Ученый из Сиракуз

— Вот и все. Поэтому, пока есть время, мы их можем вычислить. Возьми там на стенке абак и садись считать.

— Как ты можешь? — изумился Филодем.

— Гексапилы конникам не миновать, — Архимед с улыбкой повторил слова коменданта, — а я всегда предпочитаю ожиданию какое-нибудь дело.

Гераклид подсел к учителю, и они, не обращая внимания на окружающих, погрузились в вычисления. Числа теперь получались намного больше прежних, но на этот раз Архимед против обыкновения грубо округлял их, отбрасывая иногда даже мириады стадий.

— Потом посчитаем точней, — торопился он, — сейчас я хочу узнать, о каких величинах идет речь.

Гераклид не совсем понял ход решения, но счет успокаивал, и он со страстью принялся подсчитывать поперечник правильного тридцатиугольника со стороной, равной диаметру солнечной орбиты.

Расчет велся приближенно, и ответы были получены быстро.

— Хороши же мы с тобой! — сказал Архимед. — С Юпитером промахнулись в десять раз, а с Сатурном в двадцать. Теперь понятно, почему они почти не меняют блеска, ведь относительное изменение расстояний совсем невелико.

— Это очевидно, — согласился Гераклид.

— Зато заметь, как ярко они должны светиться! Помнишь, мы считали, что все планеты имеют одинаковый блеск. А теперь получается, чем дальше планета, тем она ярче. Ведь Сатурн в двадцать раз дальше от нас, чем Марс, а выглядит так же. Значит, дальние планеты непохожи на ближние. Может быть, звезды, которые еще дальше…

— Еще ярче?

— Да. Может быть, они, — Архимед поднялся и заложил за голову руки, — солнца?

— Но тогда, — со страхом проговорил Гераклид, подойдя к учителю, — они должны быть в такой дали, какую не вынесет разум!

— Но тогда, — Архимед взял ученика за плечи, — нам незачем вращать Солнце вокруг Земли. Проще, как Аристарх, считать его центром мира или вслед за Демокритом и Эпикуром центром одного из многих миров.

— Немало я видел хладнокровных, — сказал Филодем, — но таких вижу в первый раз. Скажите, вы и в горящем доме будете рассуждать о звездах?

Он стоял перед ними в панцире, шлеме, поножах, опоясанный мечом.

— А ты уже что-нибудь высмотрел, воитель? — спросил Архимед.

— Еще бы. Полюбуйтесь сами. Это Диномен и с ним два десятка воинов. Вон на черном коне. Никто, кроме него, не носит такого шлема.

Всадники подъехали уже совсем близко и начали подниматься к воротам справа вдоль стены. Уставшие кони спотыкались, с трудом одолевая подъем.

— Диномен бросил войско?

— Сейчас узнаем. Пойду встречу их.

Филодем кликнул воинов, и они с шумом затопали вниз по каменной лестнице.

Гераклид подошел к окну, выходившему в город, и увидел, как комендант во главе своего отряда появился на площади перед башней. Сразу же их окружили горожане, толпа росла, становилась плотней. Воины оттеснили ее, освободив пространство у ворот, в которое один за другим въехали всадники.

— Диномен! — Филодем заступил дорогу черному коню. — Что случилось? Какое-нибудь несчастье?

— А! Не спрашивай! — прохрипел Диномен. — Предатели. Предатели все! Начали лучники с Крита, а за ними прочий сброд!..

— Твои воины перешли к римлянам?

— Хуже! К Гиппократу! — Диномен перевел дыхание. — Ганнибаловы прихвостни вышли из Гербеса одни, — продолжал Диномен, — вышли просить пощады. Я приказал своим арестовать их, но эти трусы испугались двух безоружных и подчинились им! Изменники! Мы насилу ушли. Защищай город, Филодем, предатели идут сюда.

— Слава Гиппократу! — крикнул кто-то. — Смерть палачам Леонтин!

Вся площадь подхватила, повторяя хором:

— Палач Леонтин, палач Леонтин!

— Молчите вы все, пока римляне не перебили вас! — заорал Дипомеи, и толпа стихла. — Закрой ворота, Филодем! Гиппократ не должен войти в город.

— Гиппократ такой же стратег, как и ты, — ответил комендант.

— Гиппократ предатель, мы лишили его полномочий.

— Не ты его выбирал, не тебе и лишать, — возразил Филодем. — Собери народное собрание. Если оно изгонит Гиппократа, я подчинюсь тебе.

Толпа одобрительно заревела. Отовсюду неслись крики: «Слава Гиппократу!», «Смерть Аполлониду!», «Хвала воителю Ганнибалу!»

— В Гавань! — закричал Диномен, и всадники двинулись сквозь толпу к выходу с площади.

— Теперь война, — сказал Филодем, вернувшись наверх. — Но не мог же я согласиться закрыть ворота перед сиракузским отрядом и ждать, пока римляне истребят его под нашими стенами!

— А потом нападут на город, который некому будет защищать! — добавил Архимед. — Не оправдывайся, Филодем, ты правильно поступил. Может быть, как раз теперь, видя нашу решимость, римляне откажутся от осады.

— Не откажутся, — возразил комендант, — у них тысяч восемьдесят пехоты и флот в триста кораблей. А Сиракузы — лакомый кусок. Но мы отобьемся, Архимед. С твоими машинами и не отбиться! Да я умру от стыда, клянусь Аресом.

_____

Вечером вместе с Магоном к Архимеду приехал Гиппократ. Сотня сопровождавших его конников заполнила узкий переулок. Гераклид не присутствовал при недолгом разговоре нового правителя Сиракуз с ученым. Когда они вышли из комнаты, Архимед сказал Гераклиду, что на время переселяется к воинам:

— Гиппократ попросил меня стать главным советником по делам обороны города, — объяснил он. Видно, настало время поглядеть, чего на деле стоят мои расчеты!

Пока Гиппократ с Архимедом усаживались в повозку, Магон сжал плечо Гераклида.

— Если бы не твой подземный ход, — с благодарностью проговорил он, — перебили бы нас всех до единого. И еще вот что я хотел сказать тебе — Гай Прокул погиб, защищая Леонтины.

БОЙ

храмах приносили жертвы, молились об избавлении от напасти, гадали о будущем по внутренностям жертвенных животных. Но предсказания были противоречивы, и страх, о котором молчали, который гнали прочь, был словно разлит в воздухе Сиракуз.

— Завтра полезут, вспомни мое слово! — хмуро сказал Гераклиду его старый леонтинский знакомец Дион, под началом которого оказался геометр. Видишь, как рано ушли в лагерь, не иначе, отдыхать перед боем.

Они со стены Неаполя глядели на лагерь морских пехотинцев Марцелла. Он возник здесь на месте садов и полей в долине Анапа, перед рощей святилища Зевса, пять дней назад с непостижимой быстротой, прямоугольный, обведенный рвом и насыпью, с бесчисленными рядами палаток, со своими площадями и улицами, огромный, людный, деятельный. А днем позже по другую сторону города у поселка Трогил появился похожий на него, как брат, лагерь войска Аппия Клавдия.