку и говорю Кобозеву: «Здесь прежде была сырость, и вы, обшивая стену, мешаете проникать воздуху». Генерал Мровинский сказал, что действительно так, что за обшивку попадают крошки сыра, они гниют и портят воздух. Я ожидал, что он прикажет отодрать доску, но он сказал, что подозрительного ничего не видит, и я успокоился.
Свидетель Лерепланд (помощник пристава 1-го участка Спасской части): 27 февраля околоточный Дмитриев передал мне, что имеет на лавку Кобозева подозрение. Я обратился к приставу и просил его позволить мне сходить на место. Получивши разрешение, я отправился, вызвал дворника, расспросил о том, нет ли каких-нибудь данных, по которым можно было бы заподозрить Кобозева. Дворник сказал, что ничего не слыхал и не видал, но что четверть часа назад в лавку вошел молодой человек, которого он видел раза два до этого, и что, выходя, он как будто бы осматривался. Я доложил об этом приставу. Ввиду этого был командирован околоточный надзиратель Дмитриев, с тем чтобы следить за лавкой, и затем было предписано технику Аникину прибыть для освидетельствования подвала. Наутро мне сказали, что Аникин занят исполнением другого поручения. Я просил пристава, нельзя ли доложить градоначальнику. Пристав съездил и, возвратившись, велел мне ждать на углу Невского и Малой Садовой, причем сказал, что он явится вместе со старшим техником, генералом Мровинским. Действительно, они явились и приказали мне следовать за собой. Я спросил, не взять ли кого-нибудь, но пристав сказал, что никого не нужно, для того чтобы не подавать ни малейшего повода полагать, что осматривается что-нибудь другое, кроме сырости стен. В лавку вошли генерал Мровинский, пристав и дворник, а я вошел последний. Обошли комнаты, в них было чисто, аккуратно, так что ничего заметно не было. Когда вышли из лавки, я спросил, что же оказалось. Пристав говорит, что, по уверению генерала Мровинского, стены совершенно целы и что относительно подкопа нечего опасаться.
Свидетель инженер-генерал Мровинский: 28 февраля около 12 часов дня прибыл ко мне пристав 1-го участка Спасской части и заявил, что несколько месяцев тому назад открылась лавка в подвале, которая платит большую сумму, а торговля идет плохо, и что лавка эта становится подозрительной; что поэтому он обратился с ходатайством о моем содействии посмотреть, что делается в лавке. Как технику, мне первая мысль пришла, не делается ли какая работа по подкопу. При этом пристав сказал, что нужно в лавку войти под благовидным предлогом, а именно, что в соседнем подвале просачивается вода; я спросил, нужно ли сейчас сделать осмотр или можно отложить; пристав ответил, что нужно сейчас. Мы поехали; вошли в помещение. В первой комнате никого не было, но затем вышел мужчина высокого роста с рыжеватыми волосами; пристав объявил ему причину нашего посещения. Тогда он отозвался, что у него сырости никакой нет. Мы вошли в соседнюю комнату, и я под предлогом осмотра сырости стен, конечно, устремил все свое внимание на наружные стены. На наружной стене посередине висела лампадка; около входа направо не было ничего, затем в комнате стоял небольшой столик и легкая этажерка, а далее большой сундук, а в углу лежали войлоки. Я просил, чтобы отодвинули сундук, стол и войлоки; их отодвинули. Комната была освещена одним окном, а другое было закрыто. Так как я хотел внимательно осмотреть, то просил зажечь свечку. По наружной стене, как я видел, прежде протекала вода, и домовладелец утолстил эту стену так, что образовался выступ вроде лавки. Я осмотрел стену, и никаких признаков не было. За сундуком на стене было большое пятно; я внимательно осмотрел его и велел стереть – оказалось, что это была просто налетная пыль. Затем по дальнейшему осмотру ни в штукатурке, ни в стене никаких признаков, которые могли бы навести на сомнение, не оказалось. Я обратился к остальной части комнаты, где тоже не было никаких следов. В задней, и последней, комнате лежала небольшая куча сена, и я спросил, откуда это. Хозяин лавки сказал, что это от сыров. Мы вернулись в первую комнату; там стояла большая бочка в углу, и на ней сделана надпись на дне. Я спросил, что это такое, и мне ответили, что это сыр. Я прочитал надпись, на ней значилось: С. Кобозеву. Так
