Убийство в Тамбовском экспрессе

Честно говоря, я растерялась и не нашла достойного ответа. Да и мое положение было в полном смысле «униженным». Трудно сохранять достоинство, валяясь лицом вниз на заснеженном асфальте, ощущать подбородком его ледяную окаменелость и при этом еще пытаться незаметно расстегнуть молнию на куртке. Наташка давно бы нашла способ научить хамоватую девицу правилам поведения в общественных местах и умению вести светскую беседу с интеллигентными дамами… преклонного возраста.

— Это ж надо ухрюкаться до такой степени! — с нотками зависти и сочувствия прозвучал надо мной незнакомый мужской голос. — Девушка, вы как там, в состоянии немного податься в сторонку? Или вам посодействовать? Проехать мешаете.

Я почувствовала прилив сил. «Девушка», конечно, другая крайность, однако звучит хоть и не заслуженно, но для слуха приятно. Кроме того, мне все-таки удалось, лежа на животе, расстегнуть куртку, загнать пистолет под мышку и наконец ощутить себя во всеоружии. Сказывался приобретенный за последнее время опыт. Плотно прижимая согнутую в локте правую руку к боку, левой я помогла себе подняться и шагнула в сторону пешеходной дорожки.

— Вы забыли вещи, — громко напомнил мужчина, ткнув пальцем в оставленные мною шмотки, и резво потрусил к своей машине. За ней успели пристроиться еще две и вопреки установленным правилам отчаянно громко сигналили.

Наклоняться за вещами я не решилась, боялась, что не удержу оружие, но с проезжей части их все-таки убрала, отфутболив ногой к бордюру. При этом пистолет подался ближе к спине, а там у меня рук не было.

— Во дает! — хохотнула нахальная девица, обращаясь за поддержкой к сидевшей с высунутым языком собаке. Та вежливо согласилась коротким «Р-гав!», мельком взглянула на хозяйку и облизнулась.

Следующий мой пинок был еще удачнее, потому и вызвал восторженную реакцию зрителей. Вместе со шмотками я пнула неожиданно подвернувшуюся мне под ноги Наташку. Глухо ойкнув, она уселась на пешеходной дорожке, с чужим мобильным телефоном у уха, но быстро вскочила. Не та ситуация, чтобы срывать аплодисменты. Предвидя негативные для себя последствия, я не стала медлить и ударилась в бега. До родного подъезда рукой подать, но проклятый пистолет начал быстро съезжать вниз с явным намерением вывалиться. Пришлось задействовать и вторую руку. Согнувшись в три погибели, я быстро засеменила вперед, от души надеясь, что подруга, вернув мобильник владелице, последует за мной. Ошиблась! Она и не думала делать лишние шаги. Демонстративно подбоченившись, торчала по соседству, ожидая моего скорого возвращения. Как оказалось, в волнении я перепутала подъезды…

В первый и единственный раз я пожалела, что они прекрасно освещены, и обреченно присела на скамейку. Обратный путь домой был заказан, поскольку пистолет бесповоротно созрел к десантированию, а оставшиеся зрители ждали, чем кончится Наташкино противостояние (или, если угодно, мое противосидение).

Первой не выдержала подруга — захотелось узнать, действительно я при падении крепко ударилась или же просто упертая, назло ей решила обживаться на чужой скамейке чужого подъезда. Все ее вопросы на заданную тему были оставлены мною без ответа. Не могла же я в состоянии вынужденной негласности петь дифирамбы своей исключительной сообразительности. Кроме того, мне было очень некогда. Я раздевалась. К моменту Наташкиного прибытия кое-как удалось стянуть куртку, запеленать в нее чудом удерживаемый пистолет и прижать сверток к груди. Не только для сохранности. Так было немного теплее хотя бы с «фасада», ибо, стащив с себя куртку, я осталась в стопроцентно коттоновой желтенькой футболке с короткими рукавами. К ней удивительным образом подошли моя желтенькая шапка, в смятении напяленная мне на голову подбежавшей подругой, и наброшенное ею же на мои плечи коричневое «манто» из маленького домотканого коврика, нечаянно прихваченного мной за компанию с пистолетом и шапкой…

5

— Я по чужому мобильнику вызвала в квартиру Олега милицию. Хоть что-то полезное сделала. Блин! При таких темпах вооружения придется скоро пожарников из пожарного ящика выселять, самим тесновато будет. А вдруг нам завтра подвернется гранатомет? У нас не сказочный теремок все-таки, — мрачно заявила Наташка, тщательно отмывая руки от контакта с пистолетом. Почему-то на кухне, а не в ванной, и точно не помню, какой по счету раз.

