Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем

Рено преклонил колено, и Каркефу, плача, сложил руки в молитве.

– Мир праху его!
– сказал пастор.

Затем, подняв глаза к небу, он произнес:

– Он был праведником, прими его Господи в Твои светлые покои! И пусть он будет по правую руку от тебя вечно!

Оба солдата взяли по лопате, и могила была быстро засыпана.

Арман-Луи закрыл лицо руками и зарыдал.

– Вы не причините ему зла?
– снова спросил паренек, стоя рядом с Рено.
– Без него у моей матери не будет и куска хлеба.

Когда пастор ушел, Арман-Луи присел на ствол огромной груши, сломанной снарядом.

– И что ты скажешь теперь?

– обратился он к г-ну де Шофонтену.

– Это был храбрый воин, - тихо проговорил Реноё6 все ещё глядя на могилу.
– Открытое сердце, верная и благородная рука! Если Святой Петр не распахнет для него во всю ширь врата рая, то, от имени моего покровителя Бога Фехтования, скажу, что он не прав и это не по-христиански.

– Бог примиряет меня с такой вот его смертью!
– сказал Арман-Луи.

– Гм!
– хмыкнул, все ещё дрожа, Каркефу.

Наступило непродолжительное молчание. Затем Рено, встряхнувшись, - как солдат после мгновений, отведенных ему для печали, возвращается к существующей реальности, - взял своего друга за руку.

– Послушай! Мертвые мертвы - я обращаюсь к живым! Его преосвященство господин кардинал де Ришелье, главнокомандующий королевской армии, хочет тебя видеть.

– Меня?!
– удивился Арман-Луи, подняв голову.

– Тебя лично и никого другого. Я рассказал ему твою историю, и он поспешно отправил меня к Твоей Милости послом. Ну же, пойдем скорее!

– И ты хочешь, чтобы я пошел к кардиналу черным от пороха и вымазанным в солдатской крови?

– Пойдем, говорю тебе! У Его преосвященства нет предрассудков.

Арман-Луи посмотрел на могилу, где покоился г-н де Шарней.

– Прощай! Я постараюсь быть таким, каким был ты!
– сказал он. И, отряхнув пыль со своих ног, спросил Рено:

– Не знаешь ли ты о чем хочет поговорить со мной кардинал?

– Нет.

– Иди. Я пойду за тобой.

Кардинал жил в гостинице, стены которой уже пошли трещинами от взрывов пушечных ядер, но она была ещё вполне обитаемой. По двору прохаживались туда-сюда офицеры, пажи, мушкетеры, слуги. Г-н де Шофонтен назвал свое имя и имя г-на де ла Герш мушкетеру, дежурившему у двери Его преосвященства.

Уже в следующее мгновение в комнате, где сидели в ожидании оба друга, появился секретарь и пригласил г-на де ла Герш.

Рено стукнул Армана-Луи по плечу.

– Ели министр назначит тебя королем Франции и Наварры - сказал он, назначь меня капитаном разведки.

Дверь открылась, и г-н де ла Герш вошел к министру. Он застал его подписывающим депеши, на которые секретарь ставил королевскую печать.

– Сударь, я к вашим услугам, - сказал кардинал г-ну де ла Герш.

И пальцем указал ему на стул.

Арман-Луи сел.

Кардинал передал с секретарем четыре или пять депеш, затем жестом удалил его. Наконец он подошел к гугеноту, занятому тем, что рассматривал этого человека, перед которым трепетала вся Франция.

– Сударь, я знаю, кто вы, откуда и что вы сделали.

– Тогда я спокоен, монсеньор.

– Это доказывает то, что вы были неспокойны, идя сюда.

– Это правда: я был вашим врагом, а вы победитель. И кроме того, я погубил около пятисот солдат Вашего преосвященства. Быть может, подумал я, вам захочется наказать меня в назидание другим, и предать смерти не тех из нас, кто лучше защищал Ла-Рошель, исполняя свой долг, но того, кто случайно оказался у всех на виду. Поэтому, когда я последовал сюда, к вам, за господином де Шофонтеном, я уже принес свою жизнь в жертву.

– Ошибаетесь, сударь. Вы действовали как храбрый солдат, и государя, перед которым пали ваши крепостные стены, зовут Людовик Справедливый. К тому же Ла-Рошель взят. И нет больше во Франции ни католиков, ни гугенотов. Все, кто жив и на ногах, лишь слуги короля. Хотите служить в рядах моих мушкетеров? Одно из ваших пушечных ядер лишило меня капитана, почти такого же отважного как вы. Хотели бы вы поднять его шпагу?

– Спасибо, монсеньор. Так вы будете отмщены как военный?

– Как священнослужитель, сударь.

– Прекрасно. Я хочу заверить вас в своей вечной признательности вам... Я не забуду вашей благосклонности... Я клянусь вам...

– Я знаю это.

– Но, с сожалением, хочу сказать вам также, что, к несчастью, я не смогу принять ваше предложение.

– Как?!

– Я покидаю Францию.

– И вы уезжаете Швецию, не так ли?

– Да.

– Почему?

Г-н де ла Герш покраснел.

– Я понял вас без слов. Ах, молодость, дела сердечные!
– с улыбкой сказал кардинал.
– Какая крепость прочнее, чем эта? Я не намерен покорять её, сударь. Капитан, чья рука была бы во Франции, а сердце в Швеции, был бы плохим солдатом. Езжайте! Но прежде я хочу представить вам доказательство моего уважения к вам. Как вы посмотрите на то, если я передам с вами одно письмо, чем вы окажете услугу королю.

– Приказывайте.

Кардинал сел за стол, написал несколько строк, скрепил их своей подписью и печатью и сказал, вручая письмо г-ну де ла Герш:

– Я полагаюсь на вашу дворянскую честь: доберетесь с этим письмом живым - отдадите его королю Густаву-Адольфу, и никому другому, будь это хоть канцлер Оксенштерн; если же вы погибнете - оно должно погибнуть вместе с вами.

– Клянусь вам, все так и будет.

– Теперь - в путь, сударь. И если когда-либо в этих дальних странах вам изменит удача, вспомните, что во Франции для вас всегда есть место в армии и должность при Королевском дворе.

Арман-Луи встал - перед ним был великий министр, кардинал, государственный муж, известный как великий гений и искусный политик. Он почтительно поклонился, спрятал письмо на груди под камзолом и вышел.
– Ну что?
– спросил его Рено.
– Ты уже король?

– Пока нет, - смеясь ответил Арман-Луи.

– Пока, но кем ты будешь в ожидании этой должности?

– Никем. Я остаюсь тем, что я есть, путешественником.

– Ты уезжаешь? В Вену, в Мадрид, в Гаагу? Говори же, я сгораю от любопытства!

– Мой бедный католик, я возвращаюсь в Швецию!

– Ты неисправим!
– тихо проговорил Рено, и у него сразу же пропал восторженный настрой.

Потом он улыбнулся:

– Ты, конечно же, увидишь Диану, то есть мадемуазель де Парделан, продолжал он.
– Я узнаешь, помнит ли она о дворянине по имени Рено.

– А не хочешь ли ты сам это узнать? Мне кажется, мадемуазель де Парделан с удовольствием сама бы ответила на этот вопрос.

– Ты думаешь?

– Я уверен.