Удивительная жизнь Эрнесто Че

– Извините, мы должны идти, нас ждет ужин.

Она потянула Йозефа за рукав, сердито бурча себе под нос:

– Вот ведь нахалка…

Кристина навела порядок в новой квартире, выкрасила крошечную кухоньку в белый цвет и очень хотела принять у себя друзей. Она приготовила восхитительную тертую морковь с тмином, шакшуку и жареного каплуна с засахаренными лимонами. Морис блаженствовал, в воздухе витал аромат счастья, они как будто вернулись в довоенные времена.

– Ужин удался, Кристина, на все сто. Ты – великая повариха!

Морис допил бутылку булауанского и тут же открыл следующую. Кристина сияла от счастья:

– Притормози, Морис, у меня и так голова кружится.

Он не послушался и налил всем по полному бокалу. Йозеф попытался его остановить:

– Я тоже пас.

– Бросьте, ребята, еще по чуть-чуть, вино отличное, ничего с вами не случится.

Они чокнулись, загадали желание (так захотела Кристина) и произнесли по тосту: Морис – за старую дружбу, Йозеф – за неминуемый конец войны, Кристина – за их чудесный ужин и за то, чтобы это волшебное мгновение длилось вечно.

Они молчали, попивая вино, расслабленные и счастливые.

– А что твоя сестра? – спросил Йозеф, нарушив очарование момента. – Как у нее дела?

– Не знаю и знать не хочу!

– Почему?

– Мне жалко родителей. Из-за реквизиций в Париже сейчас невозможно найти жилье, и моя сестра с мерзавцем-мужем и малышом живут у мамы с папой. И как только они выносят этого итальяшку… В довершение всех бед он еще и коммунист. Отец вне себя, но он не мог допустить, чтобы его зять оставался простым рабочим, и назначил его прорабом. Хорошо хоть тот повел себя по-мужски и женился на Элен, не бросил ее с ребенком, как какой-нибудь подлый говнюк. За ошибки нужно платить.

– Ты преувеличиваешь, – укорил его Йозеф.

– Вовсе нет, порядочный человек должен уметь брать на себя ответственность.

Эпидемия закончилась, но выжившие чувствовали не радость, а глухую подавленность, смешанную со страхом и горькой усталостью. Новый год обещал быть лучше предыдущих, мир постепенно обретал покой, но никто, ни один человек, не хотел праздновать, отсчитывать двенадцать ударов часов, поздравлять друг друга. Йозеф дежурил в Майо.

– Ну вот и наступил тысяча девятьсот сорок пятый год, доктор Каплан, – сказала одна из медсестер.

Йозеф не отозвался. Война подходила к концу, хотя новости с фронта были не слишком утешительными. Он снова вспомнил об отце. На прошлой неделе они «проговорили» всю ночь, но Йозеф понятия не имел, где может находиться Эдуард.

* * *

Йозеф то ли спал, то ли грезил наяву, когда в дверь забарабанили. Он вынырнул из забытья, с трудом поднялся и пошел открывать. На часах было 3.30. Женский голос истерически кричал: «Доктор Каплан, доктор Каплан!..»

– Кто там, в чем дело? – раздраженно спросил Йозеф.

– Я от Кристины, – ответила через дверь женщина. – Она послала меня за вами.

Он открыл и увидел на пороге толстушку лет шестидесяти с пергидрольными кудряшками.

– Вы должны пойти со мной, доктор, Кристине плохо.

– Что случилось?

– Не знаю. Я всего лишь соседка, но, кажется, дело плохо.

Йозеф торопливо оделся, они вышли на улицу, но такси поймать не смогли и зашагали по авеню де ла Марн к бульвару Гийемена и бесконечной рампе Вале. Йозеф все время ускорял шаг, обгоняя вестницу несчастья, пока та не взмолилась:

– Помедленней, доктор, подождите меня.

Йозеф остановился и попытался успокоиться.

«Только бы не чума, – думал он, – только бы не она. Эпидемия отступает, но кто знает…»

Соседка Кристины начала подниматься по лестнице, держа в руке ключ. «Последний раз я был здесь в новогоднюю ночь, – подумал Йозеф. – Господи, что за ерунда, какое это сейчас имеет значение?!» Кристина была без сознания, она лежала на кровати, скрючившись и прижав кулаки к животу. Край простыни промок от крови, она просочилась через матрас, и на полу образовалась черная лужа.

Йозеф похолодел, услышав рвущийся из ее губ слабый полухрип-полустон.

Кристина была ужасно бледной, волосы повлажнели от пота, тушь растеклась, лоб пылал. Йозеф попробовал посчитать пульс: он был слабым и прерывистым. Внезапно Кристина икнула, задышала тяжело, со всхлипами, заскрипела зубами, и Йозеф крикнул:

– Откройте окно, скорее!

Он попытался отдернуть простыню и с трудом разжал пальцы девушки. Ее живот, бедра и ноги были в крови.

– Боже мой, – прошептал он, – у нее выкидыш.

Йозеф наклонился, чтобы осмотреть больную, она не давалась, он силой уложил ее на спину и приказал соседке:

– Помогите мне, держите за плечи.

Йозеф попытался пощупать низ живота, и Кристина зашлась в крике, как будто ее проткнули раскаленным прутом.

– Давно она в таком состоянии?

Женщина задумалась, потерла подбородок и щеку:

– Сейчас вспомню… это началось позавчера вечером. Мсье сказал: «Ничего страшного, обычное недомогание». Когда они вернулись, он поддерживал мадемуазель под руку, но она шла сама. Вчера мадемуазель сказала, что у нее боли, дала ваш адрес, но велела подождать и приняла две таблетки аспирина. Я весь день занята – хожу убираться, а когда вернулась, она громко стонала и была не в себе, вот я и отправилась за вами.

– У нее начался сепсис, каждая минута на счету, здесь я ничего не смогу сделать. «Скорая» будет ехать не меньше часа, мы сами отнесем Кристину в больницу Эль-Кеттар, это недалеко.

Йозеф разостлал на полу простыню, они положили на нее Кристину, взялись с двух сторон за концы и попробовали поднять, но она все время сворачивалась в клубок, и из затеи ничего не вышло.

– Я ее понесу.

Йозеф взял Кристину на руки и пошел вниз по лестнице, осторожно нащупывая ступени ногой. Она почти не реагировала, обмякнув, как ватная кукла. Соседка открыла ему дверь подъезда, он вышел на улицу, поднялся по пустынной рампе Вале: ему оставалось преодолеть четыреста метров. Женщина пыталась поддерживать ноги Кристины, но скорее мешала, чем помогала. Метров через сто пятьдесят Йозефу стало казаться, что Кристина весит не меньше тонны, он то и дело останавливался, сердце колотилось как сумасшедшее, руки сводило судорогой. Стены больницы были совсем близко, он сделал несколько шагов, окончательно задохнулся и посадил Кристину на капот припаркованной у тротуара машины.

– Бегите за помощью, скажите, чтобы взяли носилки, живее!

Кристина не шевелилась, даже хрипеть перестала. Йозеф приложил ухо к ее губам и ничего не услышал, пощупал пульс – он был едва различим.

– Умоляю, Кристина, не уходи, – приговаривал Йозеф, поглаживая ей лоб и щеки. – Они сейчас будут. Я тобой займусь, все будет хорошо, обещаю, ты выкарабкаешься.

Кристина была смертельно бледна, губы у нее посерели, но Йозеф продолжал нашептывать слова утешения, надеясь, что она его слышит.