Удача любит смелых

Банкет тем временем, продолжался. Абрек включил большой черный телевизор «Джи Ви Си», стоящий на тумбочке напротив. Подключил видеомагнитофон на нижней полке, вставил кассету и нажал клавишу «плей». Когда на экране появились знакомые лица Льва Дурова и Мухтарбека Кантемирова, народ оживился. Фильм «Не бойся я с тобой» в Союзе пользовался всеобщей любовью. Помню, как я, в прошлой жизни, будучи советским школьником, прогуливал школу, чтобы посмотреть утром вторую серию фильма, наполненную великолепными песнями и зубодробительными ударами загадочного «карате». И не только я, как потом оказалось. Добрая четверть пацанов из класса последовала моему примеру. Все мальчишки от восьми и до четырнадцати лет хотели быть похожими на легендарного учителя «японской борьбы без оружия» Сан Саныча и его друга Рустама. Полад Бюль-Бюль оглы с пронзительными эмоциональными песнями и близко не имел такой популярности, как эти двое.

— Любимый фильм шефа, — улыбнувшись, шепнул, сидящий рядом, Абрек.

«Джафар вызывает ностальгию о боевой молодости»? — чуть не выдал я. Но благоразумно удержался.

Так мы и сидели, ели, разговаривались, ненадолго прерываясь на просмотр особо интересных моментов фильма и красивых песен.

Когда на экране разбойник Джафар подло подстрелил благородного Рустама, сбежал к своей банде, начал нежно обнимать приведенного на убой барашка и напевать:

Но он противник лучше не бывает,

Ты упадешь, а он не добивает,

Ударишь в спину и не ждешь ответ,

Интеллигенту от себя спасенья нет.

Ухмыляющийся Абрек стал с чувством ему подпевать, а я чуть не заржал во весь голос. Главарь разбойников чем-то внешне напоминал Абрека. Такой же отморозок и душегуб с кудлатой бородой. Только Абрек повыше, покрепче, без черкески и кинжала.

Вдохновенный дуэт дореволюционного киношного и современного настоящего бандита с чувством исполняющих гимн о глупых лохах, выглядел донельзя забавно. Трогательное родство душ и менталитетов. Почти столетие прошло, а нравы на Кавказе не меняются.

Я с трудом сохранил невозмутимое каменное лицо. Увидел, что лицо десантника, прекрасно уловившего момент, начало расплываться в широкой улыбке и пнул его в голень подошвой кроссовка. Удар под столом прошел незамеченным. Десантник сразу прекратил лыбиться и страдальчески скривился. Дернулся вперед, потянувшись рукой к ушибленному месту, но глянул на меня и сдержался. Хозяин и его боевики ничего не заметили. Тенгиз увлеченно слушал песню, наслаждаясь каждым моментом. Абрек подпевал, дирижируя бокалом вина. Даже тощий с холодными глазами на пару минут отвлекся от изучения наших физиономий, переместив взор в телевизор.

Застолье, под веселую беседу и культовое советское кино, продолжалось. Я старался не напиваться. Пару раз, пришлось выпить до дна взятый из рук хозяина рог вина. В большинстве случаев, после громогласных и цветистых кавказских тостов, делал вид, что наслаждаюсь спиртным, касаясь губами сладкой вишневой жидкости, плещущейся в бокалах. На еду особо не налегал, хотя просто глаза разбежались, когда увидел всё это великолепие, приготовленное умелым поваром, после наших плесканий в бассейне. Сразу возникло впечатление, что коммунизм уже наступил. Правда, для отдельных, очень предприимчивых личностей. Чего здесь только не было. Я даже все блюда не смог попробовать. Бутерброды с красной рыбой, балык, салями, темно-бордовые кусочки бастурмы, сочная тушеная телятина в томатном соусе, называемая Тенгизом чашушули. В тарелки гостей хлебосольный хозяин собственноручно наложил большой ложкой горки оджахури, чем-то напоминающее наше жаркое, затем протянул нам плетеную корзину с горячими лепешками с адыгейским сыром — хачапури по-имеретински. На большом подносе лежали блинчики с красной икрой. Присутствовала и черная: в отдельных хрустальных вазочках.

Только разнообразных салатов на огромном столе было явно больше десятка — с фасолью и говядиной, орехами и овощами, крупными, нарезанными дольками ярко-красных помидоров, соседствующими с тоненькими стружками огурцов. Опытным взглядом среди этого изобилия блюд я смог разглядеть маринованную красную капусту и морковку по-корейски.

Но главным яством стола стал, естественно, шашлык. Небольшой полненький человек принес большое блюдо, на котором лежали огромные золотисто-коричневые куски мяса, истекающие паром с таким умопомрачительным запахом, что мы с Ашотом чуть не подавились собственной слюной. Как сказал Тенгиз, к нашему приезду вырезку телятины мариновали в специально подобранных специях, чтобы достичь нужной вкусовой гаммы.

