Убийство после сдачи номера в печать

— Я лично занялся бы ремонтом велосипедов, — вмешался Бришо. До сих пор он сидел тихо, на его тонкое, интеллигентное лицо падала тень от вешалки.

— Он ничего не смыслил в технике, и начального капитала на мастерскую у него тоже не было. — Лелак с самодовольным видом раскачивался на стуле. — И по-моему, он поступил в цирк велосипедистом-эксцентриком.

— Интуиция? — подозрительно уточнил Корентэн.

— Пожалуй, — признался Альбер. — Но ведь это легко проверить. — В таких случаях Корентэн ледяным тоном заявлял, что тогда, мол, пусть и проверит. И Альбер тотчас продолжил свою речь, дабы шеф не успел вставить замечание. — Впрочем, не в этом суть. Наверняка они с Фремоном были знакомы раньше. Друзья детства, школьные товарищи, соседи или сокамерники.

— Риве не был в заключении.

— Но Фремона он знал, наверняка знал, иначе бы… — Он закрыл глаза и еще раз прикинул в уме. — Да, я почти убежден, что убийство Пепе — дело рук Риве. Пеперелли был бандит ловкий хоть куда, так что лишь кто-то из близких приятелей мог в его собственной квартире подобраться к нему сзади с удавкой в руках. Подозрение у меня зародилось, когда Риве, как ненормальный, вздумал спасаться от меня бегством. Я объяснил его поведение тем, что под воздействием экспериментального препарата у него возникли галлюцинации. Но все обстояло не так. Та дрянь, которую его заставили принять, могла вызвать как максимум лишь подавленное состояние. Скажем, у него не хватило бы пороху открыть дверь и спросить чего мне надо. Будь он в здравом уме и трезвой памяти, он наверняка так бы и поступил. Не стал бы увиливать от разговора, а напротив, постарался бы отвести от себя подозрения. Ведь он был уверен, что никто не видел его у Пепе и что он не оставил после себя никаких улик. Однако под воздействием инъекции психические реакции его изменились. Он совершает убийство, и вскоре после этого к нему является полиция. Риве впадает в панику и убегает. В таком виде картина становится яснее.

— Но Пепе был его приятелем.

Альбер презрительно скривил рот.

— С тех пор как я служу в полиции, мне почти не доводилось встречать убийц, которые бы расправлялись с людьми чужими, незнакомыми, разве что случайно, в беспорядочной перестрелке или при разбойном нападении. Иногда, конечно, попадаются маньяки. Но люди редко убивают даже своих недругов. Убивают жен, мужей, собутыльников, благодетелей, опекунов… своих начальников. Кто знает, какие это были «приятельские отношения». Наверняка Пепе терроризировал его точно так же, как и всех остальных. Тем более что Риве был свой в доску, и с ним можно было не церемониться.

— А Фремон?

— Откуда мне знать? Каким-то образом ему удалось подцепить Риве на крючок. Возможно, эти двое действительно были близкими приятелями. Не исключено, что Фремон посулил Риве оставлять больше денег. Не все ли равно? Детали прояснятся мгновенно, как только мы допросим Фремона. По-моему, они условились, что квадратноголовый возьмет на себя роль Пепе. Не думаю, чтобы этот тип боялся Пепе, но если бы они прикончили его ножом или забили насмерть, подозрение легко могло бы пасть на них. А повесив его, они надеялись выдать смерть за самоубийство, и даже если бы возникли сомнения, то все равно это не походило на почерк Фремона. И поскольку именно к Фремону переходили все делишки Пепе, то в первую очередь мы заподозрили бы его. А при таком раскладе Риве преспокойно отправился в берлогу Пепе, выждал, пока тот повернется к нему спиной, и накинул ему на шею петлю. До тех пор он держал удавку в сумке или прятал под курткой… Уперся ступней в спину Пепе, дернул за конец веревки — и дело с концом.

— А Дюамель?

Альбер, погруженный в свои думы, молчал.

— Нам известно, что он имел разговор с Риве, — продолжал Корентэн. — Дюамель знал, что в результате лабораторных опытов. Параж поплатился жизнью, а возможно, были и другие жертвы. Заманчивая тема для репортера.

— Вопрос в том, можно ли выдвинуть обвинение против «Фармацита», — вмешался Шарль. Корентэн задумчиво выбивал трубку в пепельницу.

Альбер встал.

— Прошу прощения, но мне нужно…

— Ступай, — к его удивлению, тотчас отозвался Корентэн. — Ты хорошо проделал работу, но теперь я беру дело в свои руки. Необходимо мое вмешательство.

