Убийство по-домашнему

В другом письме: «…если этот Дегранж — Арманд фон Гене, то он скрывается не от ФБР, а от вражеских агентов, которые давно разыскивают его, имея приказ убрать этого человека. Если это он, у него были причины отрастить бороду».

В следующем письме: «…да, фон Гене располагает довольно значительными суммами денег. Известно, что, убегая из Европы, он вывез драгоценности, унаследованные от матери…»

Потом: «…Нет, фотографии этого фон Гене у нас нет, однако его можно опознать по особой примете. У него на левой руке длинный косой шрам от локтя до запястья, след от поединка. Обязательно напиши мне тотчас, если этот Дегранж окажется разыскиваемым Армандом фон Гене. Для газеты было бы большим успехом, если бы мы первыми решили эту загадку…»

— И наконец: «…Жаль, что этот художник, как ты выяснила, не Арманд фон Гене! Я лишился сенсационного репортажа! Но если у него нет шрама на руке, мы, совершенно очевидно, зря подозревали его».

Эйприл оторвалась от писем и сказала:

— Пьер Дегранж пытался проникнуть на виллу на следующий день после убийства Флоры Сэнфорд. Ты видела его когда-нибудь с подвернутыми рукавами, Дина?

— Нет, — ответила Дина, — но ведь…

— Ясно, как Божий день, — сказала Эйприл. — Пьер Дегранж — это Арманд фон Гене, скрывающийся от вражеских агентов, которые решили его убить. Флора Сэнфорд разгадала его тайну. Она также узнала, что у него есть деньги.

— А когда деньги закончились, — дополнила Дина, — она пригрозила, что выдаст его. И тогда он застрелил ее.

— Это ужасно! — вздохнула Эйприл. — Должно быть, он знал, что у миссис Сэнфорд имеются какие-то письменные доказательства, достаточные, чтобы его скомпрометировать. Иначе он не пытался бы проскользнуть на виллу после убийства. Если это он убил ее, он был готов на все, чтобы только найти и уничтожить эти документы. Наверняка он не остановился бы даже перед тем, чтобы поджечь дом. Убийство не имело, бы смысла, если бы в результате он не избавился от документов, которые могли разоблачить его.

— Наверняка, ты права, — сказала Дина. — Однако я не могу представить себе этого приятного тихого человека в роли убийцы.

— У него на руке имеется шрам, полученный во время поединка, — напомнила ей Эйприл.

— Ты так думаешь?

— Положись на меня, — заверила Эйприл. — Уж я-то это проверю.

— Как? — спросила Дина.

— Еще не знаю, — ответила Эйприл, — но я что-нибудь придумаю.

Дина положила на кровать пачку документов, касающихся Дегранжа.

— Значит, я была права, — сказала она. — Миссис Сэнфорд была шантажистка!

— Причем додумалась до этого самостоятельно! — подтвердила Эйприл. — Ты просто гений! — Она немного поколебалась, не сказать ли сестре о том, что она тоже догадалась, и об истории с Рупертом ван Дьюсеном. Однако решила пока что молчать.

— Это так странно, — сказала Дина. — Она ведь много лет жила по соседству…

— По соседству всегда кто-нибудь живет, — заметила Эйприл. — Прекрати переживать только из-за того, что ее убили. Не проходит и дня, чтобы кого-то не убили. Когда-то я искала для мамочки статистические данные в «Мировом альманахе» и узнала, что в 1940 году от рук убийц погибло восемь тысяч двести восемь человек только в Соединенных Штатах. Что уж говорить обо всем мире! Подумай, сколько человек по этой статистике погибает ежедневно!

— Ты могла бы точно подсчитать, будь у тебя карандаш и листок бумаги, — сказала Дина.

— Ну, хватит об этом, — быстро ответила Эйприл. — Но перестань огорчаться из-за смерти миссис Сэнфорд. Ты ведь сама знаешь, какая она была плохая.