Под конец банкета Олег и Ашот еле ворочали языками. Я, употребивший не так много еды и вина, чувствовал себя лучше. Гурам, как и заявлял, наотрез отказался от спиртного и ел мало. У меня создалось впечатление, что присматривал за Ашотом, выполняя поручение Левона.

После традиционного чаепития, нас быстро развели по комнатам. Нас с Ашотом поселили в гостевых апартаментах на втором этаже, состоящих из спальни с раздельными кроватями, балкончика и собственного санузла. Там мы благополучно уснули, развалившись на мягких кроватях, под падающими из окна теплыми лучами заходящего вечернего солнца.

А утром, позавтракав, попрощались с Тенгизом и Абреком, забрали у бородатого Махмуда «стечкин» Гурама и выехали в Кировакан.

Разговаривать, после сытной трапезы не хотелось, и первые полчаса пути мы проделали в молчании. Олег управлял машиной, Гурам, устроившийся рядом с водителем, дремал. Мы с Ашотом рассматривали, проносящиеся в окнах виды.

Смутное ощущение, как будто забыл о чем-то, упустил что-то жизненно важное, будоражило душу. Я мучительно напрягался, пытаясь поймать ускользающий тревожный образ, тень мысли, бесформенной серой дымкой растворившейся в подсознании, но ничего не добился.

— Слушай, я спросить, хочу, да, — голос Ашота прервал мои терзания.

— Спрашивай, — согласился я.

— Как думаешь, мы правильно сделали, что послушали деда и приехали к Тенгизу без подарка? — похоже, что этот вопрос тревожил товарища.

— Абсолютно правильно, — улыбнулся я. — Левон Суренович же тебе всё на пальцах разъяснил. К Абхазу каждый цеховик и деловой подкатывает с подарком, чтобы решить вопросы. Он уже привык, что к нему идут с подношениями и изначально относится ко всем просителям высокомерно, ставя их ниже себя. А тут я его спас, Лысого обезвредил, и вдобавок вместе с тобою подарок вручаю. Это лишнее в такой ситуации. Во-первых, ставлю нас на один уровень с барыгами-просителями. Во-вторых, мягко давлю на него, с учетом того, что Абхаз мне обязан и дружит с твоим дедом. Если подарок примет, отказать уже будет неудобно. В-третьих, это может быть воспринято, как очередной подхалимаж, желание выслужиться и купить доброе отношение вора. А значит, его отношение, хотя он и внешне может этого не показать, изменится к худшему. Подхалимов и лизоблюдов не любит никто. Дед правильно сказал: лучше дело с Абхазом сделать, а потом подарок вручить, когда ответная услуга сработает. Левон Суренович к тому времени подберет антикварный кинжал, чашу или другую старинную вещь. Абхаз такое обожает. Выглядеть презент будет, как искренняя благодарность за уже оказанную услугу. А значит и отношение к нему будет абсолютно другим. Не как к подарку от просителей, а как к искренней благодарности за помощь. Так что, слушай деда внимательно и впитывай мудрость предка, пока есть такая возможность.

— Я всё понимаю, — кивнул Ашот. — Но все равно сомневаюсь, да.

— А ты не сомневайся, — я дружески хлопнул товарища по плечу. — Говорю же, Левон Суренович херни не скажет. Он знает Абхазца как облупленного. И если говорит, делать так, то надо слушать и молча выполнять.

— Да, дед у меня умный. Много как говорил, так и происходило, — вздохнув, признал Ашот. — Помню, как мы с ним один раз поехали в Спитак…

И тут меня словно молнией пронзило. Ускользающая мысль приобрела очертания, оформляясь в жутковатые картинки будущей катастрофы. Седьмого декабря тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года произойдет землетрясение в Армении! Двадцать пять тысяч человек погибших. Лежащий в руинах Спитак, десятки тысяч разрушенных домов в республике. Сто сорок тысяч инвалидов, полмиллиона оставшихся без крыши над головой! Кировакан тоже попадет в зону разрушений. Родители Гурама, Давид Вартанович и Мануш Хачатуровна, радушно принимавшие нас у себя дома, могут пострадать. А ещё его брат Вазген, маленькая черноглазая сестренка Гаянэ, не расстающаяся с подаренным плюшевым мишкой и множество других хороших людей проживающих в республике. Чёрт, что же делать? Как остановить надвигающий апокалипсис?!

— Млять, — сквозь зубы прошипел я. — Звездец, гребаный звездец.

— Что? — ошеломленно пробормотал Ашот.

— Что такое? — обернулся ко мне Гурам.

Даже Олег, кинул на меня быстрый взгляд и немного сбросил скорость.

— Ничего, — я набрал воздуха и глубоко выдохнул. — Едем дальше.

— Ты в порядке? — заботливо поинтересовался десантник, наблюдая за дорогой.

— В полном. Не обращай внимания. Я в норме.

Парни периодически с беспокойством поглядывали, но я уже пришел в себя и держал каменный «покер фейс». Одновременно лихорадочно думал, что делать.