Убийство по-римски

Когда он наконец вышел из здания, он обнаружил, что его ждут Грант и Софи.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказал Грант.

— Ради Бога. Вы не пообедаете со мной? — Аллейн поклонился Софи. — Вы оба. Прошу вас.

— Только не я, — сказала Софи. — Я тут ни при чем.

— Ничего подобного, — возразил Грант.

— Так или иначе, обед у меня уже занят. Поэтому благодарю вас, мистер Аллейн, но мне надо идти.

И прежде чем они могли удержать ее, она ринулась на мостовую и остановила такси.

— Решительная особа, — заметил Аллейн.

— О да.

— Вот еще такси. Поехали?

Они отправились в гостиницу Аллейна, который все время за столом спрашивал себя: как привыкший к званым обедам Грант относится к его угощению.

Аллейн был умелый хозяин. Заказывая, он не суетился, а покончив с заказом, начал разговор о трудностях привыкания к Риму и чрезмерном обилии достопримечательностей. Он спросил Гранта, много ли ему пришлось проделать подготовительной работы к «Саймону в Лациуме».

— Конечно, с моей стороны это дерзость, — говорил Аллейн, — но мне всегда казалось, что романист, избирающий местом действия другую страну, в чем-то уподобляется следователю. Я не хочу сказать, что в моем деле всегда необходимо «откапывать» информацию, усваивать всевозможные детали — технические, профессиональные, касающиеся местных обычаев и чего угодно — всего, что выходит за рамки собственного опыта. Это чистая зубрежка.

— С «Саймоном в Лациуме» именно так и было.

— Должно быть, вам пришлось изрядно пожить в Риме.

— Два месяца, — кратко ответил Грант. Он отложил нож и вилку. — На самом деле именно об этом я и хотел поговорить с вами.

— Неужели? Чудно. Прямо сейчас?

Грант на минуту задумался.

— Это дурной комплимент великолепному обеду, но, с вашего позволения, именно сейчас.

И он рассказал Аллейну, как Себастиан Мейлер нашел его рукопись и какие это имело последствия.

— Кажется, теперь я вижу, как он состряпал все дело. Когда он нашел рукопись, его посетила идея. Он отпер замок моего кейса и прочел роман. Затем он три дня сочинял своего «Анджело в августе». Он не сделал его вызывающе похожим на моего «Саймона». Просто превратил мою главную тему в побочную. Этого хватило, чтобы разговорить меня перед его отвратительными дружками.

Ночью он повел меня по злачным местам и остановился на том, где вы были вчера вечером, — «Тони». Я не много помню о конце той ночи, но очень хотел бы забыть и то немногое, что помню. Очевидно, я болтал о «сходстве» рукописей в ресторане — он называется «Эремо» — и с каким-то его приятелем-американцем, который был бы счастлив продать такую сенсацию прессе.

Я уехал в Англию. Книга вышла. А три недели назад я возвратился в Рим, на что он и рассчитывал. Я встретил его, и он отвел меня в отвратительный кабинетик в гостинице Ван дер Вегелей и стал шантажировать. В открытую, без стыда. В немногих словах он доложил мне, что пересобачил свою повесть так, что теперь она кричаще похожа на мой роман, и что у него есть свидетели — с той ночи, — и они могут подтвердить, что, напившись, я признавал сходство этих вещей. Он сказал, что один из них — римский корреспондент «Ньюз оф де уорлд» [43] и готов поднять большой шум. О да! — сказал Грант, когда Аллейн собирался раскрыть рот. — О да. Я понимаю. Почему я не послал его к черту? Вы, вероятно, не помните — да и с чего бы? — что случилось с моей первой книгой.

43

Скандальная бульварная газета.

— Я помню.

— И еще очень многие люди помнят. Никто, кроме издателя и нескольких друзей, не поверил, что это проклятое дело было совпадением. Все снова выволокут на свет. Гнусный спектакль разыграют снова и установят, что я бесстыдный плагиатор. Может быть, я насекомое, но этого я не выдержу.

— А чего он потребовал?

— В том-то и дело. В общем-то, немного. Только чтобы я проводил эти чертовы экскурсии.

— Знаете ли, на этом бы дело не кончилось. Он прибирал вас к рукам полегоньку. Почему вы решили рассказать мне эту историю?

— Просто я ею сыт по горло. Я рассказал ее Софи, и она посоветовала рассказать вам. Когда собеседование окончилось и мы ждали на улице. Это невероятное дело, — сказал Грант, — я встретил эту девушку только вчера. И не то чтобы она меня подцепила, она не из таких. И все же… Что ж, — Грант переменил тему разговора, — вернемся к делу. Вы сказали, что он вас больше всего интересует как торговец наркотиками. Но, оказывается, он убийца. По-видимому, только академический интерес представляет то, что он еще и шантажист.

— Все хорошо, что льет воду на нашу мельницу, — сказал Аллейн. — Знаете ли, я сам в чертовски сложном положении. Сегодня утром я узнал — римская полиция установила, что Мейлер определенно британский подданный. Стало быть, я остаюсь при исполнении обязанностей, но уже с новым уклоном: мое начальство послало меня сюда расследовать наркобизнес, а на меня вдруг сваливается дело о предполагаемом убийстве итальянки.

— Так что во вчерашней экскурсии вы участвовали не случайно?

— Нет. Не случайно.

— Могу чистосердечно признаться, Аллейн, я не так уж желаю, чтобы вы поймали Мейлера.

— Могу себе представить. Вы ведь опасаетесь того, что, если он пойдет под суд, он раструбит на весь свет о вашем пресловутом плагиате?

— Что ж. Да. Опасаюсь. Я не жду от вас понимания, — сказал Грант и свирепо прибавил: — Как-то неизвестно, чтобы полиция сочувствовала художествам.

— С другой стороны, полиции известна склонность общественности, художественной или не художественной, отделять то, что со смехом именуется правосудием, от концепции просвещенного эгоизма.

— Вряд ли я бы мог покраснеть сильнее, — сказал Грант после продолжительной паузы.

— Бросьте об этом думать. Что до вашей боязни липового разоблачения, уверяю вас, она ни на чем не основана.

— Вы можете меня уверять в этом? Действительно?

— Полагаю, что да. У меня слишком много шансов.

— Думаю, что с полицейской точки зрения вся моя история не имеет отношения к делу.

— Можно сказать и так, — согласился Аллейн. — А как насчет кофе с ликером?

2

Следующие два дня прошли без событий. Аллейн полагал, что клиенты Мейлера следовали своим собственным склонностям. Сам он написал подробный доклад о деле и послал краткое изложение его своему начальству. Он провел три неопределенные беседы с Вальдарно и, позвонив в Лондон, запросил подробные данные о леди Брейсли и Кеннете Дорне, а также просил проверить в армейских списках майора Гамильтона Суита. Кроме этого, он попросил, чтобы соответствующая служба через нидерландские власти навела справки о Ван дер Вегелях.