Удержи меня

— Я тебя не осуждаю. Я сказал, что позабочусь об уборке.

— Ты сказал, что по состоянию моей спальни ясно, что я не люблю работать по дому, — наносит она ответный удар.

— Это было мое замечание.

Она скрещивает руки на груди и начинает разглядывать меня.

Ее глаза становятся темно-зелеными, когда она расстроена. Это красиво.

После неловкой минуты она раздраженно выдыхает.

— У меня есть характер. Я просто предпочитаю не закатывать истерику из-за каждой мелочи, которая идет не так.

— Принято к сведению.

Это то, что мне в ней нравится. Она не полна дерьма, как большинство светских львиц.

На ее лице снова проступает разочарование, затем кажется, что желание бороться покидает ее.

— Я пытаюсь извлечь максимум пользы из плохой ситуации. Сегодняшний день очень напряженный. Не очень весело узнать, что кто-то хочет меня убить, а теперь еще и ты постоянно находишься в моем пространстве. Это так сложно переварить, и теперь мне приходится беспокоиться, комфортно ли тебе. Все, чего я хочу, — это перекусить во время просмотра телевизора.

Господи. Общение с людьми — не тот навык, которым я обладаю. Если только я не пытаю какого-нибудь ублюдка, чтобы вытянуть из него информацию.

Прислонившись спиной к стойке, я встречаюсь взглядом с Камиллой.

— Это работа, Камилла. Я не жду, что ты будешь меня развлекать. Бери все, что захочешь, и иди смотреть телевизор.

Ее брови снова хмурятся от разочарования, но вместо того, чтобы сказать что-нибудь еще, она берет пачку чипсов с ветчиной и сыром, пачку Lays с солью и уксусом и плитку шоколада, затем подходит к холодильнику, чтобы взять содовую, прежде чем покинуть кухню.

Почему у меня такое чувство, что я облажался?

Глава 5

Ками

Боже, такое чувство, что я пытаюсь общаться с кирпичной стеной.

Я включаю телевизор и продолжаю смотреть Теорию большого взрыва. Я люблю комедии и ситкомы, и, наверное, это четвертый раз, когда я смотрю это шоу.

Открыв упаковку чипсов Lays, я начинаю есть, изо всех сил стараясь сосредоточиться на телевизоре. Как только Макс выходит из кухни, мой взгляд притягивается к нему.

Этот человек приводит в бешенство. Его замкнутость и откровенно холодное поведение совершенно не помогают. Такое чувство, что я пытаюсь взаимодействовать с роботом.

Я подавляю вздох и отправляю в рот еще один чипс, наблюдая, как он поднимается по лестнице.

Я на самом деле обнадежилась, когда он позволил мне задавать вопросы. Но потом этому человеку пришлось оскорбить меня, и теперь я расстроена и зла.

Ну и что, что я не любительница опрятности? Я ненавижу, когда меня осуждают, и, будучи светской львицей, мне часто приходится с этим сталкиваться.

Вот почему я не приглашаю людей к себе домой. Это должна быть зона, где нет осуждения.

Я бросаю взгляд на задернутые шторы, которые закрывают вид на мои растения в горшках на террасе.

Положив пачку чипсов на кофейный столик, я нажимаю на паузу и встаю с дивана.

Я никогда не чувствовала клаустрофобии в своем пентхаусе. До сегодняшнего дня — никогда. И это только первый день.

Это для твоей безопасности.

В меня уже стреляли один раз, и это было достаточно травмирующе, чтобы хватило на две жизни.

Как только эта мысль приходит мне в голову, я качаю головой и запихиваю ее подальше.

Мне нужно выйти.

— Макс? — зову я, спеша к лестнице.

Он выходит из своей комнаты.

— Да?

— Мне нужно выйти. Просто прогуляться. — Я бросаюсь в свою спальню и захлопываю за собой дверь. Моя грудь наполняется эмоциями, которых я никогда раньше не испытывала. Кажется, что сердцу не хватает места, чтобы биться.

Я быстро переодеваюсь в кремовые брюки и свитер в тон. Хватаю свои черные ботинки, натягиваю их, затем проверяю свой макияж в зеркале и выбегаю из комнаты.

Макс ждет у лифта, и когда я подхожу к нему, он хмурится.

— Я думал, ты собираешься прогуляться.

— Именно.

Он сканирует карточку-ключ, чтобы двери лифта открылись.

— В этом?

Я фыркаю, когда захожу внутрь и скрещиваю руки на груди.

— Спортивные штаны не будут хорошо смотреться на первой странице журнала People.

— Хорошо, — бормочет он, нажимая кнопку вестибюля.

Пока лифт спускается, меня осеняет мысль, что меня защищает только один мужчина. Прежде чем я успеваю остановить слова, я спрашиваю:

— Ты всего лишь один мужчина. Как ты остановишь группу людей?

Не колеблясь, Макс отвечает скучающим тоном:

— Я могу уничтожить группу из пяти человек, не вспотев. Со мной ты будешь в безопасности.

Ого. Это говорит об уверенности в себе.

— Как скажешь, — бормочу я, когда двери открываются. Я вхожу в вестибюль и улыбаюсь Пьеру, швейцару здания.

— Вы выглядите прелестно, как всегда, — делает мне комплимент пожилой мужчина.

— И вы выглядите прекрасно, как всегда, — говорю я с ослепительной улыбкой. — Как Женевьева?

— Все еще работает над моими последними нервами, — бормочет он.

Я указываю на швейцара и моего телохранителя.

— Это Макс Левин. Он мой телохранитель, так что вы будете часто с ним встречаться.

Они пожимают друг другу руки, после чего я говорю:

— Мы собираемся прогуляться.

Пьер улыбается нам.

— На улице прекрасный день. Наслаждайтесь свежим воздухом.

Когда мы выходим из здания, я оглядываю улицу вдоль и поперек, не зная, в какую сторону направиться. Мне кажется, что в паре кварталов отсюда есть парк, поэтому я поворачиваю налево и иду в том направлении.

— Иди ближе к зданию, — приказывает Макс, становясь между мной и дорогой.

Мы идем молча, и свежий воздух не помогает прогнать ощущение сдавленности из моей груди.

А все потому, что причина клаустрофобии находится совсем рядом со мной.

Это отстой.

Отказываясь от прогулки, я разворачиваюсь.

— Давай вернемся домой.

Глаза Макса останавливаются на моем лице.

— Почему? Если ты беспокоишься о своей безопасности, не надо. Ничего не случится, пока я тебя охраняю.