Участковая для нечисти

Хотя… Некромант. Сын бабы яги и полуночника. Кто знает, кто стал его отцом? Кто знает, какое еще могущество может скрываться в этом теле? И в этой тени…

–  Мальчишка жив?

–  Да, - согласился спецназовец тихо.
– Водяной и леший закрыли его своими силами.

–  Превратив в полукровку?

–  Да.

–  Это плохо, - вздохнул Лешка грустно.
– Еще и кащей свои силы вернул. Ну, никакого спокойствия и благополучия. Как прикажете в таких условиях работать?!

–  Леш…

–  Да?
– скосил некромант взгляд на Марата.

–  Ты зачем пришел то?

–  Сентиментальным старым дураком стал, знаешь ли. Вот… хотел поговорить. С тобой. Со Скворцовой…

–  Ты на нее правда приворот навесил?

–  Правда, - согласился с усмешкой Гусар.
– И не просто приворот, на крови ворожил, позаботившись о том, чтобы на ней венчального медальона Мельника не было. Пришлось, правда, найти подходы к волхвам. Но дело того стоило. Чуть-чуть мне не хватило. Всего чуть-чуть. Несколько бы дней, я как раз после праздника осени собирался вернуться, и все было бы закончено. Она бы тихо умерла, я бы стал вдовцом. И все были бы счастливы. Так нет же, принесла нелегкая этого опера из города, начали копаться. Снежного зверя моего вытащили. В полуночный мир девчонку затянули. Вот зачем? Она хорошо себе жила в мире настоящем. Снов не видела, печали не испытывала, прошлого - не помнила!

Марат промолчал.

Кто этот человек рядом с ним?

Его начальник человеком был приятно-неприятным. Он был честным малым, открытым, иногда - чересчур. Мог и в лицо сказать грубость, мог и крепкого словца не сдержать. Но за своих ребят всегда стоял горой. Не сдавая их ни вышестоящему начальству, ни смерти. Лучшие операции, лучшие штурмы. Все самое лучшее, что сделало их отряд легендарным - исходило от Гусара. А сейчас рядом с Маратом сидел и скалился некромант. Опасный тип, для которого, что чужая жизнь, что чужая смерть не имели никакой цены…

Он был совсем другим. Не таким!

Или не был? А казался?

И права была участковая, со своим тихим: «Я думаю, что Лешка, которого я даже отчасти любила, пал первой жертвой этого некроманта. Я не хочу омрачать свою память, поэтому предпочту думать именно так».

–  Она была права.

–  Она?
– Гусар взглянул на Марата, потянулся, разминая мышцы. Взглянул на свои руки и закурил уже нормально. Вид у настоящего некроманта, без труда переместившегося за тысячи километров, был немного расхристанным. Простые домашние брюки, распахнутая на груди рубашка и сотни мелких шрамов вокруг сердца. В остальном - отличная мускулатура, которую Марат видел не раз. Мышцы, раскаченное тело. Только эти шрамы… - А, ты про участковую?
– добавил Лешка тем временем.
– Никогда не мог понять эту девчонку. Вроде человек как человек. Без силы своей «светлости» - она даже не слишком к добрым поступкам была склонна. А вот поди ты, как скажет что-то, хоть за сердце хватайся.

–  Как будто оно у тебя есть, - бросил Марат сквозь зубы и пожалел. Лицо некроманта стало каменным, желчным.

–  Есть, - ответил он, тем не менее, спокойно.
– Если бы не было его, было бы проще. Если бы только не было этого куска мышц! Без которого люди не живут почему-то…

–  Зачем тебе все это надо?! Зачем?!
– спецназовец даже не догадывался, с каким отчаянием звучит его вопрос, с какой болью.

Гусар посмотрел на него со снисходительным презрением. Людьми было так просто манипулировать!

–  Сердце, Марат. У меня больное сердце. Человеческими методами оно не лечится. Зато методами некромантско-полуночными - да. Я просто хотел жить. Понимаешь? Жить. И ничего больше.

Тихий спокойный голос, нотки доверия, хотя, скорее, правильнее будет сказать, щедро сдобренный магией вызов на доверие. Магия ласкала, гладила, уговаривала подчиниться. В конце концов, они так долго были друзьями. Все это время.

