Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем

– А если остановиться?

– Они пошлют шлюпку с кучей негодяев, вооруженных до зубов: у них острое зрение и цепкие кошачьи когти, и все, что они найдут, захватят.

– Ну ладно, допустим, корабль ограблен с палубы до трюмов. Что дальше?

– Они посылают пару пушечных ядер в корпус судна ниже ватерлинии - и прощайте, корабль будет спать на дне моря.

– Вместе с пассажирами?

– Разве если часть экипажа не погибнет в сражении, а другая, испорченная дурным примером, не завербуется под кровавый пиратский флаг.

– Так, выходит, что ни делай, все напрасно?

– Как правило. Если только не нарвутся на более сильного.

– А это иногда случается?

– Никогда.

– Спасибо.

Капитан закурил трубку. Опустилась ночь. Уже почти не различим был вражеский парус - он белел ещё какое-то время над волнами, как чаечье крыло, потом исчез. И не стало видно вообще ничего.

Продолжая курить, капитан отдал приказ закрепить попрочнее грузы на палубе и зарядить все четыре каронады - короткоствольные пушки, имеющиеся на борту, после чего снова изменил скорость судна.

– Вы умеете плавать?
– спросил он у г-на де ла Герш.

– Да. А что?

– А то, что, возможно, уже завтра вам придется удирать вплавь. Вот что может произойти. Если на рассвете окажется, что пиратское судно, упрямо преследующее нас, исчезнет в открытом море, и у меня не останется сомнений, что я допустил грех, увлекая его за собой, я на всех парусах помчусь в ближайший порт и буду заниматься лишь тем, что стану благодарить Господа, который вытащил нас из рук разбойников.

– А если напротив - он нападет на нас?

– Тогда пушки начнут диалог, порох заговорит с порохом. Когда-то я носил шпагу, поэтому мысль о том, чтобы сдаваться, мне не приятна.

– Я очень одобряю эту антипатию.

– Следовательно, я отвечаю им своими короткоствольными каронадами, убегая. И вот мы оказываемся между огнем и водой.

– Если огонь не убьет нас - то поглотит вода.

– Верно. Поэтому я и спрашиваю вас, умеете ли вы плавать... Спокойной ночи и молитесь Богу!

Через десять минут Давид Жоан спал сном праведника.

С рассветом он вышел на палубу, куда тотчас же поднялся и г-н де ла Герш. Их окутывал густой туман. Даже пены, которая вздымалась на гребнях волн вокруг корабля, невозможно было увидеть.

– Хорошо это или плохо, мы узнаем, когда выглянет солнце!
– сказал капитан.
– Хорошо в том случае, если пират пройдет хотя бы в десяти саженях от нас, не видя нас; плохо - потому что мы можем, не подозревая о том, налететь на риф.

– Хорошо то путешествие, которое хорошо заканчивается!
– сказал Арман-Луи.

– Жизнь - это путешествие, - сурово проговорил Давид Жоан.
– Если человек честно исполнил свой долг, его путь всегда заканчивается хорошо.

Голландец шел теперь только под нижними парусами. Каждую минуту за борт опускали лот.

Наконец, налетевший ветер разогнал туман, и солнце осветило все вокруг. Все взгляды обрати лись в море, где кипела пенная вода.

Большие белые паруса показались над горизонтом. Пират был в пределах досягаемости голландских пушек. Давид Жоан взглянул на Армана-Луи и указал ему на темную линию вдали над волнами.

– Это берег, - сказал он.
– Если мы приблизимся к нему, плывите уверенно, если мы не подойдем - вручите свою душу Богу.

Преследование возобновилось. Пиратское судно уверенно набирало скорость, но берег увеличивался в размерах на глазах, и уже можно было различить его холмы.

На вершину мачты пирата вдруг взлетел флаг, белое облако окутало его целиком, и почти тотчас пушечное ядро прорвало паруса голландца.

– Он хочет побеседовать, - хладнокровно сказал Давид Жоан.
– Это сигнал к тому.

Он сам навел пушку, долго прицеливался и выстрелил.

– Попал!
– крикнул довольный капитан.

Сломанная рея и лоскут паруса упали на борт корсара, и один человек, сраженный снарядом, свалился в море.

– Ах, если бы у меня было с десяток хороших пищалей!
– вздохнул Давид Жоан с сожалением.

Пират только что повернулся другим бортом и дождь из железа обрушился на голландца, ломая и круша все: мачты, реи, ванты, бортовые решетки. Три или четыре человека барахтались на палубе в лужах крови.

– Беглый огонь! И курс на берег!
– крикнул свой приказ кальвинист.

Четыре каронады выстрелили четырьмя ядрами в пирата, и голландец, уносимый ветром, устремился к берегу.

Морской прилив бушевал на белой от пены линии подводных скал. Уже слышен был шум прибоя, накатывающегося на рифы.

Энергичным жестом капитан указал г-ну де ла Герш на корсара и на берег.

– Вот огонь, вот вода!
– сказал он.
– Помолитесь! Не протянет ли нам Бог руку помощи!

Ядра все время преследовали голландца, разрывая его паруса, громя такелаж и разнося в клочья обшивку. Несколько зарядов картечи угодили в борт. Каронады отвечали выстрел за выстрелом. Голландец спасался бегством.

В этот момент черная линия рифов была лишь в нескольких кабельтовых от корабля. Каждый накат волны то скрывал их под водой, то обнажал их страшные зубчатые края.

Все члены экипажа понимали намерения капитана, и никто не роптал.

– На колени!
– вскрикнул Давид Жоан громовым голосом. На палубе все стали на колени.
– Смерть близка! Призовем же Бога!
– сказал он.

Все головы склонились в молитве. Железный вихрь смел вместе с обрывками пеньки и деревянными обломками несколько изуродованных тел. Давид Жоан обхватил руками свою седую голову.

– Думает ли кто-нибудь из вас о том, чтобы сдаться?
– спросил он.

Никто не ответил.

Огромная волна захлестнула сбоку раковину потерявшего управление судна и быстро понесла его к берегу в пенный водоворот рифов. Море вдруг стало белым под форштевнем корабля.

– Всемилостивый Бог! Прими детей своих!
– сказал капитан.

Пират, пораженный увиденным, приостановил свою бешеную гонку.

Нарастающий прилив приподнял голландское судно, больше не управляемое, и с неистовой силой швырнул его на рифы. От первого удара киля о морское дно содрогнулся весь корпус корабля.