Учитель

Боярин привел его не в усадьбу, а в беседку под широкими, раскидистыми дубами, и воткнул факел в петлю на стене – для лампы. Факел накренился, и горящая смола со свистом капнула на земляной пол.

– Ну? – Туча Ярославич опустился на скамейку и кивнул Нечаю, приглашая сесть напротив, – так что ты тут делал среди ночи?

– Не спалось мне. Решил пройтись, – Нечай пожал плечами и сел.

– Да ну? – боярин мотнул кудлатой головой, – вот так запросто взял топор и в лес пошел прогуляться?

– А почему нет? – Нечай невозмутимо повел бровями.

– Забыл, что тут пять дней назад было? А? – Туча Ярославич пригнулся вперед, глядя Нечаю в глаза.

Нечай сжал губы: помнил он об этом отлично, но не объяснять же боярину, что на той тропе, которой он сюда пришел, ничего страшного нет.

– Не боишься, значит, а? Почему не боишься? Отвечай!

– А чего бояться-то?

– Ты дурачком-то не прикидывайся! – рявкнул Туча Ярославич, – я не староста и не Афонька. Или думаешь, я сам не догадался? Давно я все про тебя понял. Только вот… от тебя это хочу услышать.

Нечай отвел глаза от пристального взгляда боярина. Интересно, что это понял Туча Ярославич?

– Тоже меня оборотнем считаешь? – спросил он с усмешкой.

– Да брось! – фыркнул боярин, – никакого оборотня нет и не было, это и ребенку ясно.

Нечай удивленно поднял брови. Вот как?

– А охота тогда зачем? – не удержался он.

– Да волчий выводок на острове поселился, зимой кур у меня таскать будут. Филька все про них разузнал: пятеро прибылых волчат, три переярка, [6] ну и матерые.

6

Переярки (здесь) – полуторагодовалые волчата, прошлогодний помет этой пары матерых волков.

– Но… люди же…

– Ай, – Туча махнул рукой, – матерого возьмем живьем, людям покажем, колом осиновым проткнем, и нету оборотня. Опять же, людям развлечение, не все ж со скуки помирать. Ты меня не отвлекай! Будешь говорить?

– О чем? – Нечай изобразил невинность.

– Почему тебя эти твари не жрут? Почему всех жрут, а тебя – не жрут?

– Так Фильку вон тоже не сожрали… – Нечай пожал плечами.

– Ты не выдумывай. Фильку на кладбище как на ладони видно. А это твари осторожные, только в лесу нападают.

– Ага, и около бани еще на Речном конце. Там тоже поле голое, и тоже все видно как на ладони. Да и на кладбище, если луна уходит, темнотища – хоть глаз коли.

– Ладно. Отболтался, считай, – посмеялся Туча Ярославич, – да я и так все знаю. Не доверяешь мне, может? Не бойся, не выдам. Я своих не выдаю.

– Да я честно говорю – везет мне просто.

– Ага. Везет, – широко улыбнулся Туча Ярославич и резко переменил лицо, – завтра на охоту с нами пойдешь. Посмотрю на тебя в деле.

Нечай подумал, что дразнить гусей не стоит. На охоту – это не в дьяконы. Однако лицо его стало кислым, и боярин хлопнул его по плечу:

– Коня дам, с нами пойдешь, нечего тебе в загонщиках делать. Со сворой-то поинтересней волков гнать, это не в лесу горшками стучать и не по болоту по колено в воде ползать. В седле хорошо сидишь?

Нечай пожал плечами:

– Как все. В детстве ездил. Только без седла больше.

– Ничего, в седле получше будет. Ружья не дам – у меня их три всего. Нож дам. Нравится? – боярин улыбнулся.

Нечай кивнул. Никакой радости в охоте он не видел. А главное – с чего это Туча Ярославич так старается его приблизить? И коня, и нож дает, с собой на охоту зазывает… Не к добру это. Неужели ему позарез дьякон требуется? Не похож боярин на благочестивого христианина, нисколько не похож.

Собирались на охоту затемно, на заднем дворе, освещенном факелами. Туча Ярославич не отпустил Нечая, предложил поспать в людской избе. Да и спать-то оставалось не больше пары часов. Нечай не стал ложиться – в людской было неуютно, душно и тесно. Он хотел домой.

Филька же волновался: проверял лошадей, осматривал лапы псов, гонял егерей и выжлятника. [7] Он оказался веселым мужиком, до одури любящим своих гончих: десяток рыжих и палевых собак с висячими ушами, издали напоминающих волков. Псари и егеря жили отдельно от дворовых, в избе, попросторней людской, которую тут называли «охотничьей». Женатых среди них было только двое, но еще до рассвета дворовые девки притащили в охотничью избу котел с кашей, щедро заправленной салом, горячего хлеба и киселя.

7

Выжлятник – в псовой охоте: охотник, ведающий гончими собаками.

За завтраком Филька со смехом рассказывал всем, как, проверив выводок, пошел к усадьбе и увидел за спиной Нечая.

– Ну что вы от меня хотите? Ночь, луна, кресты со всех сторон, и тут посреди кладбища – тень. Идет за мной, быстро так, с топором в руке. Что я мог подумать? Не иначе покойник потревоженный поднялся. Бес их знает, раньше на кладбище никого не трогали, а теперь и до него очередь дошла…

– А что, разве в лесу на людей покойники нападают? – с сомнением спросил Нечай.

– А кто же еще? – пожал плечами выжлятник: молодой, белоголовый парень с добрым, остроносым лицом, – конечно, они! И запах в лесу такой… так покойник пахнет на похоронах. Особенно зимой.

– Да не пахнут зимой покойники, не заливай! – махнул рукой щуплый дедок – сокольничий.

– Пахнут! – горячо возразил выжлятник, – у меня нюх, как у пса. Ты не знаешь – и не говори.

– Да покойники, конечно, покойники, – вздохнул Филька, – про запах не скажу, а чую я их. Я змею чую, кошку и покойника. Как будто свербеть внутри что-то начинает.

– Что ж ты меня-то не почуял, а? – усмехнулся Нечай.

– Было у меня время разбираться! – расхохотался доезжачий, – ноги в руки – и бежать!

– И где ж ты их чуешь? – спросил дедок, – в лес-то, небось, ходить боишься?

– На кладбище я их чую.

– Ну, знаешь, на кладбище их и чуять не надо – полна коробочка! На то оно и кладбище!

– Тьфу на вас, – скривилась толстая баба – жена одного из егерей, – нашли о чем поговорить.

Вскоре после завтрака подтянулись загонщики из Рядка, человек тридцать, все как один с остро отточенными кольями. Туча Ярославич посмотрел на них с улыбкой и кивнул.