Удачная неудача Солнцеликого - 2
Шрифт:
Новость, что в кибитках продукты для гарнизона, служивых взбодрила. И добровольцы нашлись, и через знакомых степняков всю инфу выведали, и даже сами за распоряжениями подбежали, опровергая слова командира.
Работа закипела.
– Сюда еще сдай, – орал кто-то, командуя вознице, пытаясь пристроить для разгрузки кибитку поудобнее. Ух ты, повозка в ворота проезжает, и место для маневра есть, толковый склад. Да только пустой и грязный. Ну, будем считать, что это временная мера. Никто уже не обращал внимания на странности новенькой: носится с бумажкой-списочком от кибитки к кибитке и на склад, командует, какой
Падах-ар был доволен. Не ожидал, что ли, что я десятину до крупинки выплачу? Или удивился, что получится так много? Я ему еще мешок крупы подкинула как предоплату и мешочек соли как премию. Это было щедро, но я обещала вкусно накормить людей. Мясо мне нужно уже к вечеру. А лично от себя каждому вознице ножнички подарила с иголками, чтобы жен порадовали. У братьев Дука и Бада всю железную мелочь скупила, служебным положением пользуясь, знала, что пригодится.
Норрей было попытался нашипеть, что железо степнякам запрещено.
– Нет такого закона! – И отвернулась прощаться с обозом.
Довольные степняки загрузили свою долю и отбыли, народ рассосался, а посреди двора сиротливо стояла моя неразгруженная повозка. Без Пряжки. А-ащ! Выход один: загнать тарантайку в склад, на распаковку ни времени, ни сил. Вот тут как раз местечко есть. Сейчас еще минутку посижу на мешке с полбой...
– Эй, кардызгёнок, твои уже уехали, догоняй. – Обладатель глумливого голоса явно пытался кого-то задеть. Стоп. Кардызгёнок? Кардызы – это же самоназвание степняков, только не помню, всех кочевников или только Пятнистых котов. Голова не варит, устала. Кардызгёнок… Твою мать, Нина! Дораш! Он же отказался к родным ехать, не захотел нас с мелким бросить.
Около нашей кибитки уже собралась небольшенькая толпа, в которой я заметила пару неопрятных женщин. Но это – мимо мозга, все внимание сосредоточилось на моих мальчиках. К Дорашу подступал молоденький солдатик, хватал за куртку и всячески провоцировал, строя рожи и нарушая личное пространство. Тит все порывался выйти из-за спины брата, но выдержанный Дюш не позволял. И правильно, кое у кого уже волосы искрятся, слава богу – день, незаметно почти.
Усталость ли виновата, или обилие впечатлений, но и мой самоконтроль трещал по швам. В голове рефреном билось: только тронь, гаденыш, только тронь! Порву! А здравый смысл тихонько блеял, что я – маленькая и слабая, бессильная. Да щаз. Нос откушу!
Как добежала, обогнула кибитку, заступила дорогу юнцу – не запомнила. Откуда взялась эта надменная барскость, но поперло как не из меня:
– Смирно, боец! Всем молчать! Кто я – вы уже знаете! А это, – ткнула себе за спину, – мои братья, Тит и Дораш. Любить и жаловать не прошу, но уважать извольте!
– Ха-ха, – прилетело из толпы, – да какие они братья! Известно, зачем немужней молодке такие братья нужны! Я так побрататься тоже не прочь!
– Вама! – Паника в голосе Тишки хлестнула по нервам. – Я сейчас его убью, не выдержу!
– А ну цыц! И глаза в землю! Спокойно, вама справится! – Толпа отшатнулась. О, я знала почему: синенькая, выпущенная из-под контроля, полыхала в глазах, стекала с кончиков пальцев. Спасибо Саре, надоумила тренироваться после нападения тех придурков во дворце. Моя сила – абсолютно, беспомощно безопасна, но выглядит жутко. Если что, Сару
и позову. Страху нагнать. Да она сама придет.– Магичка... – прошелестело в толпе.
– Фибулы нет, слабая… – зашелестело более агрессивно.
– Зато я сильный. – Не обернуться на этот уверенный голос было нельзя. Из-за повозки, хромая, вышел магистр Юттим, обозначил поклон. – Приветствую, ваша милость.
Витто говорил с нарочитой почтительностью, подчеркивая мой статус. Глянул мельком на братьев, задержал взгляд на Тишке. Неужто Раштита в нем признал? Он же был на похоронах Оннарваена.
Людишки опять отшатнулись, на этот раз почтительно, а не от страха.
– Ее милость госпожа Ниана Корреш – личная помощница его величества. Она и ее братья под особой опекой короны. – И опять нечитаемый взгляд на Тишку. – Испепелю любого, кто косо на них глянет или лишнего сболтнет.
Смотрела на этих несчастных людей, от скуки пришедших покуражиться над беззащитным степняком-подростком, и чувствовала шершавое одиночество. Привыкла, понимаешь, что все мои эскапады страхуют сильные, добрые, опытные… Эх, еще не знаю, где ночевать буду, а уже нажила себе недоброжелателей.
– Так куда кибитку прикажете, госпожа? – Магистр, не дожидаясь ответа, сделал какой-то едва уловимый пасс. Фигасе, целую телегу левитирует!
Витто дождался, пока мы взяли самое необходимое, и запер склад. Магией. Изнутри. Правда, заверил, что он в любое время готов отпереть, если что-то понадобится.
Вот ведь, а тут, оказывается, есть ход во внутренние помещения. Его тоже заперли.
– Пойдемте, я прикажу, вас проводят в комнату. – Магистр потерял к нам всякий интерес. Распорядился какому-то мужичку и удалился, не сказав больше ни слова.
Удрал. И пусть его…
Мужичок-сопровождающий вел по бесконечному коридору и охотно отвечал на вопросы: господа офицеры живут на втором уровне, а магистр – на третьем; комнату для госпожи приготовили, тоже на втором, но протопить не успели, прощенья просим. А в шпиле у господина магистра балатория; где молодые господа жить будут, распоряжений не было.
Черт, действительно одна-единственная комната. И даму здесь совсем не ждали. Ладно. Примитивные удобства имеются. Кровать есть, и довольно широкая. Нам с парнями отдохнуть надо, умыться с дороги. Остальное – потом. Свернуть время и поспать часок не помешает. В реале пройдет минут десять. Вот только дядюшка… Такая сентиментальная нежность захолонула к старому магу: наверняка ведь слышал, как мы воевали, переживал. Хоть амулет погладить, раз во плоти не доступно. Эх, фотку бы!
– Вама, я деда давно успокоил. Он сказал, что тоже тебя любит. А еще сказал, что ты сейчас в него столько силы влила, что впору идти накопители заряжать.
И я его люблю, и вас, мальчики, и возмутительно деятельную Сару.
Подруга обследовала наше пристанище, нервно топорща призрачные одежки. Не одобряет. Ну, мне тоже не нравится. Но ей виднее. Пока мы разгружались, она уже всю крепость обследовала, небось, и мнение составила. Но терпит, не рассказывает – жалеет.
Так, что тут у нас? Так, тут – умыться, тут – переодеться, а что в этом саквояже – не знаю.
– Не рас-спаковывай пока!
Как «не распаковывай»?! Хоть умыться, раз помыться не светит. И спать.