Участковая для нечисти
Шрифт:
Нет. Не сходится. Первый сон-воспоминание пришел в кошмаре, еще даже до того, как Лида смогла выловить Мишу. Нет. Нет… Значит, этот вариант отпадает.
Что еще? На что еще можно заговорить ребенка?
На любовь? Город?
Нет. Не получается понять, что же там такое было и почему.
Не получается.
Что ж, придется отложить этот вопрос до того момента, как она придумает, как вытянуть информацию из Михаила. А пока…
– Сань, - Лида предвкушающе улыбнулась, опер поежился от недобрых предчувствий.
– А расскажи-ка мне, чего ты и твои коллеги накопали!
– Ты же отстранена!
–
– отозвалась задорно Лида.
Саша посмотрел на нее, не веря своим ушам, потом засмеялся и кивнул.
– Хорошо. Значит, слушай…
…На мельнице Лида после ужина бродила неприкаянным привидением из одного угла в другой, прокручивая в голове все, что стало ей от Сани известно. Многого он ей не сказал, конечно, но информацию для размышления подкинул.
Все время было ощущение, что на поверхности лежит что-то очень важное и серьезное, что-то, что обязательно нужно понять и… И что?! Что дальше?
– Барышня, - Мельник, разложивший на столе серьезный арсенал, которым можно было уничтожить пару-тройку монстров размера с дракона, взглянул на Лиду с укоризной.
– Ну, успокойся же ты!
– Я не могу!
– огрызнулась Лида.
– У меня просто не получается!
– Ты нервничаешь даже больше, чем нервничал я, когда твоя бабушка вызвала меня к тебе знакомиться, - Мельник, отложив в сторону пистолет-пулемет, положил рядом несколько рожков с патронами.
Угадал он верно, Лида тут же замерла и повернулась к нему, возбужденно сверкая серыми глазами. Ну, как же, такая возможность что-то вызнать у самого Мельника!
– А ты нервничал?
– Еще как, - кивнул Мельник.
– Чайник поставь.
– А, ага, сейчас, - девушка повернулась, включила чайник, потом потянулась за кружками, за печеньем… закрутилась, замоталась и успокоилась. Когда она села напротив спокойного Михаила, Лида уже взяла себя в руки и ощущала себя… ну, почти что нормально.
– Я вот думаю, - пробормотала она.
– Миш, вот чего ко мне некромант привязался?
Мельник, узнавший о явлении Геннадия Аксеновича и его словах, пожал плечами. Просто движение вышло у него настолько плавным, что Лида даже немного засмотрелась, потом спохватилась, что это - неприлично! И снова расстроилась.
Ну, вот что это такое с ней происходит?
У нее есть жених.
Есть. Лешкой зовут. Гусаров фамилия. Они еще со школьной скамьи вместе.
А ощущение такое временами, словно она его не знает вообще.
Подумать головой - это невозможно и неправильно. И поведение ее неправильное, и сама она себя ведет так, что даже уважающая себя нечисть за голову схватится. А она - не хватается.
Лешка ведь всем хорош: пригожий, умный, сильный, с характером. Тяжелым. И поступками дурацкими!
Она столько времени от него ответа ждала, весточки, письма ему сочиняла, а, оказывается, он половину даже не читал!
«Наверное, это во мне говорит обида», - потянувшись за печенькой, Лида обнаружила, что на тарелке, где еще пара минут назад была целая горка рассыпчатого лакомства, печенька осталась одна-единственная.
И она не просто осталась, она была оставлена специально для Лиды, потому из всех - эта единственная была с подгорелыми краешками, в точности
как девушка и любила.На глаза навернулись слезы.
Что между делом творит этот невозможный мужчина?! Он же даже не понял, что что-то сделал особенное! Для него это было в порядке вещей.
Захотелось сказать что-то сердитое, захотелось…
Некоторые вещи мужчинам лучше не замечать, но Мельник вскинул голову и тихо спросил:
– Барышня?
Захотелось закричать, громко, отчаянно. Или хотя бы попросить о помощи, потому что Лида окончательно запуталась в том, кого она любит на самом деле.
В проблемах женщины крайними всегда выступают мужчины, но девушка смогла сдержаться, не сказать того, чего хотелось, что накипело. Сдержалась. Взяла печеньку, начала ее грызть и заставила себя успокоиться. А потом для рефлексии времени не осталось.
С улицы донесся тревожное ржание, Шторм подавал знак, что явились незваные гости. А вслед за этим донесся звук пистолетных выстрелов. Кто-то отстреливался и приближался к мельнице…
– Марат?
– пробормотала Лида, поднимаясь с места.
Верный обрез скользнул в руку.
Мельник встал рядом.
Так вдвоем они покинули мельницу. Предстояло взглянуть на ночных гостей.
Выстрелы приближались медленно, и, судя по отзвуку, отстреливался один-единственный человек. Лида, забросив обрез на плечо, погладила по бархатному носу любопытную морду Шторма, которую тот положил ей на плечо:
– Кажется, кого-то застали врасплох, - пробормотала она.
– Главное, чтобы врасплох не застигли нас, - Мельник оглянулся на свои владения, оглядел их, не то что-то рассчитывая, не то что-то решая.
– Миша?
– Не самый лучший день, - пробормотал тот.
– Смотря для чего, - возразила Лида.
– Но я что-то вообще не понимаю, о чем идет речь и к чему весь этот разговор.
– К птичкам, барышня.
Склонности к дурным шуткам за Мельником Лида не замечала, поэтому и вскинула голову, чтобы увидеть… Ну, да, наверное, это были птички, но только на какой-то очень страшный, нечеловеческий манер.
У них у всех были огромные птичьи лапы, мощные когти с загнутыми когтями. А в какой-то неуловимый момент птичье тело переходило в тело человеческое. Парило все это создание на крыльях, в которые переходили руки.
Человеческие лица были покрыты перьями и искажены болью.
За Лидиным плечом с явным восхищением выдохнул Мельник:
– Какая силища!
– Это сделал некромант?
– спросила девушка, повернувшись к нему.
– Да. Гарпии - птицы-предвестники смерти. Падальщики, питающиеся объедками со стола некроманта, и просто сами по себе неприятные порождения.
– Что они могут?
– Многое, например, вот так, - Мельник, не церемонясь, схватил девушку за плечо и дернул к себе, закутывая силой границы.
Гарпия, парящая почти над самой мельницей, распахнула пасть и плюнула в Мельника и Лиду комком черного потрескивающего огня.
На земле, куда приземлился снаряд, осталась черная опаленная вмятина.
– Мило, - пробормотала Лида.
– Очень! Она же так может все сжечь!
– Может. Например, помнишь, безумному Нерону приписывают, что он сжег Рим? На самом деле сожгли его эти «красавицы», когда охотились на императора.