Я с нее глаз не спускала — волновало, чем она теперь будет руки вытирать? Первоначально предложенное мною полотенце, якобы не желая его компрометировать, она с благодарностью закинула в СВЧ. Сработав на опережение, я вытащила вилку из розетки, посему манипуляции подруги с кнопками печки не имели неприятных последствий. Сполоснув руки в очередной раз, Наташка схватила бумажные салфетки. Часть пачки пошла на осушение сразу. После промокания руки у нее стали отдавать пугающей синевой. Она с остервенением спустила оставшуюся часть пачки в унитаз и яростно принялась за ликвидацию пятнистости под мощной струей воды. Результат ее не удовлетворил, в ход пошел «Ваниш». Пока я размышляла об альтернативе полотенцу и салфеткам, от влаги пострадала Плюшка. Наташка попыталась погладить ее мокрыми руками от головы до хвоста. Обеим это не понравилось, обе фыркнули, но последнее слово осталось за Наташкой. Вдогонку удирающей кошке она заявила, что гордиться Плюшке нечем, натуральная шерсть плохо впитывает воду. Подруга резко распрямилась и в доказательство своих слов активно потрясла руками, организовав очень мелкие кратковременные осадки.

— Ириша, ты что-то там говорила про уголовную ответственность за незаконное хранение оружия и организацию какого-то бандформирования. Интересно, два человека могут считаться бандой? Я думаю, могут, если это не мы с тобой. У нас другая, причем довольно узкая специализация — лезть не в свое дело. Кажется, мы там капитально застряли.

— Ты ухитрилась поставить все с ног на голову, — поспешно возразила я. — По-моему, мы с тобой занимаемся благородным делом — вопросами разоружения бандформирований. В конце концов, сдадим весь арсенал следствию и — прощай, оружие!

— Сдадим в ходе обыска?

Я задумалась, поежилась и пробормотала, что до обыска дело не дойдет. Не должно дойти. И вообще, пора прекратить суетливую беготню, причем вроде как по универсамам. Следует перейти на оседлый образ жизни и спокойно разобраться во всем. Сразу станет ясно, что делать. С этой беготней просто невозможно сосредоточиться. Наташка согласно кивнула и, беспокойно потряхивая руками, поспешила в комнату начинать оседлый образ жизни.

Минут через пятнадцать стало ясно, что ничего мы не высидели. Кроме обоюдного решения еще раз связаться с Катериной и потребовать от нее правды и только правды. Хотя бы о месте ее нынешнего пребывания. Но Кэтькин телефон предпочел играть в молчанку. Мобильник Тимура отзывался, но, увы, гласом автоответчика, вопиющего в пустыне.

Кэтька перезвонила сама. Вот и не верь после этого в передачу мыслей на расстояние. А свои мысли по поводу ее недоступности мы озвучивали такими словами, что самим тошно стало. Но высказать их в более приемлемой для Кэтькиных ушей форме не довелось. Кэтька сразу пресекла Наташкину попытку, скороговоркой назвав номер завтрашнего авиарейса из Осло и время своего прилета в Москву. Просьбу не беспокоиться и ни в коем случае ее не встречать выдала окончательно потухшим голосом. С опозданием включенная подругой громкая связь позволила мне уловить тяжелый вздох Катерины. Надо же, какая слышимость! Не то что при переговорах на даче.

— Ты прилетаешь одна? — в полном смятении поинтересовалась Наташка, повторив позывные рейса и, не выдержав гнета невысказанных обвинений, съязвила: — А твой попрыгунчик-козел, надо полагать, благополучно свинтил. Ветром унесло, слишком легким было сотрясение мозга. Не мешало бы это дело исправить.

— Я прекрасно доберусь на такси, — словно не слыша Наташку, равнодушно сказала Кэт.

— Еще чего! Иришка, слышишь, как она меня оскорбляет? — обратилась ко мне за поддержкой подруга.

Я молча хлопала глазами, сосредоточенно повторяя про себя нереально длиннющий номер рейса, тем не менее Наталья доложила Кэтьке о моем бурном возмущении. Ответом было безрадостное «спасибо». Кэт отключилась, а следом Наталье пришла эсэмэска. Прочитав ее, подруга огорченно всплеснула руками и едва не всплакнула:

— Блин, вот невезенье! Опять оператор со своими поборами! Похоже, так никогда и не разбогатею. Ну надо же! Как назло, забыла спросить, нужны ли Катерине в аэропорту костыли, — пожаловалась подруга. — Может, на всякий случай купить? Не пригодятся, кому-нибудь подарим. Они надежнее клюшки… В смысле клюки.

— Так у нее вроде бы что-то такое есть. То ли сами костыли, то ли клюка.

— А если она брала их напрокат? Как лыжи, например. За границей наверняка все продумано. Каждой паре лыж свои костыли и клюшка.

— Ты забываешь, что Кэтька не успела воспользоваться лыжами.

— Ее счастье. Одними костылями бы не отделалась. Была охота Катерину с передвижной койкой встречать. Койку прицепом не обзовешь, даже если оборудовать фарами и навесить номера. Ир, тебе не показалось странным, как она говорила? Такое впечатление, что Тимур вероломно бросил ее на чужбине. Без денег и… костылей. Нет. Скорее всего, без денег, но с костылями. С их помощью она до аэропорта пешком и докостыляет. Значит, мы не ошиблись, и сегодня днем у дома Прутковых был именно стоматолог. Ты заметила главную странность? Кэт ни разу меня не обругала, а должна была бы встать на защиту своего стоматолога.