Ученики Берендея
Шрифт:
Спустился я к воде и размышлял, пока посуду мыл.
Чтоб стать учителя достойным, ученикам прописывают капли молчаливого терпенья. Трудом науку заработать, слугой и третьей побывать рукой, пока пройдёт настройка и в эфир, дуэтом, единую тональность не отправят… Открытие ошеломит случайного зеваку. До сей поры могло казаться, ровня мы, друг другу не обязаны ничем: и разбежались, если что, и поминай, как звали… Однако, допустимо ль быть слепцом настолько, чтобы не заметить: повязаны единой нитью все мы, выпущенные в Жизнь, и платим древние долги. Что знаем о воплощеньях прошлых на Земле? В мужских ролях и в женских, бывали прежде хороши, как пить дать наломали дров. Раз за разом, вновь выходим в воплощение, чтоб задолженности погасить.
Вот так, по крохам, науки постигаем. Разве не мастер, мой Евгений-свет Васильевич? Как подаются ненавязчиво и живо у него уроки. Создателя поблагодарить осталось за учителя, кто сам учеником у своего, тот у своего. Подобного конвейера целесообразность я готов приветствовать, готов и лепту в продолженье мудрое посильную внести.
Вот так всегда: едва не стартовал и тем едва не увеличил космонавтам счёт… И, зазевавшись, ногу раскроил. На тропке именно меня стекла осколок караулил - выпуклый, со старческим лицом, исполненным ядовито-жёлтой сути.
– За годы юные бутылок наколол, небось?
– Не то, чтоб много. Всякого бывало.
– Замечательно, - только и сказал учитель.
Что замечательного в том, что я поранился? Учитель реплике несказанной свободу даровал:
– Потому замечательно, что не безнадёжен ты. Удостоиться отработки долгов при жизни честь особая, но пуще того - ответственность. Свидетельство того, что в тебя верят. Надеются, что испытания пройдёшь, на полдороге не освободишь от ноши рамена, как есть примеры. Иному богатырю в два счёта отобьют охоту. ИСПУГАТЬ-ТО МОЖНО ВСЯКОГО, ДА НЕ ВСЯКОГО ОСТАНОВИТЬ.
Помнится, не сразу я одну особенность за Евгением Васильевичем заметил. Не любит сразу отвечать, - я полагал, умышленно, для придания веса слову. Наверное отныне знаю: молитвой пламенной нам чистит путь.
– Извини, я проглядел стекло. А мог заметить, не сосредоточься на другом. В том и заключается наука путь держащего; меня, как видишь, подловили. Извини.
Кого не тронет искренность, с какою сказано то было? Кабы Евгений свет-Васильевич был женщиной, я непременно бы влюбился, я сделал бы за откровения такие для него, наверно, всё, что в моих силах. Пусть хвастуны воротят горы, по мне - пусть постоят… Вот и про бывшего его ученика известно стало: трудов бежал, лениво испугался. С подобными встречаться доводилось. «Чем меньше знаешь, тем спокойней жизнь», - огрызаются они. Но даже обезьяны расширить кругозор стремятся. И мир растений изучен нами не настолько, чтоб утверждать, что сводится их жизнь лишь к поеданию друг друга. Кого не изумляют корни заблуждений вековых? Корчуя, впору поклониться им и почитать за лета разве. ЧТО СТРАУСУ ПО СТАТУСУ, – ПОЗОР ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА.
Конский топот нас застал врасплох.
– Давай-ка освободим дорогу.
– Вы же сами говорите, руки и совесть у нас чисты.
Учитель рассудил иначе:
– Спорить с невидимым противником не стоит. Мы угодили в сотканные искусно сети. Дурную славу на копытах конских отправить можно далеко вперёд. Представь: законопослушные собрались граждане, отряды поднимали для поимки двух разбойников. Или обманщиков, - за кого оговорившая сторона нас выдала, пока не знаем. Я сбросить плащ могу и шляпу, навстречу выйти да узнать, за кем погоня. Само собой, нарваться можно на ретивых слуг закона, числом превосходящим опьянённых, кто сам легко тот же закон преступит.
В траве ко времени укрылись, и удачно, ибо высматривали по сторонам и, как у окулиста на приёме, всадники выверяли зоркость. Унынию учитель не предался, ногу мою потребовал к осмотру.
