Убийство по-домашнему
Шрифт:
— Мистер Холбрук! — воскликнула Дина. — Кто бы мог подумать! Значит, у него есть дочь, которая танцует, одетая в три павлиньих пера и нитку жемчуга! Этот богобоязненный мистер Холбрук! Он ведь когда-то строго отчитал Арчи за то, что тот свистел в воскресенье. Он увидел Арчи, когда выезжал из ворот миссис Сэнфорд…
— Никогда заранее ничего не известно! — торжественно заявила Эйприл. Она взяла следующее письмо, тоже написанное фиолетовыми чернилами и на фирменной бумаге отеля.
«Любимая Флора!
Я все сделала так, как ты хотела. Обратилась к ней, сославшись на старое знакомство, поскольку мы когда-то выступали в одном ревю в Мэриленде, хотя она тогда была в кордебалете, а я солировала… Да, да! Встретившись с ней, я сказала то, что ты хотела: что ее старый отец болен, неизвестно, выздоровеет ли он-, что он мечтает получить какое-нибудь
Вивьен».
К этому письму был подколот конверт, адресованный мистеру Генри Холбруку. В конверте находилось письмо следующего содержания:
«Дорогой, любимый папочка!
Минуту назад я узнала, что ты болен. Умоляю тебя, выздоравливай как можно скорее! Извини меня за все те неприятности, которые я тебе причинила. Когда-нибудь ты еще будешь гордиться мной. Я никогда не совершала и не совершу ничего такого, чтобы тебе было стыдно за меня, даю тебе честное слово! Выздоравливай побыстрее, потому что, возможно, уже скоро я стану настоящей звездой в настоящем театре, и тогда ты, папочка, придешь на премьеру и будешь мне аплодировать!
Искренне любящая тебя дочь Б.»
В следующем письме, также, как и два первых, написанном фиолетовыми чернилами, говорилось;
«Любимая Фло!
Действительно жаль, что она не подписала письмо полным именем и фамилией, но откуда мне было знать, что тебе это так необходимо. В любом случае я бы не решилась попросить ее об этом, раз уж она подписалась только начальной буквой. Не сердись на меня, любимая Фло, ведь я делаю, что могу, и стараюсь по-дружески во всем тебе помогать. Я передала ей письмо, которое ты прислала, написанное якобы рукой ее отца, с просьбой насчет фотографии и автографа. Она расплакалась от волнения. Воспользовавшись замешательством, я сама выбрала фотографию’и подсунула ей ручку, и она подписалась, на этот раз своим настоящим именем. Посылаю тебе эту фотографию. Любимая Фло, если бы ты могла одолжить мне несколько долларов, я была бы бесконечно тебе благодарна. Последние несколько недель у меня была масса непредвиденных расходов.
Всегда искренне твоя Вивьен».
Эйприл перевернула листок, взглянула на подколотую фотографию и присвистнула:
— Вот это женщина!
На фотографии была подпись: Харриет Холбрук.
— Если бы мистер Холбрук увидел ее, — сказала Дина, — он бы, наверное, тут же упал замертво!
— Думаю, что он ее видел, — с выражением ошеломления на лице сказала Эйприл. — Он хотел убедиться, что миссис Сэнфорд спрятала эти доказательства. Поэтому после ее смерти пытался проникнуть в дом. Он ни за что не хотел, чтобы весь мир узнал, что его дочь танцует одетая лишь в несколько павлиньих перьев и нитку жемчуга.
— Тут есть еще письма, — заметила Дина, откладывая в сторону фотографию.
Несколько писем было написано такими же чернилами, как и первые, несколько — другими, но все — одинаковым чуть размашистым почерком. Все письма также содержали просьбы относительно денег.
«… дантист говорит, что мне нужно вставить всю верхнюю челюсть, это довольно дорого, а ты ведь знаешь, что я надеюсь получить роль. Пожалуйста, одолжи мне…»
«…опасаюсь, что мое последнее письмо не дошло до тебя, и зря жду ответа. Лечение зубов мне придется отложить на лучшие времена, однако я задолжала за три месяца за квартиру и последний срок уплаты мне назначен на ближайший четверг. Если можешь одолжить мне немного денег, Фло, ради нашей старой дружбы, пришли их авиапочтой, потому что сегодня уже суббота, а дело не терпит отлагательств…»
Ни на одно из этих писем, как следовало из их содержания, ответа получено не было.
В последнем письме, нацарапанном карандашом на листке дешевой разлинеенной бумаги, говорилось:
«…если можешь, пришли телеграфом 25 долларов. Адресуй в ночлежку Армии Спасения…»
Коллекцию дополняла маленькая газетная вырезка: упоминание о самоубийстве некой Вивьен Дэйн, бывшей артистки варьете, которая
покончила с собой в номере дешевого отеля.Дина бросила пачку документов на кровать. Она была ужасно возмущена.
