Удовольствие во всю длину

Директор сидит в кресле за столом. Он как на иголках. Двухголовый опаздывает. Директор постоянно смотрит на часы. Нет, ну подумать только – две головы у парня! Это чудо, это слава, это деньги! Это заграничные турне по всему шару! О Господи, не зря ты настряпал уродов, есть и от них польза! Каждой своей твари ты даешь шанс, не оставляя никого без своего пристального внимания. Воистину, никого!

Наконец раздается стук в дверь.

На пороге появляется лилипут. Обыкновенный, в школьной форме, с пухлым портфелем в руках. Он улыбается.

– Что вам надо? – едва его рассмотрев, говорит директор.

– Я тот самый, – говорит лилипут.

– Какой тот самый? – хмурится директор. – У меня целый цирк тех самых.

Лилипут делает два шага к столу. Продолжает улыбаться. В нижнем ряду не хватает нескольких зубов.

– Я тот, у которого две головы, – заявляет он.

Директор в шоке. Он вытаращенными глазами смотрит на лилипута, сверлит его взглядом, лицо краснеет.

– И где же твой второй котелок? – шипит он в гневе.

Лилипут открывает портфель и за волосы вытаскивает голову. Один глаз прикрыт, на месте второго зияет черная дыра. Отвисшая челюсть, большие оттопыренные уши, рваные, в запекшейся крови, ткани у основания шеи, сразу под кадыком. Голова огромная, раза в полтора больше головы лилипута. Пока директор держится за стол, чтоб не свалиться на пол, лилипут водружает гигантскую голову на свою, как шапку.

– Ох, – говорит директор и падает под стол.

3

На арену выбегает наш лилипут, поддерживая руками отрезанную башку. Он семенит маленькими ножками, спотыкается и растягивается на ковре. Голова катится, подпрыгивая, оставляя темно-кровавые следы. Раздается визг. Один из тигров, находящихся на арене, одним прыжком оказывается у головы и большим алым языком начинает ее вылизывать. Публика на местах вскакивает на ноги. Кто-то ломится по проходу вверх, образуя толчею, кто-то хлопает в ладоши, а кто-то по-простому истошно вопит. Укротитель бросает кнут и по-обезьяньи лезет на решетку.

4

Уже немолодой следователь смотрит на лилипута. Он многих видел на своем веку – еще один убийца.

Испытывая острейший приступ изжоги, следователь начинает:

– При обыске вашей квартиры был обнаружен обезглавленный труп, лежащий вдоль комнаты. Что вы на это скажете?

Сидящий напротив лилипут хмуро пожимает плечами.

Потом говорит:

– Ну да, вдоль. Поперек бы он не поместился.

Следователь записывает эти слова в протокол. Затем снова обращается к подследственному.

– Это ваш брат?

Лилипут непонимающе смотрит на него.

– Ну в смысле раньше, до того, как вы отрезали ему голову, он приходился вам братом?

– А кто вам сказал, что это сделал я?

Следователь пожимает плечами и ухмыляется.

– Вы сами сказали. Полчаса тому назад. Хотите отказаться от признания?

Лилипут думает. Следователь ждет, настороженно глядя на него. Он больше лилипута почти в два раза. Черт их поймет, этих лилипутов. Что у них на уме. Вроде такие же люди, а что там у них внутри? Что вообще может поместиться в таком мелком существе? А если многое, то как же это все должно распирать беднягу изнутри! Господи, как хорошо, что он не такой жалкий. Хотя, если разобраться, все мы жалкие – в любом обличье. Черт, как тошно-то все!

– Ну что, парень, хватит сиськи мять, – устало произносит следователь. – Имел силы убить, имей и признаться. Давай без протокола, – он закрывает папку. – Давай просто по-человечески поговорим, что, зачем, откуда, как. Я пытаюсь тебя понять, но пока не могу.

Лилипут, до этого смотревший в пол, поднимает глаза, полные слез.

– Да, – шепчет он. – Это я убил. Я не отрицаю.

Следователь закуривает, кашляет.

– Ты погромче говори, ок? А то я слышу плохо, все слова похожи одно на другое, понимаешь, да?

Лилипут кивает. Смотрит на сигарету, как она тлеет меж корявых пальцев следователя.

– Как это произошло?

Лилипут молчит. Он не хочет отвечать на этот вопрос.

Следователь выпускает дым. Как-как, вбил рашпиль в глаз по самое не хочу, пока тот спал, и все дела. Ладно.

– Слушай, парень. Знаешь, сколько передо мной вот так вот сидело? Сотни! И у всех мотивы убийства одинаковые. Зависть. Желание истребить того, кто это чувство в тебе вызывает. Желание отделаться от этого чувства. Нет никаких семи смертных грехов, блять, есть одна зависть.

Лилипут плачет. Слезы текут по его детскому сморщенному лицу. Он похож на смертельно обиженного ребенка.

Следователь тушит сигарету о кромку столешницы. Кидает окурок на пол.

– Он что, брат твой, обижал тебя? Глумился над тобой? Говорил, что его мизинец больше твоего члена? Что ты жертва аборта? Заставлял тебя искать под диваном его тапочки? А?.. Да хоть и так! Зачем нужно было его убивать? Что, блять, за цирк ты устроил из жизни и смерти? Да если уж на то пошло, зачем нужно было отрезать ему голову? Отрезал бы ноги. Да, просто отхватил бы ему ноги по самые яйца – вот и сравнялись бы вы в росте.

– Ноги? – всхлипывает лилипут. – Ноги?

– Да, боже мой, ноги! – кричит следователь. – Будь я на твоем месте, я бы отхреначил ему ноги! И все были бы живы!

– Я об этом не подумал, – ошеломленно бормочет лилипут, глотая слезы.

5

Директор цирка лежит в постели. Ему плохо. Над ним склонилась жена. Она поправляет одеяло, подтыкая его с краев.

Директор смотрит в потолок. Потом еле слышно произносит:

– Представляешь, он отрезал ему голову. Такому экземпляру. Под три метра. О, Господи, как ты несправедлив.

– Ш-ш-ш, не переживай по пустякам, – успокаивает его жена и гладит большой ладонью по его пухлому личику. – Тебе нужно отдохнуть. Постарайся уснуть, маленький.

Шанс

1

Ракитин по своему обыкновению проснулся рано. Когда первые лучи солнца, проникнув в малюсенькое окошко, осветили вентиль самой жирной трубы, он уже был на ногах. Вернее, пока еще не совсем – стоя на коленях на грязном матраце, он шарил рукой в рваном пакете. Дрожащие пальцы нащупывали все не то.

«Было ведь, было, – с нарастающей тревогой думал Ракитин, на ощупь перебирая содержимое. – Должно остаться. Не могло ведь пропасть».