— Но…

— Следует действовать крайне осторожно. Если твои предположения верны и «Фармацит» своими экспериментами одного за другим отправляет людей к праотцам, тут дело очень серьезное. Нельзя допустить, чтобы они ускользнули от наказания из-за какого-нибудь чисто формального упущения.

— Слушаюсь, шеф. — Натянув на себя отвратительно мокрую куртку, Альбер кивнул Шарлю и вышел из кабинета,

Разумеется Корентэн прав. Об афере «Фармацита» раструбят все газеты.

Альбер сбежал по лестнице, пронесся через обшарпанный боковой коридор и выскочил к автостоянке. Доставив Фремона, он занял место на стоянке для служебных машин, в каких-то двадцати метрах от входа. На сегодня хватит мокнуть под дождем. Альбер бегом помчался к машине. Запустил мотор и включил отопление. Вырулив на набережную, рявкнул клаксоном и вклинился в поток машин по направлению к мосту Сен-Мишель.

Время было послеобеденное, однако уже смеркалось, и на бульваре зажглась цепочка фонарей. Впереди длинной, двойной полоской змеились красноватые огоньки стоп-сигналов, мимо с включенными фарами медленно двигался встречный поток, по сторонам мелькали огни реклам и витрины, а тротуары заполонили толпы людей в плащах ярких расцветок. Похоже, весь Париж неожиданно собрался на этом узком отрезке. Послышался нарастающий треск: двое совсем зеленых юнцов в кожаных куртках, маневрируя среди еле ползущих машин, пронеслись на мощном японском мотоцикле. Они едва не задели его «рено», и Альбер нервно вздрогнул.

Следует быть благодарным Корентэну. Он забирает у него дело как раз на том этапе, когда начинается самая противная работа. Теперь предстоит вести допросы и составлять протоколы строго по форме, а не просто беседовать с подозреваемыми, как он привык. Теперь необходимы консультации с многоопытным прокурором относительно того, как перехитрить не менее многоопытных адвокатов «Фармацита». Теперь наступил черед проверок, уточнений, составления деловых бумаг, подтвержденных начальственной подписью и заверенных печатями. Пусть упивается этой работой Корентэн. Пусть о нем пишут газеты, ему это нужно. Альбер Лелак не играет на повышение, ему нужно, чтобы его оставили в покое и дали возможность делать свое дело. Черт побери!

Не без доли коварства он газанул, чтобы сосед по ряду не смог вырваться вперед, и со скучающим видом отвернулся, когда водитель погрозил ему кулаком. Альбер не знал, как бы в аналогичной ситуации поступил Буасси; у него этот короткий отрезок пути занял полчаса. Места для стоянки он, конечно, не нашел и поставил машину у первого же запретительного знака, метрах в ста от скромного входа в ресторанчик с провансальской кухней.

Он всего лишь третий раз здесь, а такое впечатление, будто наведывается сюда годами. Справа гардероб, в дверях долговязый, курчавый официант, жестом указывающий на столики в боковых кабинках, за стойкой бара миловидная блондинка, по стенам пейзажи Прованса минувшего века.

Луизы еще не было. Альбер сел за их обычный столик.

— Пардон, мосье. — Подошел официант. — Я должен привести стол в порядок.

— Приводите.

Альбер не стал пересаживаться. Подперев лоб ладонями, он погрузился в размышления.

Легкая рука коснулась его плеча. Он вскинул голову. На Луизе был новехонький красный плащ. Альбер встал и помог ей повесить одежду. Красная косынка, красные резиновые сапожки. Кожаные брюки, рубашка со множеством карманов. И косметики больше обычного. Они сели за столик, и в то же мгновение появились официанты, которые до сих пор не обращали на Альбера ни малейшего внимания. Луиза заказала коньяк, Альбер — кофе.

— Едой займемся потом, — добавил он безо всякой нужды. Наконец они остались наедине. — Мне очень жаль, что так вышло.

— Мне тоже.

— Я думал, что нравлюсь вам, и… словом, что вы не будете против.

Луиза печально улыбнулась.

— Я и не была бы против, веди вы себя так, как прежде. Сердечно и учтиво. Сдержанно и вместе с тем по-мужски.

— Хм… — Альбер и не подозревал, что способен вести себя сдержанно и вместе с тем по-мужски. — Если бы вы тогда взяли меня за руку, медленно привлекли к себе, приласкали, обняли… Но нет! — Луиза стукнула кулачком по столу. — Набросились на меня, как необузданный зверь.