— Так вот какая она была, Флора Сэнфорд! Велела этой Вивьен делать никчемную работу, рисковать, заплатила ей в общей сумме… — тут Дина перелистала письма, проверяя подсчеты, — …сто десять долларов, обещала составить протекцию в Голливуде, причем наверняка солгала, а потом, когда благодаря этой бедняжке узнала все, что нужно, не удостоила ее даже ответом на письма!
— Возьми себя в руки, Дина! — успокаивала ее Эйприл. — Ты разбудишь мамочку.
— Я не могу! — сказала Дина. — Во мне все кипит, когда я думаю об этой Вивьен, о мистере Холбруке, о мистере Дегранже!
— Успокойся, — сказала Эйприл, — нам еще нужно просмотреть много документов.
Дина еще раз гневно фыркнула и наконец затихла.
Эйприл взяла следующую пачку документов. Сверху была подколота фотография формата 8x10, глянцевый снимок, сделанный, вероятно, с помощью фотовспышки и неожиданно для фотографируемых. Здесь также было несколько газетных вырезок. Эйприл посмотрела на фотографию и передала ее Дине.
— Смотри!
— Мистер Сэнфорд! — удивленно прошептала Дина.
— И очаровательная девушка, — добавила Эйприл.
Фотография изображала улочку на тылах театра, там, где был служебный вход. Уолли Сэнфорд был в смокинге, красивая девушка — в светлом вечернем платье и меховой накидке. У нее были длинные темные волосы и очаровательное молоденькое личико. Обоих можно было принять за молодую элегантную пару, спешащую на какой-то вечерний прием, если бы у них не было таких испуганных, растерянных лиц.
Дина прочитала газетную вырезку.
«БЫЛ ЛИ ТАИНСТВЕННЫЙ МИСТЕР САНДЕРСОН
СООБЩНИКОМ ГАНГСТЕРОВ, ПОХИТИВШИХ БЕТТИ ЛЕМОУ?
спрашивает Мариан Уорд.
Два дня назад очаровательная Бетти Лемоу спустилась со сцены, где ей устраивали овации. Она еще раз вышла из-за занавеса, чтобы на авансцене поблагодарить восхищенную публику. Потом направилась в гардероб, чтобы переодеться и во всем сиянии своей красоты встретиться с молодым поклонником, ожидающим ее у служебного выхода из театра.
Костюмерша утверждает, что Бетти Лемоу одевалась и наносила косметику особенно старательно и у нее было прекрасное настроение. Выходя из театра, она весело напевала, а поклонник нежно приветствовал ее уже на пороге. Счастливая пара шла по узкой улочке, когда неожиданно возле них у края тротуара остановился какой-то автомобиль. На глазах у выходящей из театра толпы зрителей вооруженный мужчина заставил Бетти Лемоу сесть в автомобиль. Сопровождающий ее молодой человек исчез в толпе.
Сегодня я беседовала с костюмершей, помогавшей артистке переодеваться после спектакля, и со швейцаром, попрощавшимся с ней у дверей театра, кто знает, может, навсегда. Оба упомянули о некоем «мистере Сандерсоне».
Упомянутый мистер Сандерсон неоднократно наносил визиты молодой артистке, присылал цветы и звонил ей. Несомненно, именно он сопровождал ее в тот трагический вечер на улочке на задах театра…»
Конец статьи был оторван. В другой вырезке говорилось:
«ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ УИЛЬЯМА САНДЕРСОНА,
ПОДОЗРЕВАЕМОГО В СОУЧАСТИИ В УБИЙСТВЕ БЕТТИ ЛЕМОУ,
сообщает Мариан Уорд.
Полиция пяти штатов разыскивает Уильяма Сандерсона, молодого агента по торговле недвижимостью, замешанного, очевидно, в похищении и убийстве Бетти Лемоу.
Последние несколько недель Уильям Сандерсон в обществе молодой артистки посещал самые дорогие ночные заведения и присылал ей ценные подарки. Работодатель Сандерсона Мистер Дж. Л. Баркер на заданный ему вопрос ответил, что еженедельный заработок Сандерсона не превышал сорока долларов. Несмотря на это, бухгалтерия фирмы не обнаружила никаких злоупотреблений с его стороны. Инспектор Джозеф Донован, проводящий расследование по этому делу, предполагает, что деньги на развлечения и подарки. Сандерсон получал от гангстеров, готовящих похищение.
Сандерсон исчез сразу после похищений артистки, и полиция до сих пор не напала на его след…
— Уильям Сандерсон… — задумчиво повторила Эйприл. — Уоллес Сэнфорд. Он не слишком напрягал фантазию при смене имени и фамилии.
— А чего бы ты хотела? — спросила Дина. — Чтобы он нарек себя Ацидофилусом Макджилликеди? Наверняка у него были метки на одежде и белье, поэтому он оставил прежние инициалы. Кроме того, я не знала, что ты такая ротозейка. Ты что, ничего не заметила?
— А что я должна была заметить? — спросила Эйприл.
— Кто писал эти статьи? Мариан Уорд, горе ты мое!