Учитель

– Не знаю как вам, а мне и этого хватит, чтобы не уснуть сегодня ночью, – Ханна сладко потянулась, поднялась, чтобы подойти к двери и послушать, не идёт ли кто по коридору, затем заговорщически прошептала, оборачиваясь в сторону подруг. – Когда допишешь, покажи рукопись издателю.

– И ты туда же, – усмехнулась Кристина, но тут же пожалела о своих словах, поймав вопросительный взгляд Ханны. – В смысле, что не надо. Я вам читаю и мне этого достаточно. Не нужно мне такой славы.

– Подожди, подожди, – вступила Марта, которую явно осенила светлая мысль. – К твоему сведению, недостаток опыта и природная скромность дают тебе преимущество – ты очень прилично всё излагаешь. Как я понимаю, в тех книгах, о которых ты рассказывала нам, постельные сцены описывались без какой бы то ни было цензуры. А у тебя всё очень даже целомудренно выходит. Может, и не нужно излишней откровенности? – Она задумчиво глянула на листки, лежащие на коленях подруги. – Это же самый настоящий любовный роман с интересным сюжетом, за которым хочется следить, а не только ждать, когда же наконец герои переспят. Нет, ну и это тоже, конечно, – она глухо рассмеялась.

Ханна махнула ей, чтобы вела себя потише.

– Она права, Крис. Стоит рискнуть. Даже если чего-то стесняешься, то придумай псевдоним и вперёд.

Кристина поджала губы, припоминая того, кто утверждал, что обязательно отыщет её и придёт за автографом, когда купит книгу. Потом она вспомнила ещё кое-что, от чего уголки губ поползли вниз. Разговоры про нового учителя литературы не давали покоя. Уверенности в том, что это именно тот, о ком она думала, не было, ведь оказаться им мог кто угодно и неважно, что попутчик из поезда знает поимённо нескольких писательниц. Из задумчивости её вывела Ханна, продолжавшая стоять возле двери и всё ещё находящаяся под впечатлением от рукописи.

– Как бы мне хотелось встретить такого вот Фернандо, дикого и необузданного, и чтобы любил только меня и ради меня был готов на всё.

– Дорогая моя, – Марта, стоя у своей кровати и растирая в ладонях ароматный крем для рук, поспешила вернуть её с небес на землю, – таких не бывает. Максимум, на что можно рассчитывать – это горячий мачо, который подарит плюс-минус незабываемую ночь, а потом слиняет дальше совершать любовные подвиги. А тебе останутся лишь приятные воспоминания, которым ты будешь предаваться, стоя дома у плиты и помешивая кашу в кастрюле для мужа и детей.

После этих слов в неё полетела подушка, на ходу смахивая с тумбочки лампу. С предательским грохотом в следующую секунду она опустилась на деревянный пол, после чего Кристина молниеносно запихнула свою рукопись в сумку, затолкала её в дальний угол тумбы, дождалась, когда подруги юркнут под одеяла и мгновенно потушила свет. Прошло меньше половины минуты, прежде чем в нависшей тишине они услышали тяжёлые шаги дежурной, спешно прошествовавшей мимо их двери.

– Криворучка, – шёпотом проговорила Марта, еле сдерживая смех.

В свете луны нехарактерный для воспитанной аристократки жест, который показала ей Ханна, был красноречивее любых слов.

Утром следующего дня немногие обитатели корпуса старшеклассниц были рады проснуться раньше обычного. За лето девочки привыкли поздно ложиться, просыпаться ближе к обеду, но безжалостная реальность настойчиво толкала их к первому уроку. Почти из-за каждой двери доносились глухие стоны и мольбы оставить несчастных в покое, дать поспать ещё пять минуточек. Несмотря на то что ежегодно на первом уроке первого учебного дня вместо каких бы то ни было занятий фрау Готфрид проводила торжественную линейку, опаздывать или вовсе не являться на неё смельчаков не находилось.

