Убийство в пансионате

Зоя Петровна шагнула к двери, явно собираясь отправить следователя восвояси, и Андрей Андреевич сказал поспешно:

– Этой ночью убили женщину в двадцать первом номере, - и уточнил, Зотову.

Старухи разом охнули и грузно опустились на кровати.

– Нельзя, чтобы преступник остался безнаказанным, - сказал Андрей Андреевич, и старухи согласно закивали.

– Может быть, вы заметили что-то подозрительное?

– Она... Там?
– Зоя Петровна, словно боясь смотреть в стену, общую со зловещим номером, только повела в ее сторону плечом.

– Нет, конечно, - поспешно успокоил женщин следователь и, чуть наклоняясь вперед к Зое Петровне, спросил доверительно:

– Вы - соседи, возможно, что-то слышали. Может быть, к ней приходил кто-то накануне? Может быть, она говорила вам о чем-то? Что-то ее тревожило? Или она ссорилась с кем-то?

– Да она со всеми переругалась, - сердито перебила его Белла Константиновна, и, сообразив, что говорит о покойной, поспешно перекрестилась, - прости, Господи, мою душу грешную.

Андрей Андреевич обернулся, но Белла Константиновна молчала и неотрывно смотрела в стену. Андрей Андреевич вновь склонился к Зое Петровне, посмотрел вопросительно, и Зоя Петровна кивнула головой:

– Да. Она перед всеми выставлялась.

– Пожалуйста, расскажите поподробнее о ней. Все, что помните.

И старухи поведали Андрею Андреевичу все, что знали о Нине Павловне, а заодно, и обо всех обитателях пансионата.

10. Андрей Андреевич спустился на первый этаж и увидел в конце коридора три ярких пятна: черный, белый, красный. Он подождал, и подошла Инна Максимовна Кузнецова, заместитель главного врача, стройная особа средних лет. На Кузнецовой была черная мини-юбка, белоснежная кружевная блузка и копна волос, окрашенных в огненный цвет. Вокруг глаз густо лежали темно-синие тени. Над глазами иссиня-черные брови. На щедро крашенных ресницах висели крапинки туши. На щеках полыхали румяна. И широко подрисованные алой помадой губы.

Андрей Андреевич уже знал про стремительный взлет Инны Максимовны. Из прежних врачей пансионата она казалась главному самой безопасной: не слишком умна, неопытна (а значит, нет влиятельных пациентов), не замужем - в борьбе за главное кресло ей опереться не на кого. От врачей опытных, проработавших в пансионате помногу лет, Евстигней Борисович Яшонкин, главный врач пансионата, постепенно избавился, набрал новых, что работали в пансионате уже как наемные работники.

Сейчас, когда Яшонкин был в отпуске и Кузнецова исполняла обязанности главного врача, она мерила эту должность на себя, и должность была ей впору. Зарплата, подарки, масса знакомых. Конечно, N не курорт Крыма, но и местный пансионат оказался источником щедрым.

Инна Максимовна дома не ночевала, и ночью по телефону горничная ее не нашла, и Инна Максимовна пришла на работу в великолепном настроении, а тут, на тебе, пожалуйста.

Теперь начнется: проверки, комиссии. Будут искать крайнего. И это сейчас, когда у нее был шанс показать и сотрудникам, и администрации города, что в этой должности она предпочтительнее Яшонкина.

Инна Максимовна подошла к следователю, так и не решив, как ей вести себя с этим сыщиком в затрапезном костюмчике. Приодеть бы его, и пусть чешет отсюда, благодарный.

– Вы ничего не слышали? Абсолютно?
– спросил Андрей Андреевич, едва Кузнецова представилась.

– Пройдемте в кабинет, - предложила Инна Максимовна. Теперь у нее было несколько минут, чтобы решить, как ей вести себя в данной ситуации. Да, Яшонкин сразу бы понял, как нужно вести себя с этим субъектом. Он безошибочно, и по одежке, и по взгляду, и по тому, как посетитель входит в его кабинет, моментально определяет, что нужно: высокомерие, щедрость, обаяние, деловитость или хамство. Вот дал же бог мужику женскую интуицию. У нее такой нет.

