Убийство по-домашнему

А может, я выгляжу именно так, как этот молодой человек на фотографии? И что тогда? Хватит ли этого, чтобы я действительно стал Горди Френдом? На противоположной стене висело длинное зеркало в красивой раме. Я быстро направил кресло в эту сторону. Несколько секунд я испытывал самое странное чувство в жизни: я подъезжал к зеркалу, не имея ни малейшего понятия, что в нем увижу.

Я остановил кресло. Перед тем как посмотреть на себя, я еще раз очень внимательно изучил фотографию, запоминая все мельчайшие детали этого лица. А потом поднял взгляд.

Этот критический момент принес мне новую неуверенность и разочарование. Глядящий на меня из зеркала человек в общем-то имел черты, похожие на человека с фотографии. Насколько я мог ориентироваться, учитывая бинты, мои волосы были такого же русого цвета. Может, я выглядел на несколько лет старше, чем он, был увереннее в себе, решительнее. Я почти был уверен, что на фотографии изображен не я, и все же вынужден был бесстрастно признать, что между нами имеется сходство — достаточное, чтобы заронить сомнения мне в душу.

На какое-то время я совершенно забыл о фотографии, поглощенный изучением собственного лица. Оно мне нравилось. И казалось каким-то знакомым. Я не очень хорошо помнил его, но знал, что лицо мне не чужое.

— Питер, — неожиданно сказал я сам себе.

Отражение в зеркале каким-то странным образом усилило мою реакцию на это имя. — Ирис… — попытался продолжить я. — Моряк… Сан-Диего… Пропеллеры… Я провожал кого-то в аэропорт.

В углу зеркала мелькнуло что-то белое. Я перенес взгляд с моего собственного лица на это белое пятно и увидел Селену. Она перешагнула через порог комнаты и неуверенно остановилась в дверях. На ней был купальный костюм, мокрые волосы облепили голову. Она не догадывалась, что я вижу ее в зеркале. Она смотрела прямо на меня, и на ее лице было очень бдительное выражение.

Я сунул фотографию молодого человека под зеленый плед, которым были укутаны мои ноги.

— Горди, любимый! — воскликнула Селена.

Я повернул кресло, словно только сейчас заметил ее присутствие. Она улыбнулась мне своей теплой успокаивающей улыбкой. Предыдущие беспокойство и бдительность скрылись где-то под маской. Она подошла ко мне и поцеловала в губы. Губы у нее были холодные и влажные от воды.

— Мы беспокоились о тебе, любимый, — сказала она. — Ты так неожиданно исчез. Мы уж думали, что случилось Бог знает что! Но что ты здесь делаешь, скажи, ради Бога?

— Смотрю на себя в зеркало. Я ведь впервые вижу свое лицо.

Селена громко рассмеялась.

— Такое лицо разглядывают с гордостью, правда?

— Ну, оно совершенно рядовое, — сказал я. Потом показал на висящие над камином фотографии и спросил: — Этот пожилой мужчина с седыми усами, наверное, отец?

— Конечно, — Рука Селены начала легко, нежно поглаживать мою шею. — Ты не помнишь его?

Я покачал головой. Рука Селены передвинулась вперед и вверх; нежно пощекотала мне подбородок, потом губы. Она ждала, чтобы я поцеловал ей руку и забыл обо всем. Однако теперь я уже был осторожнее. Я уже не представлял из себя такой легковерной жертвы, как раньше.

— Селена, — сказал я, — почему здесь нет моей фотографии?

Её рука тем временем передвинулась под бинты и начала гладить мне волосы надо лбом.

— Неужели ты не помнишь, любимый? Ты не переносил фотоаппараты. Никогда не разрешал фотографировать себя.

Мне следовало предположить, что на это у неё будет готов ответ.

Она присела на подлокотник кресла, при этом, очевидно, почувствовала рамку, потому что посмотрела на меня, сунула руку под плед и вытащила фотографию. С минуту смотрела на неё слегка прищуренными глазами. Потом рассмеялась, поцеловала меня в ухо и шепнула:

— Любимый, что ты собираешься сделать с этой ужасной фотографией?

Я не сумел скрыть замешательство с такой же беззаботностью, как она. Возможно, я колебался слишком долго, перед тем как ответить.

— Я только что нашел её и не имел понятия, как я выгляжу. Я ведь уже говорил тебе. Подъехал к зеркалу, чтобы проверить, моя ли это фотография.

Мои слова, понятно, не объяснили ни того, почему я так старательно прятал фотографию под пледом, ни того, каким образом я «только что» нашел предмет, спрятанный в ящике. Однако пока что ничего лучше мне в голову не приходило. Через секунду я равнодушно добавил:

— Это, наверное, моя фотография? Мне трудно увидеть что-то из-под этих бинтов.

Она снова рассмеялась.

— Ах, Горди! Не будь ребенком. Конечно же, это не ты! Я еще раз тебе повторяю, что ты никогда не разрешал себя фотографировать. Это твой кузен Бенджи. Помнишь его? Такой шумный парнишка, хотя в Йельском университете его очень любили. Он получал награды за работы в области метеорологии. Теперь он занимается метеорологическими исследованиями в Китае.

По тону её голоса я понял, что мне не удалось провести её, и в душе злился на себя. Теперь она знала, что моя доверчивость была притворной, показной. Знала, что несмотря на горячие протесты с моей стороны, мои подозрения настолько сильны, что я тайно прокрался в библиотеку и рылся в ящиках в поисках фотографии. Я утратил и без того ничтожное преимущество.

Теперь они будут со мной вдвойне осторожны.

Селена небрежно бросила фотографию на козетку и заявила, что пришла, чтобы отвезти меня обратно к бассейну. Я сказал, что в саду очень жарко для меня и пока что я предпочел бы остаться в доме. Я не надеялся, что эта отговорка удовлетворит её, однако тем не менее она не протестовала. Очевидно, она была уверена, что впредь ничего подобного мне совершить не удастся.

Она только улыбнулась, поцеловала меня и сказала:

— Появляйся как можно скорее, любимый! Нам очень не хватает тебя.

После чего оставила меня одного.

Я не хотел ехать с ней в сад не потому, что у меня имелся какой-то конкретный план, что делать дальше, — я просто был так угнетен всем этим, что не смог бы притворяться веселым при всей компании. Пахнущий лавандой платочек… потом Нетти… а теперь эта фотография… одно за другим. С изумительной ловкостью Френды накрывали козырями все мои тузы! Теперь у меня не осталось ничего, абсолютно ничего, что бы я мог противопоставить угрожающей опасности.

Внезапно зазвонил телефон. Я быстро, прежде чем звонок могла услышать миссис Френд или кто-нибудь другой в глубине дома, подъехал к столику и взял трубку. Кровь пульсировала у меня в висках. Я не составил никакого определенного плана и чувствовал лишь то, что любой контакт с внешним миром является для меня очень важным. Однако на этот раз я был осторожнее. Меня научило этому последнее поражение, нанесенное мне Селеной.

Я сказал равнодушным, лишенным всякой индивидуальности голосом:

— Алло! Квартира мистера Френда.

В трубке раздался мужской голос. Это был голос пожилого человека, говорящего невыразительно и тихо.

— Могу я поговорить с миссис Френд? Я имею в виду старшую миссис Френд.

— Миссис Френд в саду у бассейна, — соврал я. — Может быть, передать ей что-нибудь?

Мужчина кашлянул.

— Я… гм… Позвольте спросить, с кем я говорю?

Будь осторожен, подумал я.

— Это камердинер. — И для уверенности добавил: — Новый камердинер.