Первой из постели выползла Марта. Сгорбившись под тяжестью сна, который так вероломно прервал будильник, несчастная поплелась в ванну, шаркая на ходу по полу пушистыми розовыми тапочками. Следом за ней поднялась Кристина и некоторое время просто смотрела в пустоту, принимая как данность неизбежное начало учебного года. Она, как это ни странно, довольно неплохо отдохнула летом на тихом курорте французского побережья, а после – в маленькой квартирке, которую сняла для них мать и куда приходила в редкие для её профессии свободные часы. Бессловесная заторможенность раннего утра продолжалась и во время переодевания, когда одна из соседок силилась отыскать в неразобранной с вечера сумке затерянный чулок, другая дотошно выводила ровную стрелку на левом глазу, а третья пыталась вручную разгладить залом на воротнике форменной рубашки.

Ожили все после завтрака. И если на пути в общую столовую толпа невыспавшихся старшеклассниц обменивалась между собой лишь короткими односложными вопросами, ответами и взглядами опухших глаз, то на обратном пути многие повеселели. То и дело принимаясь обсуждать, кто как провёл лето, бело-синяя толпа девушек всех возрастов от четырнадцати до восемнадцати лет шумной волной заполнила актовый зал и сосредоточилась по комнате, согласно разметке на стенах. Они бы и дальше продолжали хихикать, обсуждать, кто из соседок поправился за лето и как всё-таки Ванессе Монетти удалось скрывать столько времени свой обман, если бы через минуту возле кафедры на почётном месте ректора не возникла знакомая всем фигура в строгом платье. Благоговейная тишина воцарилась в зале за считаные секунды.

Госпожа Готфрид начала свою речь. Избитые слова, которые все уже знали наизусть, повторялись с небольшими перестановками год за годом, но никто, как бы скучно ей ни было, не решался зевнуть или закатить глаза или не дай бог начать шептаться с соседкой. Девушки внимали. Точнее, они умело прикидывались внимательными слушателями, но думали каждая о своём, витая где-то далеко отсюда. И всё же сквозь поток дежурных рассуждений о пользе образования и о возможностях для выпускников в будущем, Кристина услышала то, что вызвало нервную дрожь от предвкушения чего-то тревожного.

– Вынуждена сообщить вам, – продолжала ректорша, – что в этом году мы чуть не остались без учителя литературы. К счастью, городской образовательный комитет в экстренном порядке выделил нам педагога, который останется с нами до тех пор, пока мы не сумеем найти постоянную учительницу. – Она махнула рукой куда-то в дальний угол зала, где в кожаном кресле сидел человек, ожидая вызова. Он бесшумно поднялся со своего места и направился в сторону кафедры. Кристина не видела его за рядами школьниц, а потому нервно переступала с ноги на ногу, пытаясь рассмотреть идущего. Когда он обошёл крайних в ряду девушек, сомнений не осталось – это был тот самый безмерно общительный сосед Кристины по купе.

Она пристально уставилась на него, провожая к кафедре. Теперь он не выглядел измученным. Строгий костюм облегал его подтянутую фигуру, длинные волосы были собраны в низкий хвост, от вчерашней щетины не осталось и следа, что сильнее подчёркивало остроту правильных черт худого беспристрастного лица. Кое-кто из девушек всё же вступил в короткие перешёптывания, обсуждая нового учителя. Даже Марта не выдержала и обернулось к Кристине, округляя глаза в немом восхищении. Посмотреть там, конечно, было на что, а потому не стоило удивляться тому, как сильно приход гостя впечатлил юных барышень. Кристина невольно ссутулилась и чуть отступила, радуясь тому, что стоит не в первом ряду и может затеряться в толпе. «Вдруг он забыл, вдруг говорил тогда несерьёзно» – успокаивала она себя, но этот зыбкий покой немедленно разбивался о страх разоблачения, который преследовал Кристину на протяжении всей её жизни в стенах школы.

– Рада представить вам нового учителя литературы, – пробасила фрау Готфрид. – Господин Теодор Макинтайер – выпускник Кембриджа и педагог с шестилетним стажем работы. Я очень надеюсь, что вы поладите с нашими девочками, герр Макинтайер и то время, пока мы ищем постоянного учителя, станет для всех нас плодотворным и познавательным. Мы рады приветствовать вас в нашей дружной семье.

На этих словах ректорша протянула учителю руку и крепко её пожала. Девочки, стоявшие в ближних рядах, позже были готовы поклясться, что впервые за все годы учёбы заметили что-то вроде улыбки на извечно каменном лице госпожи Готфрид.