— Знаю, — сказала Дина и задрожала от страха.

— Помнишь, как она нас выставила, когда мы вежливо попросили несколько нарциссов, чтобы украсить торт в мамин день рождения?

— А помнишь, как она угрожала нам вызвать полицию, когда Арчи забежал на ее газон в погоне за Хендерсоном? — спросила Дина.

— Она всегда прогуливалась в красивых нарядах, поэтичная, словно лилия, — добавила Эйприл. — Но мамочка говорила, что у миссис Сэнфорд такой оригинальный цвет волос только благодаря дорогостоящему парикмахерскому искусству.

— Ну, многие женщины осветляют себе волосы, — возразила Дина. — Нужно все же признать, что Флора Сэнфорд была очень симпатичная, хотя и слишком худенькая и болезненная на вид.

— Спорим, что мистер Дегранж не считал ее симпатичной! — сказала Эйприл. — И мистер Черингтон. И, — тут Эйприл подняла вверх один из множества документов, — этот человек…

«Этот человек», как оказалось, был невинным на первый взгляд руководителем торговой фирмы, владельцем маленькой виллы, мужем и отцом нескольких маленьких детей. К сожалению, у него была еще одна жена в Рок-Айленде в штате Иллинойс. Он женился на этой двадцатидевятилетней женщине, когда ему был двадцать один год, и прожил с ней только шесть недель. Поскольку у него не было денег на развод и алименты, а женщина работала официанткой в каком-то заведении и довольно неплохо зарабатывала, он официально не оформил развод, просто уехал и сменил фамилию.

Они также обнаружили в бумагах Флоры Сэнфорд документы, обвиняющие врача, который фальсифицировал свидетельство о смерти, чтобы старая вдова не потеряла право на возмещение ущерба, поскольку страховая компания отказывалась платить в случае самоубийства.

Была здесь также солидная пачка неосмотрительных писем одной известной в обществе дамы, фотографию которой девочки не раз видели в воскресном приложении «Таймс» и которая не хотела, чтобы стало известно, что ее мать была горничной в дешевом отеле в Цинциннати.

Был документ, свидетельствующий, что одна немолодая уже учительница английского языка, работающая в весьма пуританском воспитательном заведении для девушек, была когда-то задержана полицейским патрулем в нелегальном азартном притоне, куда она вошла, полагая по своей наивности, что это приличный ресторан.

— Миссис Сэнфорд не брезговала массовой продукцией, — заметила Эйприл. Она перелистала бумаги и вытащила другую пачку писем. — О, здесь кое-что интересное.

Она прочитала письмо, написанное фиолетовыми чернилами на фирменной бумаге дорогого нью-йоркского отеля.

«Любимая Флора!

Ты была права в своих предположениях относительно этого угрюмого адвоката Холбрука. Это его дочь! Однако насколько я смогла разобраться в деле, старик скорее предпочел бы умереть, чем признаться в своем родном городе, что это его родная дочь. Должно быть, он чокнутый; я бы на его месте гордилась такой дочерью. Когда она танцует этот свой номер, с тремя павлиньими перьями и ниткой жемчуга, публика вскакивает с мест и устраивает ей овацию. А сколько она зарабатывает! Если ее годовой доход уложить доллар к доллару, получится цепочка не короче общей длины всего атлантического флота. Люди бывают разные, этому ее отцу наверняка не нравится, что она сменила уже трех мужей, но, моя дорогая, как может женщина приобрести опыт, пока не научится на собственных ошибках! Может, ее старику также не нравится огласка, которую она получила, но, по моему мнению, любая реклама хороша, если она привлекает толпы зрителей и деньги в кассу. Любимая Флора, надеюсь, что данная информация даст тебе возможность заставить этого субъекта бесплатно заняться твоими юридическими делами. Огромное тебе спасибо за десять долларов, которые ты мне прислала, они очень пригодились! Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?

Твоя Вивьен».