как я знаю одного торговца Кобозева, то спросил хозяина, не родственник ли он ему. Он сказал, что нет. Затем вдоль стены были полки, на которых расположены были сыры, а пространство за ними зашито было досками. Я попробовал лицевую доску, но она оказалась крепко прибитой. Хозяин сказал, что забили стену от сырости. Я сказал, что это дурно сделали, потому что в щели будут попадать остатки сыра и разлагаться. Затем стояли кадки, прилавок был довольно чистый, и нигде никаких царапин признаков не было. Мне еще раз хотелось взглянуть на вторую комнату. Войдя, я облокотился на подоконник, смотря на улицу, и в это время довольно сильно дернул рукой подоконник, но он не поддался. Мы вышли из помещения и перешли в другой подвал.Товарищ прокурора: Не заметили ли вы во время осмотра, чтобы Кобозев был смущен?
Мровинский: Он все время был около меня.
– В его лице и поведении не заметили ли вы чего-нибудь?
– Да, он был беспокоен и встревожен.
Свидетель Ванден – Берген (младший помощник пристава 1-го участка Спасской части): Я был командирован сообщить судебному следователю о том, что Кобозев и его жена скрылись. Судебный следователь приказал мне ожидать его прибытия. Когда он явился, мы с понятыми вошли в лавку и начали осмотр. В двух ящиках оказался песок. Я осмотрел диван и увидел, что он также был наполнен песком и инструментами.
Затем были предъявлены вещественные доказательства, относящиеся к подкопу на Малой Садовой: лом с загнутой лопатой, приспособленный для выломки кирпичей, буравы, лопатки и проч. Что же касается самого снаряда и бутылки, вынутых из мины, то так как запал еще не разряжен, то эти вещи, по заявлению первоприсутствующего, были осмотрены Особым присутствием в отдельном помещении при участии обвинения и защитой, так что в залу суда они внесены не были.
Затем были приглашены эксперты дать заключение о том, что было найдено в мине и как были вынуты снаряды.
Полковник Лисовский объяснил, что с начала открытия подкопа он не присутствовал и приехал тогда, когда отверстие мины было уже открыто. Из отверстия были вынуты элементы, находившиеся в корзинке, затем усмотрены новые проводы, и далее виднелась галерея. Приступили к вскрытию мостовой и рытью почвы под снарядом. Эксперт приказал рядовому Смирнову войти в галерею, чтобы обследовать ее; Смирнов влез в отверстие с большим трудом и при помощи фонаря обследовал галерею. Ему дали веревку, к концу которой привязана была палка, которую он уткнул в то место, где началась забивка, около сточной трубы. Смеривши расстояние от внутренней стены до края забивки, такое же расстояние отмерили по поверхности мостовой, и это место избрали за центр работ, где люди и начали производить раскопку. Смирнов заявил, что, кроме проводов, в галерее лежит еще канат. Предполагая, что этот канат имеет значение провода, который мог служить для взрыва мины автоматическим способом, если бы не удался гальванический, – работы вечером были остановлены до утра. Когда на другой день дорылись до основания галереи, люди с большой осторожностью стали отрывать землю, которая служила забивкой. Вместе с землей вынимались куски войлока. Забивку вынимали крайне осторожно, чтобы не тронуть проводников и каната. Когда наконец дошли до головы минного отверстия, минер заявил, что видится нечто. Подобравшись ближе, он вытащил бутыль. Ее осторожно вынули, поставили на мостовую, и по приказанию генерал-майора Федорова она была вскрыта известным образом, именно посредством нагретых войлоков, которые накладывались на пробку. Затем минер сказал, что видится еще жестяная вещь; вытащили и ее вместе с проводниками и канатом, который, как оказалось, служил просто для передвижения снарядов.
