Убийство после сдачи номера в печать

После этого Бришо полетел обратно, в управление полиции, чтобы держать фронт, пока Корентэн просиживает штаны на каком-то очередном совещании. «Шеф объявится после обеда! — походя бросил он Альберу. — Приходи, он наверняка захочет с тобой поговорить».

Шаги его гулко отзывались на лестнице. С чего бы этот дом в шесть часов всегда уже пуст, как вымерший? Правда, здесь не бывает такой безумной суеты, как в дежурной части полицейского участка, но все же эта тишина казалась необычной. Словно в офисе коммерческого предприятия, где служащие расходятся по домам в половине пятого и лишь уборщица бродит из комнаты в комнату. Возможно, шеф уже отбыл домой.

У Альбера вспотели ладони, а мысли невольно стали облекаться в слова оправдания. Должно быть, есть что-то в самих этих стенах, насквозь пропитанных подозрительностью, страхом, ложью. Вот ведь и на меня воздействует эта атмосфера, — подумал Альбер. Начинаешь чувствовать себя преступником. Отчего бы прямо не объявить Корентэну, что, пока он ждал меня здесь, я проводил время с Луизой Кампос? Правильно, так ему и скажу.

Альбер свернул направо, к кабинету Корентэна, и облегченно вздохнул при виде узкой полоски света под дверью. Поправив рубашку, по обыкновению выбившуюся из-за пояса, он пятерней пригладил волосы, постучал в дверь и вошел.

Корентэн сидел за письменным столом и читал. При появлении Альбера он отложил бумаги в сторону и потянулся за коробкой с табаком. Чтобы не дымить постоянно, раскуривание трубки шеф связывал с каким-нибудь условием. Закурю, как только покончу с почтой. Или когда зазвонит телефон. Или когда вернется Альбер.

— Где ты пропадал? — поинтересовался Корентэн.

— Э-э… Я был с Луизой Кампос… Это бразильская танцовщица, которая ушла с приема вместе с Дюамелем. Я подумал, что до вашего прихода успею еще раз допросить ее.

— Я здесь уже не один час. Ну и как, удалось узнать что-нибудь стоящее?

— Нет. Твердит все то же самое, что и раньше. Дюамель отвез ее в гостиницу, и они расстались.

— Тогда какого черта ты валандаешься с ней? Или думаешь, она что-то скрывает?

— Н-ну… — В таких случаях Альбера подмывало врезать шефу. — Не думаю. Хотя с женщинами лучше держать ухо востро. Не исключено, что Дюамель завез ее к себе домой, а оттуда уже она добралась до гостиницы на такси. И теперь ей совестно признаться. Я задал ей вопрос, не говорил ли Дюамель о своей работе. У меня была мысль, вдруг да он вздумал похвастаться, разыграть из себя великого репортера, чтобы произвести на дамочку впечатление.

— И что же?

— Она совершенно не помнит, о чем шел разговор.

— Ладно. — Выпустив пары, Корентэн теперь уже более спокойно всматривался в голубоватые клубы дыма, разделяющие собеседников. Из кармана своего серого фланелевого пиджака он достал маленькую, черную коробочку, рассеянно постучал по ней пальцем и снова сунул в карман. — Ну, а что там приключилось с Буасси?

— Видите ли… мы решили слегка прощупать почву вокруг завода «Фармацит». Отправились туда, и…

Корентэн поднял руки, и Альбер замолчал. У шефа были на редкость волосатые руки с тщательно ухоженными ногтями. Он любил во время совещаний призывать к тишине эффектным жестом дирижера.

— Ты решил, что следовало бы прощупать там почву, но на заводе тебя уже знали в лицо. Ты задурил голову Буасси, и вы отправились с ним на пару. Вот с этого места продолжай дальше.

Альбер молчал, пытаясь собраться с мыслями. До сих пор он стоял у стола, нервно переминаясь с ноги на ногу и судорожно подыскивая оправдание. Теперь речь зашла об убийствах, а это уже разговор профессиональный. Он уселся на свое привычное место, откинулся на стуле, зацепившись мысками ботинок за перекладину начальничьего стола.