– Шум? Крик? Ну, шаги чьи-то, наконец, в коридоре?
– оглядывая кабинет врача, продолжал следователь.
– Ваш кабинет в пяти метрах от номера, который занимала Зотова.

– Но вы же понимаете, - Инна Максимовна так и не решила, улыбаться ли ей или быть предельно суровой, и говорила в замешательстве.
– Вы же понимаете, пансионат большой, объем работы велик, надо и кухню проверить, и.. И, возможно, я была в то время на другом этаже, я не могу сказать с точностью до минуты, когда я выходила из кабинета.

– Пожалуйста, вспомните, чем вы были заняты после пяти вечера.

Инна Максимовна лихорадочно искала ответ. Понять бы, что он хочет. Знает ли он, что она уехала после двух? Ну, ему-то какая разница, чем она занимается в рабочее время? Или: Он думает, она могла покуситься на старушенцию?! Сказать, что ее не было в пансионате после обеда? Где она была? В администрации города? В санэпидстанции? Или на приеме у врача? Но если он проверит? Ее показания не подтвердятся, и что тогда? Конечно! Им же все равно, на кого, лишь бы повесить преступление, отчитаться. Зачем он будет искать убийцу? Что же делать? Сказать, что была в пансионате, но на кухне? На кухне ее не продадут: все дорожат работой, все держат язык за зубами. Евстигней подбирал кадры тщательно. Но если следователь знает, что ее не было в пансионате? С кем он уже говорил? Кто видел, как она уходила? А, может быть, он просто намекает ей на взятку?

Да почему она должна этому прыщавому докладывать, где она была в рабочее время? У них - частное предприятие.

– Что вы можете сказать о Зотовой?
– спросил Андрей Андреевич.

О Зотовой Инна Максимовна сказать не могла ничего. Та приехала при Евстигнее, а только в день приезда клиентура заходит в кабинет главного за визой "оформить".

Инна Максимовна с постояльцами не общалась, они были для нее однородной массой, и лишь отдельные лица, скандальные, те, что приходили с жалобами да угрозами, из этой массы выделялись. Из нынешних Инна Максимовна помнила одну: поджатые губы, волосы, повязанные косынкой, как в фильмах о героинях первых пятилеток, нос бульбой да фигура доярки. Та здесь, в кабинете, такую истерику закатила, что не получает должного лечения, что при всем своем самообладании Инна Максимовна едва удержалась, чтобы самой не перейти на визг. Но как ее фамилия, Инна Максимовна не спросила.

Андрей Андреевич раскрыл папку и положил на стол перед Инной Максимовной фотографии: у открытой балконной двери лежала на полу скандальная старуха.

Инна Максимовна не поднимала глаз от фотографии.

Какая нелепость. Конечно, бабка ее тогда довела, и она крикнула, что таких, как она, надо изолировать от общества, и что общество будет благодарно тому, кто избавит его от подобного экземпляра. А если кто-нибудь шел по коридору и слышал ее слова? Господи, глупость какая. Да мало ли что можно наорать сгоряча? Вон ей мать сотни раз говорила "Убить бы тебя за это", так что с того? Ну почему она должна страдать из-за какой-то, никому не нужной бабки?

– Да зачем она сдалась мне, эта особа. Она сегодня бы уехала, и я бы сегодня же забыла о ней.

Андрей Андреевич посмотрел на Кузнецову с удивлением, и удивление его стало медленно перерастать в подозрение:

– Она обещала вам отправить жалобы во все инстанции?

– Да кому сейчас жаловаться? Не хотят - пусть не приезжают, - забыв осторожность, вспылила Инна Максимовна, и тут же подумала, что искренность ее в данной ситуации как раз и к месту.

Андрей Андреевич медленным жестом убрал фотографии и, глядя на Инну Максимовну задумчивым взглядом, сказал бесцветно: "Вы, пожалуйста, постарайтесь восстановить в памяти весь вчерашний вечер. Желательно, подробней - когда, где, с кем. С кем - непременно".