Учитель (Евангелие от Иосифа)
Шрифт:
Такая же, какая выпала на долю Иоанна Крестителя. Быть может, хуже.
Ионатан Анна, который не верил его пророчеству и которому, по закону, как «Отцу», предстояло арестовать Иисуса, если небеса вот-вот не вмешаются, прервал молившегося Иисуса и заговорил с ним, как с обречённым. Заговорил о некоей чаше.
Иисус ответил ему: «Отче, пронеси чашу сию мимо Меня! Впрочем, делай не то, чего Я хочу, но чего хочешь Ты!»
О какой чаше шла тогда речь, скоро, увы, выяснилось.
Ши Чжэ засуетился и украл у Чиаурели свой стакан.
Наступила
Умолкли во дворе и стрекозы.
Старейшины высыпали туда и задрали головы к небесам.
Луна не встала. Продолжала скользить лёгким серебряным пятаком по чёрному небу, тяжёлому и гладкому, как мрамор.
Луна уходила к Мёртвому морю. Тоже гладкому и чёрному.
Ничего не произошло. Небеса не подали ни малейшего знака. Ни молнии, ни даже моргнувшей звезды.
Стрекозы выждали ещё несколько мгновений, а потом взорвались все разом и стали дырявить тишину мелкими, но быстрыми строчками.
Иисус зашагал к скалистому бугорку в центре двора и взобрался на него.
«Пришёл мой час!» — проговорил он тихо. Чтобы его никто не услышал. И — ничто. Кроме легенды.
Когда его обступили неразличимые во тьме силуэты людей, он спросил: «Кого ищете?»
«Иисуса!» — ответил ему голос Иуды Искариота.
«Я есмь!» — кивнул Иисус и сошёл с бугорка…
— Надо же! — вздохнула Валечка. Теперь она стояла за спиной Ёсика.
82. Эксепнусен…
Арестовали и Симона с Вараввой.
Берия эту акцию одобрил кивком головы.
Судил Иисуса сперва Ионатан Анна. Суд под его началом быстро признал Христа виновным.
Берия спросил: а сколько было судей?
Ёсик не вспомнил.
Вспомнил зато, что ровно в два ночи Иисус предстал уже перед прибывшим на место скандала Каиафой. Народным первосвященником. Который тоже осудил его.
Берия хмыкнул. Наверное, в адрес Каиафы.
В шесть утра в Кумране объявился и Пилат. Не слушая еврейских «отцов», он сразу же велел Иуде представить ему трёх «воров», врагов Рима, бунтовщиков, которых сами евреи обвиняли, однако, в другом. В лжепророчестве.
Допросив Иисуса, Пилат посчитал, что на нём лежит куда меньшая вина за бунт, нежели на остальных. Тем более, что Иисус, по его собственным словам, таил в душе злобу не на римлян, а на евреев. Не признававших в нём царя.
Прокуратор отложил вынесение приговора на более поздний час и занялся Вараввой.
Пилату Иуда предложил взятку за себя через Агриппу Ирода. Между тем, в последний момент к прокуратору нашёл путь и соперник Агриппы — Антипа. Который предложил тому за Варавву и Симона большую сумму.
Для получения денег из кумранской казны под благовидным предлогом Пилату надлежало формально стать членом кумранской коммуны. Наспех проведённая процедура посвящения была ограничена в его случае частичным крещением. Омовением рук.
Получив обещанное, он отменил готовый было для Вараввы суровый приговор и отпустил того на волю. Решение своё Пилат обосновал преклонным возрастом
«вора».Вместо Вараввы он судил Иуду. Который признал вину, или, как сказано об этом в Завете, «повесил себя».
Пилат приговорил его к кресту.
Отпустить Симона прокуратор отказался, ибо в его глазах тот был чересчур уж крупным «вором». Лютым ненавистником Рима.
Наконец Пилат вернулся к Иисусу. Кроме сомнений в непростительности его вины против Рима, прокуратор таил надежду, что взятку евреи предложат ему и за своего «Царя».
Которого, мол, легко и казнить — если не предложат мзды, и помиловать — если предложат. Ибо этот «Царь» утверждал самое разное. Как, впрочем, большинство людей. Особенно тех, кто занимаются политикой. И имеют много принципов… То к насилию звал, то, наоборот, к смирению.
Поэтому в данном случае вопрос — казнить или нет — Пилат предоставил решить местному еврейскому «Отцу». Ионатану Анна. Хотя Иисус принадлежал к его партии, «Отец» рассуждал недолго. И — столь же невозмутимо, сколь неугомонным в своём рвении к «отцовству» казался ему бывший «Сын».
Ёсик вдруг сделал паузу и развёл руками: я, мол, понимаю и «Отца» — если Иисусу не закрыть навеки его глаза, он, прорвавшись к власти, «даст свет тем глазам, которые не умеют видеть, и заберёт его у зрячих, которые не видят света». Как и грозился.
Берия снова кивнул, но повернулся к Чиаурели: точно, мол, как в этой песне из твоей ленты о Берлине — «кто был ничем, тот ста-анет все-ем»!
Миша ответил по-грузински, что этой песни в фильме нету, но он понимает Лаврентия. Точнее, «Отца», который обязан заботиться о недопущении переворотов. Ибо — хорош переворот или плох — старейшины при этом теряют власть.
Берия развернулся теперь к Ёсику и собрался что-то добавить, но я не выдержал. Схватил их вместе, троих, взглядом и буркнул:
— Ну атракебт ак дураки бавшвебивит! (Не бздите тут, как слабоумные дети!)
Но сразу же улыбнулся: понял, что, хотя они и не дети, — переживают. Даже Мао шепнул что-то переводчику…
Решение «Отца» многие кумранцы, ненавистники Рима, восприняли с удовлетворением, ибо Иисус — в своём рвении к трону — казался им чересчур уж терпимым к врагу.
Предателем.
Что же касается Пилата, решение это его ни огорчило, ни обрадовало. Скорее устроило, ибо он обещал центру ровно три креста для предводителей антиримского бунта.
В девять утра Пилат объявил свой приговор, подчеркнув, что в случае с «Царём», он обусловлен волей евреев.
Распять всех троих Анна настоял к тому же немедленно, ибо в шесть вечера начиналась Пасха. Великий праздник. Совпавший к тому же со святой субботой.
Кресты были сбиты из подпорок, которые использовались при сооружении палаток для навещавших Кумран сельчан.
Вопреки легенде, Иисуса подняли не на средний крест. Средний, главный, достался Симону Магусу, самому злостному «вору», бывшему кумранскому «Отцу» и «Священнику». Иисуса, как «Царя», распяли справа от него.