— По-моему, Дюамель собирался писать о заводе «Фармацит». Там проводились опыты на людях. Разрабатывался новый вид допинга, который невозможно выявить с помощью современных методов. Вообще-то не запрещается привлекать к эксперименту людей, если те представляют себе степень риска и сознательно идут на него. Кажется, даже есть такое законоположение, что если степень риска выше определенной нормы, то объект эксперимента не имеет права соглашаться… Это надо будет выяснить у юриста. — Альбер взглянул на Корентэна, выжидая, не хочет ли тот что-либо спросить или добавить, однако шеф молчал с каменным выражением лица. — Но на заводе используют полуграмотных, опустившихся людей, которые готовы подписать даже собственный смертный приговор. Факт, что в результате опытов скончался некий человек по фамилии Параж и бывший гонщик Риве. Но я убежден, что, если покопаться, выявятся и другие жертвы. Известно, что Дюамель поддерживал контакт с Риве, думаю, покупал у него информацию. У Риве был дружок по кличке Пепе — этакий крутой парень. Он взимал с несчастных подопытных дань, а тех, кто отказывался платить, безжалостно избивали. Возможно Дюамель собирался писать о рэкете, а Пепе это пришлось не по нраву, и он замордовал Дюамеля насмерть. Он мог сделать это по собственному почину, опасаясь за свой хорошо налаженный бизнес, или по указке администрации завода.

Альбер умолк. Корентэн снова извлек из кармана коробочку и постучал по ней кончиком указательного пальца. Это был футляр, в котором хранят ювелирные изделия.

— У тебя все?

— В основном да.

— Послушай, Лелак… — Быстрым движением Корентэн спрятал в карман коробочку и вперил взгляд в Альбера. — До сих пор у нас с тобой об этом речи не заходило. Попросту не было такой необходимости. Я смотрел сквозь пальцы на твою несобранность и лень. Прощал опоздания, когда ты по утрам просыпал на работу. Прощал привычку спихивать на других любую работу, какая гроша ломаного не стоит. — Он говорил негромко, спокойно, с интонациями профессионального диктора. — Я позволял тебе действовать, руководствуясь твоей весьма уязвимой логикой и ничем не подкрепленными аргументами, поскольку именно тогда ты добивался успешных результатов. Не знаю, как тебе удавалось, да это меня и не интересует. В течение нескольких дней обнаруживаешь преступника, а это главное. Если бы и остальные мои подчиненные были такими же, как ты, я бы попросту спятил. Одного тебя я, пожалуй, выдержу.

Альбер с интересом вслушивался в откровения шефа. Разумеется, он и сам знал, что между ними существует как бы молчаливое соглашение, но поскольку оно никогда не обсуждалось, то и рамки его не были определены. Альбер всегда боялся, как бы не перегнуть палку. Судя по всему, на сей раз его опасения оправдались. Знать бы только, где он допустил промах.

— Для меня непривычно видеть, как ты упорно цепляешься за одну версию. Странно слышать, когда ты рассуждаешь столь последовательно и логично. — Шеф махнул рукой. — Ну да не в том беда. Скажи, ты хотя бы заглянул в досье, которое я положил тебе на стол?

— Шеф, день-другой, и я завершу это дело…

— Я спрашиваю: открывал ты это досье?

— Да.

— И тебе ничего не бросилось в глаза? — Альбер молчал, и Корентэн неожиданно взорвался. — Ты не обратил внимания, что погибший — некий Жюль Пеперелли, он же Пепе, безработный, по словам консьержа, подряжался на временную работу при заводе «Фармацит»?! Если уж я кладу бумаги тебе на стол, то мог хотя бы удосужиться сунуть туда нос!

За все двенадцать лет совместной работы Альбер ни разу не видел, чтобы шеф выходил из себя. Самому Корентэну, видно, тоже непривычен был такой срыв. Он сердито выколотил трубку и снова набил ее табаком.

— Ты хотя бы знаешь, как зовут того типа, что избил Буасси?

— Нет. Но я знаю, как он выглядит.

— И что ты собираешься делать?

— Хм… как бы это сказать… Теперь, когда выяснились новые обстоятельства с Пепе… Я еще не успел обдумать.

— Ну так иди и думай! — Корентэн поднялся из-за стола — высокий, худощавый, элегантно одетый — и невольным жестом потрогал карман, где лежала коробочка. Встал и Альбер и направился к двери.

— Шеф, если я изобрету что-нибудь стоящее, можно Вам позвонить?