Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

У него не было настроения улыбаться.

— И почему она спрашивала меня о Хольке? — продолжал недоумевать он на эскалаторе, поднимаясь туда, где ждала его публика.

— Про Холька нам важно знать только одно: согласится он поддержать нас или нет.

— Да нет же, — упорствовал Хартманн. — Нам нужно знать, что происходит. Я не хочу, чтобы у нас опять были проблемы.

— Все проблемы были из-за Лунд! — отрезала Скоугор. — Все, ее больше нет. Сосредоточься на деле. Это главное сейчас.

— Я должен знать!

— Господи, Троэльс, сколько можно, — пробормотала Скоугор и направилась навстречу устроителям дебатов.

Вебер проследил за ней взглядом, потом повернулся к Хартманну:

— Это тот редкий случай, когда я с ней согласен. Думай о предстоящих дебатах. С остальным мы разберемся позднее.

Вебер и Скоугор уселись в зрительном зале, а Хартманн взошел на подиум.

Бремер был уже там. Как всегда, безукоризненно одет, лицо слегка раскраснелось от жара софитов, губы растянуты в улыбке.

— Добро пожаловать, Троэльс, — провозгласил он, тряся руку Хартманна. — Вы, я слышал, пытались ловить рыбку в мутной воде? Ну и каков улов? — Смех, фамильярный хлопок по плечу, потом взмах руки в адрес кого-то из публики, какие-то таинственные знаки людям, с которыми был знаком — а может, и нет.

Все это обычные трюки политиков. Троэльс Хартманн знал их все — научился у Бремера — и сам мог бы разыграть весь арсенал. Но не сейчас.

Справа к ним двигался человек в мятом черном костюме. Бремер подскочил, взял Йенса Холька за руку, произнес нарочито громко:

— Добрый вечер, дружище. Садись рядом со мной, Йенс, садись… — Он подтянул стул.

— Спасибо, нет, — буркнул Хольк, не поднимая глаз, и прошел дальше вдоль стола.

Он остановился возле Хартманна.

— Здесь свободно? — сказал он, берясь за спинку стула.

— Садись, если хочешь, Йенс…

— Да, мне хотелось бы, — сказал Хольк и сел.

Улица Грённинген тянулась всего на полкилометра и шла вдоль боковой границы крепости Кастеллет. Все строения на этой улице — многоквартирные дома по большей части — стояли по одну сторону дороги. Ключи Нанны Бирк-Ларсен не подошли ни к одной из дверей в этих домах.

Потратив полчаса на проверку всех замков, Лунд обошла дома в коротком переулке в южной части Грённинген. И там ничего. Она позвонила Майеру.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала Лунд.

— Вы ошиблись насчет Холька. В тот вечер он уехал на своем личном автомобиле.

— Вы проверили, не имеет ли кто из политиков квартиры на Грённинген?

— Проверили. Никто. И вокруг этой улицы тоже не проживает ни один из политиков. У группы либералов есть квартира на Сторе-Конгенсгаде.

— Где именно?

— Что вы задумали?

— Где?

— Дом сто тридцать.

Через несколько минут Лунд добралась до названной улицы, нашла нужный дом. Длинная и оживленная улица Сторе-Конгенсгаде начиналась в северной части Грённинген и вела от окрестностей вокзала Эстерпорт в центр города. Таксист Леон Фреверт говорил, что высадил Нанну недалеко от слияния двух этих улиц. И как же она сама не догадалась.

Влево от дороги уходили вглубь бесконечно длинные и приземистые старые дома цвета охры квартала Нюбодер — бывшие казармы военных моряков, застывшие в темноте ровными рядами, словно солдаты по стойке смирно.

— Квартира на четвертом этаже, — сказал Майер. — Вы где?

На массивном здании из красного кирпича ярко белели в свете фонарей рамы. Большой подъезд. Множество звонков. Замок «Руко» — и ключи Нанны той же фирмы.

— А вообще, это уже неважно, — добавил Майер. — Мы проверили Хартманна. Лунд?

— Что?

— Вы где? Что происходит?

— Ничего, — сказала она и положила телефон в карман.

На связке два ключа — один от двери парадной, другой от квартиры.

Лунд подошла к широкой двустворчатой двери, вставила первый ключ, повернула. Ничего.

Попробовала второй. Дверь открылась.

Старинный лифт с двойными складными дверцами вмещал не больше четырех пассажиров. Она вошла, нажала кнопку четвертого этажа. Механизм подъема заурчал, потом загудел.

Дом казался пустым. Она ехала вверх мимо офисов и кабинетов дантистов, мимо частных квартир и дверей без опознавательных знаков. Наконец лифт замер. Лунд вышла и стала осматриваться.

Майер вернулся в отдел криминалистов, вновь просматривал видео с автомобильной парковки. Вот черная машина тронулась с места, отъехала. Присутствие водителя едва угадывалось.

— Остановите здесь! — велел он технику. — Что это было? Как будто вспышка какая-то.

— Это флуоресцентная лампа, должно быть, мигнула. Неисправная, может.

— Давайте-ка еще назад. Медленно, шаг за шагом.

Они нашли семь кадров, на которых, подсвеченное мгновенной вспышкой, за стеклом автомобиля проявилось лицо мужчины.

— Кто это, черт возьми? — спросил Майер, стараясь сдержать нетерпение. — Можно что-нибудь сделать с качеством картинки?

— Попробовать можно.

Зазвонил мобильный.

— Это Лунд.

— Как раз вовремя. Мы вот-вот узнаем, кто был в машине.

— Это был Троэльс Хартманн, — сказала Лунд.

— О чем вы?

Лунд молчала, занятая своими мыслями.

— Лунд? Лунд? Где вы? Что там у вас? Говорите, не молчите! Пожалуйста.

— Я в служебной квартире группы либералов на Сторе-Конгенсгаде. Ключи Нанны открывают как уличную дверь, так и дверь в квартиру. Вызывайте криминалистов. Встречаемся здесь.

— Хартманн?

— Вы же слышали.

На экране появился обработанный фрагмент кадра с лицом водителя. Из серого тумана проступили знакомые черты.

Майер подумал: «Ну все, красавчик, теперь ты мой».

— Едем, — сказал он в телефон.

Через час на месте была вся команда: десять человек в белых защитных костюмах поверх голубой униформы. Наготове перчатки, прожекторы, фотокамеры, химикаты.

Лунд провела вторую группу во внутренний двор и сама ходила среди криминалистов, проверяла их работу, давала советы и высказывала мнение. Кое-что принималось благосклонно, кое-что игнорировалось.