– Ещё подсказка, - молвил
он, пахучий лист ползучего растения прилагая к ране.– Поверишь, до сих пор не мог найти его. Как вовремя покинули дорогу. А это, глянь-ка, что?
Алой парчи в траве валялась варежка меховая, на ощупь - просто ледяная, и вышиты по ней жгучие снежинки, глубокой синевы. Учитель к уху моему поднёс, почудились мне завывания метели. «Придётся сделать крюк, вернуть потерю».
И вновь вниманье на дорогу. Серьёзный оборот принимало дело. Столб пыли не успел улечься, существованье наше отравляя, второй отряд суровым видом горизонт испортил.
– Выше нос! То знак: получаться что-то стало и у нас.
Решил учитель всадникам дорогу бросить. На открытых участках передвигались мы с предельной скоростью и порознь. Как он выдерживал нагрузки - я поражаюсь; в его-то годы.
– Нам до холмов добраться, там в большей безопасности пребудем. А дальше по ночам идти придётся. Если не сойдёшь с маршрута прежде, - Евгений-свет Васильевич усмехнулся.
– Предлагаю свежую задачу: впереди, при оружии, около сорока конных следопытов. Показать им спину, отлежаться либо на авось пойти, - что выбираешь?
У холмов стоял отряд дозором. Митинговали добровольцы, жгли костры, - жареного мяса запах будил нездешний аппетит. Гибкими ломтями хлеба мы начали и завершили ужин скромный. Кто б спорил, через кордоны прорываться проще налегке. Безделья вынужденного коротая время, языку знаков обучал учитель. Предложение целиком впервые я прочёл: «Не догадались бы подключить собак». Внутри так и похолодело. Имеется немалый риск, что нас, лишь мимо двинем, почуют лошади; при наличии псов верных, не вздумай воздухом дышать. Пока дул ветер нам в глаза, пощипывали мирно травку лошади закона.
На небосводе меркнущем пробились звёзды, робкие чрезмерно, и напролом, через высокую траву, едва не обнаружив нас, гонец промчал. Евгений-свет Васильевич к земле прикладывался ухом, - я засомневался: неужто способом таким услышать можно, о чём они там разговор ведут?
Выходит, да; на лице учителя мелькнула тень везенья:
– Снимают оцепление. Друзья не подкачали, где-то вызвали огонь сияньем лат своих, внимание отвлекли.
– Он оценил мою реакцию на новость.
– УМЕНЬЕ ЖЕРТВОВАТЬ СОБОЙ – ОДНО ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ДОСТИЖЕНИЙ РАЗУМА. Представь, что изловили в населённом пункте неком двоих, одетых в точности, как мы. Раз телефонов нет, простор маневрам обеспечен; и тот, кто партию задумал против нас сыграть, в подполье скроется либо явит очи сам. Пока там разберутся, уйдём из этого района, как можно дальше.
Вслед за топотом копыт, снялись и мы.
«Куда-куда?» - ночная прокричала птица, зловеще расхохоталась и замолкла, будто разбиралась: правильно расставленный кордон на глазах распался; что за чары насылают эти двое? Беду бы не накликать: над двуногими негоже потешаться!
Покинув для дозора горстку смельчаков, кавалькада в направлении новом устремилась. Кого угодно вдохновит поворот подобный; однако, к посту вплотную подобравшись, я устрашился: учитель будто в воду канул. Знаком хоть бы предварил… Шорох сзади не обещал поблажек, я в плечи голову втянул.
В бедро мне мордой ткнулся крепкий ослик, для письма дощечками он был гружён. Ослик пригодится, да где ж, в конце концов, Евгений?..
– Молодчина! Выбирайся на дорогу.
Мне показалось, прозвучала похвала из уст осла, по совпадению странному, голосом учителя.
– Евгений Васильевич?.. Вы?
– шёпотом переспросил я, уронив себя в траву.
Сдаётся, эти пятеро не заподозрили обмана. Меня от ликованья прямо распирало. Одного не понимал: почему к спасительному волшебству мы не прибегли раньше? Кому-то показалось мало, и несколько минут тревожных на долю выпали мою, - дозорные перекусить позвали. Я следовал инструкции - мычал и гладил вздутый мышцами живот.