Генерал-майор Федоров объяснил, что так как замерзший динамит трудно воспламеняется, то в запале было сделано особенное приспособление, а именно: запал входил в шашку пироксилина, пропитанного нитроглицерином. Этот заряд должен был взорваться посредством тока, а бутыль должна была взорваться от сотрясения взрыва первого снаряда, так что она была поставлена для усиления взрыва. Затем все эксперты, а именно: г-да Федоров, Лисовский, Родивановский, Линденер и Тишков – в своих заключениях, в сущности, высказали, что в корзине оказалось четыре элемента батареи Грене. Жидкость оказалась зеленого цвета и до некоторой степени была в работе. Крышки были неплотно привернуты; цинк был съеден; концы проволоки были защищены, так что батарея была совершенно приготовлена к взрыву и несколько времени уже работала. Чтобы произвести взрыв, оставалось только соединить проводники. Один из экспертов, желая посмотреть отверстие, хотел туда войти, но пролезть не мог. Из канала шел весьма сильный запах сернистого водорода, что объясняется присутствием разрезанной трубы. Вынутые впоследствии доски были сильно насыщены карболовой кислотой. Когда вынули раму, то увидели, что отверстие расширяется. В лавке была открыта масса земли. По вычислениям экспертов оказалось, что из галереи должно быть вынуто 82 фута земли, а в лавке ее оказалось 109 футов. Если принять во внимание, что вынутая из галереи земля разрыхлилась, то это дает увеличение, так что количество вынутой земли совпадало с найденным в лавке, а потому эксперты заключили, что из лавки земля никуда не вывозилась. В одной из комнат земля находилась просто в куче, прикрытой сеном.
На вопрос прокурора, сколько времени понадобилось для производства этих земляных работ, предполагая, что они производились двумя или четырьмя лицами, полковник Лисовский объяснил, что работа эта потребовала от трех до четырех недель, причем он полагает, что более двух человек одновременно работать не могли, и именно один работал в голове, а другой у отверстия.
На дальнейшие вопросы прокурора эксперты объяснили, что работа ведена с знанием дела. В числе вещественных доказательств находился лом с особенно устроенной лапой, посредством которого можно выламывать кирпич без шуму. Подкоп велся тем же способом, который употребляется в горном деле. Вести галерею особенного труда не представляло, и только когда прорезали сточную трубу, то из нее много выделялось газов, для противодействия которым употреблялась в сильных дозах карболовая кислота. В заряде и бутыли черного динамита оказалось с посудой 89 фунтов. Большую мину генерал-майор Федоров разрядил, а бутыль осталась нетронутой, так как она залита парафином. Динамит в мине был того же качества, как и остаток в жестянках, найденных в квартире Желябова. Если взять емкость этих трех жестянок, то она подходит к емкости и большого заряда, а емкость сахарницы, если она была наполнена динамитом, соответствует емкости бутыли. Относительно степени разрушения эксперты полагали, что взрыв мины образовал бы воронку от двух с половиной до трех саженей в диаметре. В окружающих домах были бы выбиты рамы, обвалилась бы штукатурка, и куски асфальта взлетели бы кверху; кроме того, в домах могли бы разрушиться и печки. Что же касается стен домов, то, смотря по степени их прочности, они могли бы дать более ли менее значительные трещины. От взрыва пострадали бы все проходившие по панелям, ехавшие по мостовой и даже люди, стоявшие в окнах нижних этажей. Люди могли пострадать как от действия газов и сотрясения, так и от кусков падающего асфальта и карнизов.