Убойная секретарша!

– Думаете?.. Ну, конечно! Я уже вижу три цвета в визуальном решении! Спасибо, Геля!

– П-пожалуйста.

Спиридон теперь тоже не проходил молча через приемную. Остановившись возле моего стола, блондин наклонился и понюхал композицию из белых цветов, которую как раз обновили сегодня утром.

– Какой тонкий аромат у этих лилий! Гельятина, дорогая, где вы нашли таких замечательных флористов? Сколько лет здесь работаю, впервые получаю эстетическое удовольствие, направляясь к директору! Не говоря уже об обстановке!

– Да так… Максим Богданович расщедрился…

Спиридон Гвидонович сегодня тоже был в галстуке «бабочка», и со значением подмигнул мне, направляясь с папочкой под мышкой к Орловскому.

А я посмотрела вслед мужчине, за которым закрылась дверь, и снова расстроилась. Придя к выводу, что определенно делаю что-то не так.

Меня вообще собираются увольнять?

Почему я их не раздражаю тем, что умничаю? Тем, что лезу ко всем и даю советы? Тем, что восседаю здесь, как королева на белом троне, нагло распивая кофе?

Почему сам начальник так и не возмутился тому, что «Империал-Куб» оплатил годовую доставку цветов из лучшего цветочного магазина? Это же не три копейки! А если я их разорю и пущу по миру?

Или масштабы моего вредительства слишком мелкие?

А как быть с Красавиной и личной жизнью Орловского? В которую я нагло влезла. Это уж никак нельзя назвать мелочью!

Когда это обиженная женщина могла удержать за зубами информацию о том, кто ей нажаловался на благоверного? Даже если он ей пока что только потенциальный муж, у них же должны быть чувства наедине и все такое?

Да мне Арнольд и тот высказывал недовольство тем, как я веду себя с клиентами-мужчинами и как им призывно улыбаюсь! Просил юбки носить подлиннее. Высказывал, конечно, когда Регина не слышала, но ведь говорил!

Что же касается Какашковны, то после визита к шефу ее от приемной как бабка отшептала! И вечер прошлого дня, и утро наступившего прошли без явления черта из табакерки.

И если мое вредительство сработало, и эти двое поссорились, то Орловский уже должен был вызвать меня на ковер и всё высказать – зачем, мол, вы, Ветерок, лезете в мою жизнь личную? Кто вам право такое дал, а?!

А я бы тогда ответила – ой, Максим Богданович, простите! Откуда же я знала, что вы с Какашковной, как булочка с маслом? Ну, типа липкий бутерброд. Я же такой ужас и представить себе не могла! Бедняга, как вас угораздило так вляпаться?

Однако никакого недовольства в мою сторону Максим не проявлял. Вчера до конца дня разбирался вместе с Минджи с телевизионной рекламой, потом чертил половину дня круги и стрелки на доске. А сегодня сказал спасибо, когда принесла кофе и дружелюбно ткнул пальцем в мою грудь:

– Классный значок, Геля. Раритетный. Я точно такой же потерял в университете на третьем курсе. Продадите? Я хорошо заплачу.

– Не могу. Он мне памятен одним событием. Ношу, чтобы кое о чем не забывать.

– Жаль.

– Еще кофе, Максим Богданович? И я хотела бы получить ключи от архива. Я там не все успела посмотреть.

– Ключи я вам оставлю вместе с ключами от кабинета. Я сегодня ближе к вечеру уеду на важную встречу – хочу, чтобы вы уделили внимание моему рабочему пространству. С тех пор, как кабинет перешел от отца ко мне, я все никак не решусь сделать здесь ремонт. А давно уже пора! Так посмотрите, Геля? Мне интересно ваше мнение. Какие вы предложите решения.

– Хорошо, посмотрю.

– Но сначала сделайте мне кофе. Спасибо.

Но прежде, чем я получила ключи от кабинета Орловского и попробовала там что-нибудь разнюхать, в этот же день произошли три события, которые едва не выбили белоснежный трон из-под моей за… хм, попы!

***

Итак, событие первое. Сначала в приемную «Империал-Куб», в его святая святых, заявилась Аллочка Мерзляева собственной персоной и тряхнула жиденькими кудрями.

Я как раз была занята составлением графика еженедельного доклада директоров (чтоб им всем тут жизнь малиной не казалась) и так увлеклась процессом, что пропустила момент, когда дочь Регины переступила порог комнаты. А когда подняла голову и увидела знакомое лицо брюнетки – то на секунду опешила, встретив ее здесь.

Аллочка тоже шокировано осматривалась вокруг, видимо, в свою очередь офигев от преобразившейся приемной.

Неужели Орловский порвал с Крапивиной, и Мерзляева уже про это пронюхала?

Иначе, что она тут делает?

– Добрый день! – услышала я писклявый и высокомерный голосок. – Я новый арт-директор и шеф креативного отдела «Регина-Стайл», Алла Мерзляева. Могу я увидеть Максима? Сообщите ему!

К одной секунде шока добавились еще две, пока я осмысливала новость. Потом молча встала, вошла в кабинет к Орловскому, захлопнула за собой дверь и громким шепотом сообщила о посетительнице.

Почему шепотом? Потому что боялась, что голос подведет, когда буду озвучивать собственную должность.

Хвостатый удивился, но знаком дал понять, чтобы гостью пропустила. Горло перехватило, но я уже вышла и махнула рукой девушке – как кондуктор в трамвае пассажиру, показавшему проездной билет: проходи, мол. Чего отвлекаешь?

Еще не хватало мне с Аллочкой жеманиться. Если Орловский сейчас по селекторной связи попросит принести им кофе – пошлю обоих к звездам, только наоборот!

Не попросил. А через десять минут Аллочка ускакала с капризно поджатыми губками. Настало время обеда. И только я покинула офис, спустилась в ресторанчик «Ассорти», собираясь осмыслить ее визит (что это было и зачем Регина на это пошла?), как произошло второе событие.

Ко мне за столик подсел Марик.

Нет, не так.

Марьян вошел на территорию ресторанчика, увидел меня, подошел и сел рядом. Без тени сомнения. Как раньше.

Я вжалась в стул, округляя глаза.

– Ты с ума сошел, Суббота?! Ты что творишь?! Ты мне всю конспирацию запорешь! Кыш отсюда, противный! Я тебя первый раз вижу!

Марьян сбросил на соседний стул рюкзак и фыркнул:

– Разбежался, мечтай! Тебя в этой одежде, даже мать родная не узнает, не то, что твой бывший.

– Да не в нем дело!

– Тогда выдохни, Ветрова. Что здесь такого? Ты всё равно в этом образе ненадолго. Или собираешься в нем жить?

– Н-нет конечно. Но что, если нас увидит Орловский? Что я ему скажу?

– Поздно. Он уже видит. Остановился сейчас у входа и смотрит в нашу сторону. Может, ему «фак» показать?

Я сидела спиной ко входу, поэтому не могла видеть, что там делает Хвостатый. Зато полной мерой прочувствовала затылком его острый взгляд.

– Твою мать, Суббота… Убью!