Участковая для нечисти
Шрифт:
…Стук раздался после полуночи. Лида подорвалась с кровати, испуганно кинулась к двери. Ретривер золотистым шариком следовал за ней, только что скалился молча. Распахнув дверь, девушка отшатнулась, увидев брата и отца.
– Папа? Дима?
Степан Викторович подтолкнул сына в плечо, подсказал:
– Здесь надо шагнуть, Дима. Приподними правую ногу, хорошо. Наступи на порог. Отлично. Теперь подтяни ногу. Молодец. Шагни левой. Хорошо. Теперь иди.
Парень кивнул, шагнул в полосу света от неяркого настенного бра, и Лиде пришлось испуганно зажать рот. В прихожую шагнул живой труп.
У ее брата были
– Господи, папа, что это?
– Последствия умолчания. Сделай кофе. А я его пока уложу спать.
– Сейчас!
– Лида бросилась на кухню. Попыталась зажечь спичку и не смогла, руки тряслись. И огонек гас еще до того, как девушка успевала зажечь конфорку.
– Сядь, матушка, - на плечи Лиде опустился легкий как паутинка платок.
– Я все сейчас сам сделаю.
– Спасибо, Тимофей.
Первую кружку, пахнущую какими-то травами, домовой впихнул Лиде.
– Пейте, матушка, лишним не будет. Здравствуйте, Степан Викторович.
– Здравствуй, Тимофей.
Лида, уже сделавшая глоток дурманно пахнувшего чая, даже удивляться не стала. Догадывалась, что папа отлично знает, что в доме есть полуночники.
– Что с Димкой?
– спросила она.
– Зов русалки, - пробормотал мужчина, отпивая из кружки.
– Молодой дурак, в голове много всего наивного, вот и вдарило по нему так, что… Он скорее сейчас на овощ похож, чем на человека.
– Где он взял русалку?
– Мать ваша. Надо было мне еще года два назад сказать. Хотя бы тебе, но он так радовался… Как можно было лишить его этого…
– Этого?
Степан Викторович сгорбился на стуле, грея ладони о кружку с кофе. Не в силах рассказать, но не видя смысла скрывать то, что уже стало открытым ящиком Пандоры.
– Мать нас бросила. Сразу же после рождения Димки. Умчалась, не в силах быть на одном месте, не желая его кормить и портить свою великолепную фигуру, ее инстинкт материнства затих так же мгновенно, как и появился.
– Начнем с другого, - попросила Лида, - она человек?
– Не совсем. Несколько лет назад…
– Несколько?
– скептически перебила отца Лида.
– Хорошо, пару сотен лет назад, она отведала плоти русалки, приобретя бессмертие, нечеловеческую красоту и завораживающий голос. Но за это она заплатила дорогую цену, совершенно утратив человеческие черты. Все, чего она хотела, - это петь. Каждый день, почти каждый час. Ей ничего не нужно было. Только пение. Она завораживала своим голосом всех, кто слышал ее, погружала людей в омуты безумия. От русалок отличалась только тем, что не убивала людей и жила на суше.
– Очаровательно, - прищурилась девушка.
– Дальше давай.
– Мы встретились в тот год, когда ей в голову ударил материнский инстинкт. Она родила тебя, но почти не принимала участия в твоем воспитании. Все, что она делала - это пела тебе по ночам русалочьи колыбельные. Может, хотела передать тебе свое проклятие, может еще чего. Я не знаю. Но потом родился сын, а она сбежала.
– Далеко?
– В соседний городок. Там были гастроли бродячего театра. Она к ним прибилась. Прошла пробы, и пару лет
ездила вместе с ними. Потом, по мере того, как ее голос становился все более и более нечеловеческим, она стала реже выходить на спектакли. Дальше - почти полное забвение. Ее потом увидел какой-то бандит, столичный, изгнанный. Лишенный своих денег, он искал шанс и увидел его в ней. Он увез ее из городка ночью, перевез в крупный столичный центр, выкупил захудалое местечко и сделал ее примой этого местечка. Не прошло и полугода, как чтобы попасть в это место, стала нужна запись загодя.– Почему?
– Голос русалки сходен с наркотиками. Вызывает все те же симптомы. Только без привыкания. Это мгновенная разгрузка тела и рассудка. Кто смог бы устоять?
– Она… - Лида прикусила губу.
– Нас помнит?
На лице Степана Викторовича появилось настоящее облегчение. Самую болезненную тему дочь подняла сама.
– Нет, - сказал он.
– Забыла в тот же год, когда перестала петь для театра, и вернулся ее русалочий зов. Она…
– Какой же из нее человек?
– грустно спросила Лида.
– О чем ты говорил?! Она же…
– Прости.
– Димка значит ее нашел?
– Да. Видимо вошел в зал в разгар выступления. И…
– Сошел с ума?
– предположила Лида худшее.
– Нет! Конечно, нет, - Степан Викторович суеверно сплюнул и постучал по краю стола. Хотя обычно в вере в суеверия замечен не был.
– Значит, не все так ужасно, просто плохо?
– Точно.
– Хорошо, - выдохнула девушка - значит, он попал под зов русалки, как обычно попадают под поезд.
– Форма странная, но содержание верное.
– И судя по твоему лицу, ты не знаешь, как с этим справиться.
– Да, - с неохотой признался Степан Викторович.
– Ладно, спрошу у полуночников, может, знают.
– Не у Мельника?
– У него даже спрашивать не буду, - отмахнулась Лида.
– Продолжим. О полуночниках ты знаешь, в этом нет сомнения. Давно?
– Да.
– А здесь? Все случилось случайно или есть некий умысел?
– Умысел, - вздохнул отец участковой, разглядев в дочке профессиональную встревоженность.
– Здесь государственный заказник. Сюда перевезли представителей почти всех видов.
– Отлично. Ты в этом заказнике?
– Егерь.
– Работа в школе - прикрытие. Ну, а слова о сменах на заводе - ложь.
– Точно, - кивнул мужчина.
– Как и ожидалось от моей дочери, столько всего успела выяснить.
– Куда ты пропал в ту ночь, когда на меня напали?
– Хотел сделать то же, что и вы с Сашей, поговорить с кликушницей. Но до нее не доехал, увидел, как темная тень опустила тебя на крыльцо, и помчался следом. Не догнал, но след взял. И все эти дни пытался выследить.
– Темная тень. Человек или полуночник?
– Один из тех, кто как Мельник ходит между двумя мирами. С тем учетом, что тогда за тобой шел мертвяк, скорее всего, на тебя напал некромант.
– Некроманты - это повелители мертвых?
– Не совсем, хотя и близко. Они повелители мертвой материи. То, что жило и умерло, или того, что никогда не жило.
– Не вдохновляет. Но хотя бы понятно, почему полуночникам он планирует дать свободу убийств. Из живых он не сделает для себя ничего полезного. А вот с мертвыми ему простор для фантазии.