Угличское дело. Кинороман
Шрифт:
– А хороший был песец. Серебряный. Жаль что отдал.
– Этим жадюгам.
– Рыбка сел, зевая.
– Ты их видал? Великая мордопорча. Так что по грехам по грехам Рыбка казак. Подымайся и Ваську подымай или не поднимается?
– Не знаю. Вчера как верблюда пил.
– А он и есть верблюда
.- Ну да?
– Только ему не говори.
Пока собрались, пока Ваську растолкали, майский свежий денек прочно утвердился. Каракут взлетел в седло. Левая рука на рукоятке черкесской шашки. Оглянул свой небольшой поезд. Погрозил шутливо Рыбке. Тот качался дремотно и полупьяно среди
ХХХ
Москва. Усадьба Шуйских. Два здоровых холопа бездельем мучались, ворота подпирали. Смотрели на улицу. Прохожих задирали. Бросали проходящим мимо молодкам.
1-й - Не туда идешь, карасик. Сюда ходи. Здесь слаще.
Молодка - Да что с тебя взять с холопа смиренного. Что мы с тобой делать? Ворота подпирать на пару.
2-й - Смотря чем подпирать. Если оглоблей.
Молодка.
– Куда тебе. У тебя вся сила в язык ушла. Байбаки рязанские.
1-й - Брось их Федос. Тютя едет.
1-й холоп держал за уздцы крестьянскую лошадку. За ней возвышалась фигура здоровенного мужика.
1-й - Куды?
Мужик - Туды.
1-й - Куды туды?
Мужик не уступал.
М.
– Туды куды
1-й - Туды?
М.
– Туды.
1-й - Туды. Туды можно.... Если бы куды....Езжай.
Мужик чертыхаясь хлестанул лошадку.
У ворот подворья Шуйских. 1-й холоп смотрел вслед отъезжающей телеге.
1-й - Вот где, балабол. Не заткнешь. Что там?
2-й холоп показал разлапистый щучий хвост.
1-й - Ух ты какая жирная да купчистая. Чисто Меланья Патрикеевна с Арбату. Эта даже на рожу пригожей.
В это мгновение одна из створок тяжелых высоких ворот открылась и на улице появились красиво наряженные всадники на крупных немецких конях. Между ними был преувеличенно, выше самого высокого края лицемерия, бедно одетый тщедушный человек на маленькой хрупкой лошадке. У человечка были удивительно умные пронзительные, всеподмечающие глаза. И честно добытую щуку он подметил сразу.
– Что это у тебя, Фомка.
– голос у человека был такого же высокого тона как несмазанные петли в деревянном хорошо натопленном доме.
Фомка не будь дурак, сразу на колени бухнулся, и щуку на руках перед собой держал.
– Вот, князь Василий.
– Это хорошо. На кухню снесите. От царя, если вернусь, попробую.
Холопы посмотрели как поезд князя Шуйского скрылся за поворотом, а потом Фома сказал.
– Эх, если бы я князем был...Никогда бы так. Что же это перед всей улицей у своих же холопов отбирать. Никакой чести.
А второй ему на это.
– Да что тебе понимать....Пановать не холопствовать. Там все навыворот, так уцелеешь.
ХХХ
Углич. Не боевые "украинные" стены а вполне себе мирные внутренние городские стены. Сушилось белье, а кое-где проломы были неряшливо заделаны досками и заросли кустами да травой. Тусклая деревянная икона над ржавыми воротами. У торговой дороги, ведущей в город, совсем молоденький стрелец в кафтане и с бердышом, начищенном до блеска. Он
охранял женщину, по шею закопанную в землю. Недалеко девушка Дарья, а с другой стороны, на низенькой скамеечке, сидела бойкая старушка Макеевна, мать стрельца Торопки.– Торопка, сынок. Может кваску. Солнце как печет
– Не буйствуйте, мама...Сидите тут и сидите. Дома Зорька не кормлена.
– Ты за нее не сердешничай. За себя горюй. Поставил черт усатый на солнцепеке. Уж я пойду. Пойду старосте губному пожалуюсь. Что же если робкий да неклепистый так и можно? Всем пистоли дали. А где наша пистоль?
– Матушка цыц.
– Не цыцкай на матерю. Разживись в начале, чем цыцкать.
– Я на вас тоже Ракову пожалуюсь. Стоять.
Бердышом Торопка преградил путь Даше. Та протянула кувшин.
– Водички. Напиться.
– Не можно. Принимай назад.
Эту сцену видели Каракут и Рыбка. Движеньем руки Каракут остановил их маленький поезд. Каракут спрыгнул с коня и подошел к стрельцу. Сзади него держался Рыбка. Торопка вперед выставил бердыш.
– Не подходи.
К нему на подмогу бросилась Макеевна.
– Уйди носатый.
– Ты чего, жиночка.
– Думаешь, если у нас пистоли нет так можно? Торопка, дай бердыш.
– Матушка.
Пока они тянули друг у друга бердыш, Каракут склонился над преступницей. Ее глазабыли закрыты, но она еще жива. Каракут достал маленькую сулейку. Приложил ее к пересохшим губам женщины.
– Ты что это. Нельзя.
– крикнул Торопка.
– Нельзя так нельзя. За что ее?
Из под локтя Торопки выглянула Макеевна.
– Мужа свово казнила, убивица. Пока спал, зарезала.
– Было за что?
.- Коли так. Что с того?
Каракут подошел к Даше.
– Дочь? Нечего тебе тут делать. Домой иди. Она заснула теперь. Далеко она .
ХХХ
После того как пополдничали, Битяговский за ухо вытащил Митьку Качалова из-за теплой большой печки. Там Митька, как и положено провинциальному русскому человеку, вознамерился славно всхрапнуть часок, а лучше и другой и третий.
– Да рази ж сегодня мой черед, Михайло Петрович.- жаловался Митька. Дьяк его не слушал и свое долдонил.
– Рассыпались как тараканы. Вот уж мы с вами субботу святую спразднуем. Розгами да уксусом. Заходи, - дьяк толкнул Митьку в черный спертый воздух Брусенной избы. Теперь дьяк сидел за толстыми хозяйственными книгами, а напротив Качалов скрипел пером и нудел.
.- Леонтия Терехова вдовица. Две кадушки с медом гречишным. Эх, она сама как мед..
– Жито, жито за ней.
– Не было за ней жита.
– Гляди лучше.
Качалов со вздохом встал и пошел к двери. Дверь внезапно распахнулась. Впечатала Митьку в бревенчатую стену.. Вошел разъяренный Михаил Нагой. Высокий с испитым лицом.
– Где деньги, дьяк.
А дьяк, словно не расслышал, сказал невозмутимо.
– Мишка а книги прибери.
– а потом добавил как будто только сейчас заметил князя.
– Здрав будь княже, Михаиле. С брюхом что не так? Больно гневлив ты сегодня.
– Деньги, дьяк.
– Нету, князь. Пока с Москвы указу не было.