Убийство Короля Нага

— Сколько еще осталось до удара? — спросила она.

— Может быть, несколько минут. Может быть, еще час. Мы всегда укладываемся пораньше. И большинство дверей запираются и запечатываются каждую ночь на закате, благодаря Лотебу.

Она жестом указала назад через плечо.

— Эта тоже?

— Нет. Это внутренняя дверь. У них не было времени их подготовить. Только двери в спальни. Лазареты. Подземелья. Клетки. Комнаты, в которых может находиться кто-то, кто сошел с ума.

— Значит, я могу оставить ее открытой?

— Как тебе будет угодно.

— Давай оставим ее открытой. В темноте все кажется страшнее. — Она осталась рядом с ним. — Итак…

— Итак… — Он проверил узы на своих запястьях. Металл не поддавался даже слегка. — Будет землетрясение перед тем, как Раскол начнет пульсировать. Сильнее, чем другие толчки.

— Тогда у нас есть немного времени… — Она потянула за одну из ниток на боку брюк. — Я могу еще что-нибудь сделать?

— Нет, — сказал он. — Этого уже более чем достаточно. И если тебе нужно уйти, то уходи. Я не буду держать на тебя зла.

— Я никуда не уйду. — Она положила руку на то место, где могло быть его колено, а затем почти сразу же отдернула пальцы. Не слишком ли это? Она не должна так прикасаться к нему. — Это будет…

Земля задрожала. Все покачнулось. Сверху посыпался ил.

Она закрыла глаза. Вот-вот все начнется.

Поток фиолетового тумана, насыщенного цвета, пронзил стену. Он закружился над ним, а затем устремился в лицо. Он был гораздо быстрее, чем любой другой, который она когда-либо видела. Она едва успела перевести дух, как весь дворец разразился воплями и криками ужаса. Она замерла. По коже побежали мурашки, в жилах забурлил адреналин. Она посмотрела на него и отпрянула к стене.

Полф, он не шутил!

Это не было похоже на те кошмары, которые она видела у других. Что бы это ни был за ужас, он, казалось, разыгрывался перед его глазами, вызывая первобытный ужас и искажая само его существо.

Более того, он изменил его вид. Его лицо стало неузнаваемым. Его зубы удлинились, превратившись в острые как бритва иглы с огромными серебряными клыками вместо резцов и дополнительными рядами в глубине рта, все они были загнуты назад. Его язык стал длинным и вильчатым, больше похожим на змеиный. Зазубренные чешуйки и шипы торчали из его плеч, скрежеща по камню и вонзаясь в коврик, словно лезвия. На голове и вдоль шеи у него развевался массивный колпак, похожий на колпак королевской кобры с яркими цветами. Его когти тоже стали длиннее и изогнутее, сверкая, как лезвия. Его чешуя стала светлее и ярче. А глаза — о, эти великолепные нежные глаза! Они стали тусклее и суровее, заострились от ярости и страха и скрылись под остроконечными чешуйчатыми бровями.

Он дернулся и зарычал.

Как такое вообще возможно?

Как он уже говорил, в его взгляде не было узнавания. Он даже не признал, что видит ее. Он боролся и боролся, рвался вперед и назад, пытаясь хоть как-то закрепиться. Но путы держали его крепко.

В этот момент он причинял боль только себе. Его бедные запястья и хвост, должно быть, сильно повредились от тех усилий, которые он прилагал, пытаясь освободиться.

Она подошла ближе и подняла руки.

— Все в порядке, Цикори. Все безопасно. Ты в безопасности. Я здесь, с тобой. И это безопасно.

Его рев оборвался, а глаза закатились. Они полыхали ярким зеленым светом, уже не таким тусклым, но зрачки теперь были не кругами, а вертикальными прорезями. Он оскалил зубы, словно загнанный в угол зверь. Клыки выгнулись дугой, но он не мог подойти ближе.

Она положила руку ему на грудь, ее собственный ужас все сильнее бился в ней. Сейчас он даже не был похож на Цикори, но это был он. Это был Цикори, Тенгрий. А он чувствовал себя испуганным и одиноким.

— Все будет хорошо, — сказала она громче, чем прежде. — Ты не должен быть в порядке сейчас, и ты не должен чувствовать, что это хорошо, Цикори. Я знаю, что ты боишься. Мне тоже было бы страшно. Я даже не могу представить, что ты видишь. Но послушай меня… — Слова подвели ее. — Все будет хорошо. Ты пройдешь через это.

Слова замирали в ее горле.

Все, о чем она могла думать, — это колыбельная, которую она иногда пела Тиеро и Саланке.

И она запела.

Он завыл, зарычал и загремел цепями. Из камня, где крепился металл, летели куски породы и обломки, но они держались крепко.

Иногда она зажимала уши. Иногда она прижимала одно ухо к плечу и клала руку ему на грудь. Его сердце гулко билось под ее кончиками пальцев, а его голос перекрывал ее голос. Иногда он был таким громким, что она даже не слышала своих собственных попыток петь.

Минуты растягивались в часы. Еще два раза странный туман проникал внутрь и атаковал его лицо, гораздо более жестокое, чем то, что она видела раньше. Постепенно его голос охрип, а рычание ослабло. Она запела громче и заговорила с ним, практически кричала в тот момент.

Наконец, задыхаясь, он замолчал. Пот катился по его лицу, смешиваясь с тем, что могло быть слезами.

Он медленно моргнул, пытаясь улыбнуться.

— Я… обычно в этот момент я нахожу тебя, ждущую меня. В снах.

— Это прошло, Цикори?

— Должно было. — Он кивнул, тяжело дыша. Его зубы вернулись в нормальное состояние. Зазубренные чешуйки на плечах исчезли. Его чешуя приобрела более глубокий сине-зеленый оттенок.

Она принесла умывальник и тряпку. Она осторожно вытерла ему лоб.

— Хочешь, я сниму с тебя оковы?

— Нет. — Его дыхание оставалось тяжелым. — Я не… они не придут за мной до утра. Мы можем подождать до этого времени.

— Разве это не потому, что слишком много людей, чтобы быстро добраться до тебя? Гао предложила мне позаботиться о тебе.

Она продолжала вытирать пот. Его мышцы пульсировали и дрожали. Тем не менее, казалось, что на него снизошло глубокое спокойствие. Дыхание стало легче.

— Возможно, — сказал он, слегка нахмурив лоб. — Но я никогда не освобождался от цепей до утра на третью ночь.

— А после того как ты освободишься, оно возвращалось?

— Нет.

— Что ж, тебе нужно отдохнуть. Думаю, ночь еще не прошла и половины.

— Это не так. У нас есть еще шесть часов. Чего бы это ни стоило.

Она прополоскала ткань в тазу, а затем выжала ее.

— Наверное, поэтому иногда во сне ты не мог говорить… — Она покачала головой. — Я думала, ты просто устал. Наверное, так и было, но по другой причине.

Он слабо рассмеялся.

— Да. Именно ты — всегда ты — придавала мне смелости вернуться. Даже когда я не мог вспомнить всего этого. Не знаю, как бы я выдержал без тебя.

— Полагаю, это означает, что тебе пора спать.

Он слегка улыбнулся, вздернув бровь.

— Не думаю, что ты сможешь уснуть.

Ее пульс определенно участился. Его ужасающий вид еще не настолько оставил ее, чтобы она успокоилась.