Кто как не Гусар стоял за спиной Марата? Кто как не этот безголовый Лешка тащил его на себе по тому ущелью, раненого. И ведь дотащил! Вовремя. И врачи смогли помочь, и руку спасли. Ту самую руку, которую сейчас этот некромант осторожно пожимает.

–  Я ведь не хотел, - Лешка чуть сжал ладонь друга.
– Все это должно было быть другим. Я не хотел рождаться некромантом. Не просил об этой силе. Даже когда подыхал, не собирался использовать чужую силу. Не собирался никому причинять боль. Я держался, когда кашлял кровью. Я держался, когда мое тело полосовали на куски невидимые лезвия. И знаешь, от этого не было толку. С каждым днем мне становилось все больнее. Каждый следующий день был хуже предыдущего. Каждый день. Мне казалось, что я в аду. Что быть больнее не может, но приходил новый день и я понимал, что ошибался. Снова. И снова. И снова.

Рассказ был тих и безыскусен, таким тоном можно говорить о погоде, разговаривать о событиях в маленькой деревушке, где самое страшное, что может случиться - это, пожалуй, что появление лисы. Или как две кумушки друг с другом поссорились, поругались, да друг другу мелко напакостничали. Одна на белье куриные перья высыпала, вторая обидчице соль вместо сахара подсыпала, а та пирог праздничный делала…

Вот только, когда таким тоном говорят о собственных бедах, это ранит, куда сильнее. Это заставляет кричать на одной ноте, бесконечно сочувствуя и переживая.

Бесконечная боль?! Разве можно с ней смириться?!

–  Никакие лекарства не помогали. Мой снежный зверь лежал сутками под моей кроватью, отказываясь от еды. Я почти не мог встать. Я считал себя обычным ребенком…

«Ребенком?» - Марат содрогнулся.
– «Все это было с ним, когда он был ребенком?! Это же… слишком жутко!»

–  Мама не могла пойти к могущественному Мельнику, чтобы найти у него лекарства от моей болезни. Я не должен был появиться на свет, чтобы ни способствовало этому. Что бы ни стало причиной. Я был… ублюдком, по мнению всего мира. Выродком… А боли не становилось меньше, боли становилось все больше и больше, - Гусар смотрел в темное небо, где тучи затягивали небосвод. Далекие, по-зимнему уже холодные звезды, были где-то высоко-высокого, бесконечно… Не дотянуться. Не найти ни тепла, ни понимания. Ни-че-го. Протянув ладонь, Алексей попытался поймать хоть одну звездочку, но темные тучи накатили жадной пеленой, скрыли от него нежный свет.
– Так всегда. Когда я встречаю какой-то источник света, он исчезает от меня быстрее, чем я успеваю понять, что это было. Неужели я никогда не дотянусь? Тогда тоже не дотянулся. От невыносимой боли сердце маленького ребенка не выдержало и остановилось. Я открыл глаза в теле человека.

«Теле… человека?»

–  Мое тело, настоящее тело маленького ребенка, было похоронено в болоте. На долгих семьдесят лет. Я стал… лишь частью души некроманта. Пугающего. Твари, которая не думала ни о чем. Он просто убивал. Это была работа настоящего мастера, - Гусар немного истерично хохотнул.
– Вот сижу с тобой, Марат. Я ведь никому не говорил этого, представляешь? Возможно, мне хотелось кому-то об этом рассказать. Найти кого-то… кого можно попросить о помощи…

–  По… мощи?
– Марат откашлялся, - о чем ты говоришь?

–  Я хотел, пока был в том теле, чтобы меня вернули в тело маленького ребенка и позволили спокойно умереть. Я не хотел жить, поэтому большую часть времени спал. Пока однажды… - Лешка замолчал.
– Я не проснулся снова. От голоса женщины, человека и русалки одновременно. Она пела так нежно, в ее голосе было обещание надежды. И тогда я открыл глаза. И снова окунулся в боль, боль… Лучше бы и не просыпался.

–  Ты… - Марат вскинул голову.
– Я могу тебе помочь?

–  Да, - начав снова истончаться, некромант кивнул.
– Чтобы жить, жить спокойно, дальше. Без чужих смертей, без этой вечной боли, боли, боли, мне просто нужно сердце. Сердце полуночника. Ни черного, ни белого - нейтрального.