Удовольствие во всю длину

– Блин! – кривлюсь я, прочитав название.

– Взял, тепегь неси, – говорит Революция.

– Ну уж нет! – верчу я головой в поисках урны.

– Вот дугачок, – тихо смеется Революция.

Так мы доходим до ее дома. Замираем у парадной.

– А сегодня Валуева избили, – вспоминаю я.

– Зачем? – удивляется она.

Я пожимаю плечами. Наверное, так было нужно.

– Я тебе нгавлюсь? – вдруг спрашивает Революция, глядя на меня своими большими глазами.

Я едва не падаю от такого вопроса. Она еще спрашивает!

– Да я тебя уже двенадцать раундов… тьфу ты… лет люблю, а ты говоришь такое! Вот дура!

– Дуга! Дуга! – Она невысоко подпрыгивает.

Быстрым шагом я иду к метро. Мне нужно успеть на последнюю электричку. На ходу я замечаю, что сжимаю в руке газету. Остановившись под фонарем, разворачиваю «Вестник Единой России». На развороте красуется Николай Валуев. «Голосуй или проиграешь!» – гласят слова под фотографией.

– Свят, свят, свят, – бормочу я, комкая газетенку.

Через двадцать минут я сижу в электричке, которую подали к перрону то ли передом, то ли задом.

Надо бы проснуться, но я боюсь, что это не сон.

Удовольствие во всю длину

– Я писатель, пойми! – Глаза Горидзе наполнились горячей влагой. – Подумать не могу, что исписался! Страшно становится, когда представлю такое. Ни слова больше, ни мысли. Один бред сплошной и мутота! Боль! Это похлеще ада, брат. Ты не знаешь, что такое писательский ад.

Геннадий снова разлил по рюмкам. Они сидели на кухне у Горидзе и пили третий день.

– Я исписался, брат! – повторял Горидзе с тоской. – Мне нужна тема, крохотный образ! Любой, хоть говяненький, пусть неправдоподобный! Я слеплю из него конфетку!

– Что тебе, тем мало? – удивился Геннадий.

Горидзе пьяно помотал башкой.

– Тем много, – сказал он. – Но ни одна уже не трогает меня. Я выдохся. Все, пиздец.

Ему показалось, что Геннадий усмехается. Что он снисходителен к его словам.

– Ты это… – Горидзе погрозил корявым указательным пальцем.

– Может, шлюх вызвоним? – перевел стрелки Геннадий.

Команда приехала через час после звонка. Все шлюхи были какие-то кривые, похожие на первые рассказы Горидзе.

– Не, командир, – сказал Геннадий сопровождающему. – Да такого вообще не бывает.

– Че не бывает? – набычился тот.

– Такого в природе быть не должно, – объяснил Геннадий. – Понимай простые вещи.

Горидзе снова почувствовал укол в сердце.

– Погоди, – сказал он сопровождающему. – Вот эта подойдет.

Он указал на одну из трех.

Когда свита уехала, они снова прошли на кухню.

– Тебя как зовут? – обратился Горидзе к женщине с невнятной внешностью.

– Вера, – ответила та.

– Да-а? – недоверчиво протянул Геннадий. – А те две Любка и Надька?

Вера промолчала. На ней была блузка и короткая джинсовая юбка.

– Пить будешь? – глядя на нее в упор, спросил Горидзе.

Та отрицательно помотала головой.

– Тогда это… Пельмени отвари.

Вера прошла к плите. Стала шариться в кухонном шкафу…

Потом они снова пили, закусывая пельменями, затем по очереди водили Веру в комнату. Горидзе сразу удивился тому, что не мог войти в нее даже наполовину. Какая-то удивительно неглубокая оказалась эта Вера. Будто она была лишь частью чего-то, чего им не довезли.

«Я пуст, – думал Горидзе. – Я даже кончить как следует не могу».

– Ты сосешь? – спросил он.

– Угу, – ответила она.

Вера повозилась, передвигаясь лицом к его паху, облизнула его головку, потом взяла ее в рот.

За ней почему-то не приехали. Она тоже вроде никуда не спешила. Геннадий свалил наконец домой. Ему уже пора было браться за ум.

А у Горидзе болела душа. Ныло, рвалось сердце.

Ночью ему приснился сон.

Как будто у него вышла книга, и на ее презентацию собралось много народа. Был накрыт шведский стол, он ломился от напитков и яств, словно накрывал сам шведский комитет. Сначала зачитывали главы из новой книги, потом Горидзе долго подписывал экземпляры и принимал поздравления, а затем пошла пьянка. И вот в самый разгар подваливает к нему другой писатель, Горидзе не мог во сне вспомнить его фамилию, и говорит, что сюжет этой книги Горидзе украл у него.

Горидзе, недолго думая, зарядил клеветнику в лоб. Между ними завязалась драка, которая быстро переросла во всеобщую потасовку. Кто-то вызвал ментов, и они, скрутив одного Горидзе, повезли его в участок.

В участке Горидзе протащили по полу и бросили за решетку. Там сидели еще несколько человек. Они, как обезьяны на ветке, плечом к плечу ютились на короткой лавке.

Горидзе пристроился рядом.

Он ни о чем не думал. Все было как во сне.

Прямо перед ними за столом два мента играли в шахматы. Восседающие на лавке завели между собой странный спор. Один говорил, что это менты сидят за решеткой, а не они, другой же утверждал обратное, что за решеткой они, а не менты. Третий думал про себя, что никакой решетки нет вовсе и что вообще не люди играют в шахматы, а шахматы играют с людьми.

Вдруг один из ментов рассмеялся.

– Ты че это? – спросил второй, глядя на игральную доску.

– Да рассказ тут читал…

– И?

– Смешной, бля.

– Хорош пиздеть. Ты читать-то не умеешь.

– Это я-то не умею! Да я…

– Ходи давай, читатель.

Тот, который смеялся, сделал ход.

– Шах.

Второй задумался.

– Блять. И куда мне теперь?

– Ну вон же, йопта! – Первый ткнул пальцем в клетки. – Сюда можно или сюда.

– А, ну да. Тогда сюда. – Второй переставил фигуру.

– Ну а я тогда еще раз шахану.

– Алё, ты заебал. Два раза подряд шаховать нельзя.

– С хуя ли? Что это, блять, за новые правила?

– Да мы тут всю жизнь так играем!

Менты посмотрели друг на друга, как будто, выходя из-за угла, неожиданно встретились лицом к лицу.

– Да нет таких правил!

– Нет? А ты их читал?

– Где, блять, я их мог читать?

– Ну хуй знает. Ты ж у нас читатель. Вот рассказы читаешь.

– Ну читаю. Что дальше?

– Ну и расскажи, о чем рассказ. Хули ты ржал-то?

Первый мент задумался, вспоминая, затем снова рассмеялся.

– Ну давай, рассказывай. Хорош в одно рыло веселиться.

– Ну ладно. Но я не все там помню. Писатель-то неизвестный, фамилия еще такая у него тупорылая… Щас, погоди…

– Да хуй с той фамилией, ты рассказ рассказывай.

– Во, вспомнил! Корицин.

Горидзе насторожился. Его начал занимать разговор двух дегенератов.

– Или Курицын.

– Короче давай.

– Ну там суть в том, что один парень, девственник, думал, что при ебле в пизду лезет только головка.