Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Пернилле была симпатичной, но красавицей всегда считалась она. Все так говорили. И никто не мог понять, почему замуж вышла не она, а Пернилле, пусть и за такого неотесанного мужлана, как Тайс.

Сестра раскачивалась взад и вперед, выглядела она ужасно. Рядом с гардеробом была небольшая кладовая, и они пошли туда. Сели на упаковки пива, и Лотта спросила, что случилось.

— Прости, не хотела отвлекать тебя от работы, — начала Пернилле.

— Тогда почему… Ну, не важно. Мальчики у мамы, с ними все в порядке.

— Знаю. Я ей звонила.

— Мне нужно идти работать, Пернилле.

— Да, знаю.

— От Тайса есть новости? Когда он возвращается?

— Нет. Адвокат делает все возможное.

Она плотнее запахнулась в грязный плащ, хотя в кладовке было душно.

— Нанна ничего тебе не говорил о… — Слова умерли, не родившись.

— О чем?

— Не знаю. Вы были так близки с ней. Как сестры. — В ее глазах мелькнуло что-то похожее на обвинение. — Ближе, чем я.

— Ты была ее мамой.

Пернилле заплакала:

— Она тебе все рассказывала! А мне ничего не говорила.

Дверь была открыта. На них поглядывал один из охранников.

— Она не…

— У Нанны была жизнь, о которой я ничего не знала. Я уверена в этом!

— Не понимаю, о чем ты, Пернилле.

— Что она тебе говорила? Она злилась на нас? На меня? На Тайса?

— Нет…

— Мы иногда ругались с ней. Она всегда куда-то спешила — приходила, уходила. Брала что хотела. Носила мои вещи.

— Мои вещи она тоже носила, — сказала Лотта. — И всегда без спроса.

— Да? — Снова слезы из-под сомкнутых век. Лотта Хольст не хотела быть свидетелем ее мучений. — Она ненавидела нас?

Лотта положила руку на плечо сестры:

— Конечно нет. Она любила вас. Вас обоих. И братьев. Она никогда ничего такого не говорила.

— Не говорила?

— Нет.

— Значит, это все я сама придумала?

Охранник подавал ей какие-то знаки. Официанткам не разрешалось отлучаться из зала, во всяком случае не более чем на пять минут в час.

— Этим летом что-то случилось, — сказала Пернилле. — Между ней и Тайсом. — Она закивала, словно вспомнила что-то конкретное. — Сейчас, когда я думаю об этом, я понимаю. Раньше она всегда была папина дочка. Вертела Тайсом как хотела. А потом они внезапно перестали бывать вместе. Мне она ничего не объяснила.

— Тайс считал, что ей еще рано уезжать от родителей. Она хотела жить самостоятельно и огорчалась, что он не позволяет. — Лотта пожала плечами. — Только и всего. Ей же было девятнадцать, уже не ребенок.

— Ты уверена, что в этом дело?

— Слушай, ты напрасно накручиваешь себя. Тайс хороший отец. Даже если порой делает глупости.

Старший смены подошел к кладовке, окликнул Лотту.

— Мне пора, а то уволят. Пернилле… — Она сжала руки сестры. — Я приду к вам завтра, мы обо всем поговорим, я помогу тебе. Мы справимся.

Она помогла Пернилле подняться, обняла ее, проводила к выходу. В течение следующих шестидесяти минут она разносила богатым мужчинам напитки и улыбалась на их заигрывания. Когда настало время очередного перерыва, она закрылась в туалете, достала кокаин, вдохнула длинную дорогую полоску и постаралась не разреветься.

Вторник 11 ноября

Восемь утра. Лунд смотрела записи камер видеонаблюдения с парковки напротив здания муниципалитета — в который раз. Семья, дети с шарами, серебристое «вольво»; на заднем плане трогается с места и уезжает черный «форд».

Пришел Майер с новостями. Никаких связей между Нанной Бирк-Ларсен и городской администрацией пока не установлено. Похоже, она даже пропустила школьную экскурсию в ратушу.

— Я еще раз просмотрел ее вещи, — добавил он. — То кольцо с ключами, которое мы нашли…

Он показал ей прозрачный пакетик.

— И что с ним?

— Это не ее ключи. Не от дома.

Лунд вспомнила, что хотела вернуться к вопросу о ключах позже, но так и не вернулась. Она взяла у Майера пакет для вещдоков. Самые обычные ключи, каких сотни.

— Не похоже, чтобы они подходили к какой-либо двери в ратуше, — сказал Майер. — Там у них везде замки старинные, вычурные такие. Не знаю…

— Потом, — решила она. — Слушайте, эту картинку можно увеличить? Вдруг получится разглядеть лицо водителя.

— Теоретически возможно.

— Тогда давайте сделаем это.

Майер сомневался.

— Букард же сказал, что в мэрии все чисто.

Она показала на стопку отчетов:

— Здесь об этом ничего не говорится.

— Но вы же сами его слышали. Я не хочу в этом участвовать. — Он подошел и сел рядом, с видом почти униженным. — Мне не очень приятно говорить такое, но… — Он обвел взглядом кабинет. — Это мой последний шанс. На моей прежней работе не все сложилось удачно.

— На прежней работе?

— Это я обобщил. На моих прежних работах. Так или иначе, мне позарез нужно удержаться здесь.

— Так вот почему он не отстранил нас от дела, — осенило ее. — Потому что мы будем делать так, как нам велят.

Майер смотрел на нее большими грустными глазами.

— На месте Букарда я бы давно уже вышвырнула нас, — продолжала Лунд.

— В следующий раз, когда захотите сказать что-нибудь в этом же роде, предупредите меня — я закрою уши.

— У вас большие уши, их так просто не закроешь.

— Спасибо. Если Букард говорит, что мэрия проверена, значит…

— Никем она не проверена. Вы, как и я, не поверили ни единому его слову.

Он уже зажал уши руками. Вдруг быстро убрал руки, шепнул:

— Идет.

Вошел шеф:

— Ты хотела поговорить со мной?

Лунд улыбнулась:

— Хотела извиниться за вчерашнее. Мы оба очень устали.

Майер поддакнул:

— Очень.

— Ничего, — сказал Букард. — Главное, чтобы дело продвигалось.

— Продвигается, — кивнула она.

— Хорошо.

Он был готов повернуться и уйти.

— Кто проверял список вызовов и контактов на мобильнике Нанны? — спросила Лунд.

Букард замер в двери.

— Я не знаю, — сказал он медленно.

— Что-то может указывать на одного из охранников. Я не уверена, но это возможно.

— Так проверь.

Еще одна улыбка.

— Проверю, — сказала она.

Они посмотрели, как за ним закрылась дверь.

— Кем бы вы были? — спросила Лунд. — Если не полицейским, то кем?