Учитель Истории
Шрифт:
— Вот, — дружинник, вызвавшийся нам проводником, указал пальцем на один из самых крайних гаражей, по виду практически неотличимого от десятков прочих, стоявших по соседству. — Это он.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Ты пойдешь?
— Куда? — не понял он. — Я уже пришел.
— Парнишка вообще там? — спросил Фельдшер, замерев в нерешительности в десяти шагах от «цели похода».
— Там. Замка на двери нет.
— Отлично. И… что теперь будем делать?
— Разделимся, — предложил кто-то. — Трое идут к дверям. Двое обходят сзади — на случай, если есть запасной выход.
Вояка, однако.
— Заметано, — согласились остальные.
К дверям пошли я, Фельдшер и «проводник». Огнестрельного оружия у нас с собой не было — все отобрали омоновцы. Так что пришлось вооружаться тем, что осталось после схватки с громобоями. Я раздобыл себе кустарный мачете с подарочной гравировкой на имя какого-то Соляна и пневматическую винтовку. Винтовка была дорогая, компрессионная — с такой на зверя охотиться можно. Не то, что на людей. Ох, и нелепо я выглядел с заточенной железякой в ножнах у пояса и с ружьем наперевес. Совсем как в детстве, когда, начитавшись книжек Дюма и Сабатини, ходил осенью в поле рубить засохший борщевик, представляя себя великим воином. Только тогда всё снаряжение мое было деревянным.
А сейчас — из стали.
— Ремез, открывай! — проводник громко забарабанил обрезком трубы в железную дверь. — Мы знаем, что ты там.
— Или просто отпусти девушку, — добавил я, а в ответ на неодобрительный взгляд проводника простодушно пожал плечами: мало ли, вдруг он согласится?
— Уходите, — отозвался из-за двери глухой усталый голос. — Или умрёте. Все до одного.
Хорошее начало беседы. Такое конструктивное.
— Можешь нас не пугать, — парировал дружинник. — Ты здесь один. Долго не просидишь.
— Я просижу достаточно, чтобы, когда я выйду наружу, вас здесь уже не было.
— Каким же образом?
— Таким. У вас нет автогена, чтобы срезать дверь. Нет инструментов, чтобы ее вскрыть. У вас даже нормального оружия нет. Я сам слышал, как вы шушукались, и один жаловался очень громко.
— Вот дебилы, — беззвучно ругнулся проводник, но тут же нашел, что предложить в качестве альтернативной угрозы. — Мы выкурим тебя.
Тут уже настала моя очередь безмолвно возмущаться и тыкать пальцем: каким образом он собирается осуществить задуманное, не навредив заложнице? Ремезу пришла в голову та же мысль.
— Не думаю, что вы рискнете. Но попробуйте, если есть желание. Я здесь неуязвим.
— Черта с два, — снова влез я, чувствуя, что с трудом сдерживаюсь в рамках цензурного лексикона. — Хватит этой театральщины! Достал, ей-богу! Тебя обложили, тебе некуда идти. Помощи тоже не будет. Соверши хоть один мужской поступок в жизни: выходи и сдавайся!
— Как я мог тебя достать, если мы даже не знакомы? — последовал удивленный вопрос. — Ты вообще кто?
— Агния Барто. Татьяна с тобой?
— Таня? Ах вот оно что… Да, она здесь. И не волнуйтесь, Агния Львовна, у нее все в порядке. В отличие от вас.
— Тогда мы тем более никуда не уйдем, — заупрямился я. — Раз она с тобой. И я хочу её услышать.
— Не услышишь, — голос школьника звучал все глуше и тише, словно он говорил
с нами сквозь сон. — А раз вы отказываетесь уходить… То у нас в наличии неразрешимое противоречие.— Патовая ситуация?
— Ну, кому патовая, а кому и очень даже выигрышная. Оставьте меня, пожалуйста. Говорю на полном серьезе, так будет лучше для вас.
— Нет.
— Тогда берегитесь.
— Обычно в таких случаях, — шепнул мне на ухо Фельдшер. — Антогонисты в кино начинают палить через дверь. Ты бы отошел в сторонку…
— Ты это сейчас серьезно? — я посмотрел на него, как на умалишенного: все происходящее вдруг стало напоминать какой-то кислотный фарс. — Ты ведь пошутил сейчас, правда? Потому что, если нет, мне придется сдать тебя в лечебницу.
Пузан как-то неестественно дернулся и отступил на шаг. Я же снова повернулся к двери.
— Уходите, — повторил Ремез.
— Без Татьяны не уйдем.
— Таня моя. Она досталась мне по праву сильнейшего. И я ее не отдам.
— А она хотела доставаться тебе? Что-то я сомневаюсь.
— Сомневайся. Это твое дело. Она останется со мной.
— Мы так до утра можем препираться, — проводник брезгливо сплюнул на грязный снег. — А этот глист как сидел там, так и будет сидеть.
— Псих… — пробормотал Фельдшер.
— Мы все здесь психи, — больших усилий воли стоила мне моя сдержанность, но нужно сохранять остатки здравого смысла. — Я за эту ночь уже повидал такого, чего не думал увидеть и за всю жизнь. И не скоро это переварю.
— А ведь ночь еще не закончилась, — напомнил из-за двери сухой голос Ремеза. — И в связи с этим я еще раз настоятельно прошу вас покинуть территорию гаражного поселка. Иначе я не ручаюсь за последствия.
— За какие еще последствия?! — теперь уже проводник дал волю накопившимся словам. — Ты долбаный дегенерат! Подстилка громобойская! Ради бабы продался этим тварям! Подставил родной город! Ты видел, что там творилось сегодня?! Так я тебе покажу! Думаешь, мы не сможем взломать дверь? Да мы сейчас…
— Он что-то знает, — сообразил я. — Повторяет раз за разом про какие-то последствия. Последствия, последствия… Ему что-то известно. О чем не знаем мы.
— Естественно, — ехидно ответил мне мой соратник, который из флегматичного угрюмца за каких-то полминуты превратился в истеричку в камуфляже. — Он много чего знает, о чем не знаем мы! Например, как ловить бабочек в задний проход или как подружиться с единорогами. Или…
— Да нет же! — я перешел на шепот. — Он громобой, забыли? Все оставшиеся громобои сейчас в центре, сражаются. А сам Веня дезертировал. Бросил своих. Но, похоже, совершенно не парится по этому поводу.
— Еще бы он беспокоится… Бабу получил, теперь доволен. Да он же шизанутый, а шизанутые живут одним днем!
— Ты не прав, Боря, — вмешался Фельдшер. — Тут другое: он надеется, что всех свидетелей перебьют, и никто мстить ему не станет.
— А вот мне кажется, ни то, ни другое. Но мы сейчас проверим, — я повысил голос. — Веня, ты боишься смерти?
— Не боюсь, — после короткой паузы ответил Ремез.
— А расправы друзей, которых ты бросил на произвол судьбы?
— Я не бросал.