Уголек

Человек, несомненно, единственное живое существо, которому чувства могут затмить инстинкты, а предметы, запахи и звуки, потеряв истинные качества и формы, могут превратить вымысел в действительность, сделав фантазии основой существования. Для капитана Леона де Луны всё, не связанное с главной потребностью — отомстить бывшей жене, отошло на второй план, стало незначительным, недостойным ни малейшего внимания.

Солнце не пекло ему голову, ветер не освежал, хлеб не утолял голод, а вода — жажду. Для него просто не существовало ни жары, ни холода, ни голода или жажды, в нем полыхала лишь ненависть, сжигая душу дотла.

Никогда прежде океан не казался ему столь глубоким, как в эти месяцы.

А небеса — такими высокими и несправедливыми.

Когда же наконец он снова ступил на твердую землю, чтобы попытаться найти фальшивое утешение в самых грязных тавернах и у самых отвратительных кадисских шлюх, то увидел, как корабли отплывают по маршруту его мести, но был пока не в состоянии снова отправиться в мучительное плавание.

Корабли уплыли, а он остался. Прошел почти год, а он так и не смог осуществить свое желание отомстить, но гнев лишь рос день ото дня, и у виконта созрел план, внушивший ему уверенность, что на сей раз никто не сможет встать у него на пути.

И вот наконец однажды с Эспаньолы прибыл выходец из Эстремадуры, внушивший виконту уверенность в том, что донья Мариана Монтенегро — не кто иная, как его бывшая супруга. Тогда капитан де Луна продал за малую сумму поместье Ла-Касона и земли на Гомере, купил самую быструю каравеллу на андалузском побережье, нашел капитана, ужа дважды побывавшего на Эспаньоле, и нанял полдюжины головорезов, за три золотые монеты готовых зарезать и родную мать, не моргнув глазом.

Они отплыли августовской ночью, тихо и не зажигая огней, и взяли курс на юго-запад. Через десять дней они оставили Канарские острова по левому борту и совершили быстрый переход через океан, во время которого капитан ни на секунду не переставал мучиться животом. Туманным октябрьским вечером они встали на якорь в тихой бухточке примерно в пятнадцати милях от Изабеллы.

Виконт выждал еще три дня, чтобы как следует подготовиться, и наконец вооружил свое маленькое войско и отправился в поход так же скрытно, как высаживался на Тенерифе, чтобы застать врасплох дикарей-гуанчей.

В разгар ночи он высадились в широкой бухте, и виконта тут же поразила полная тишина спящего города — окна в домах не светились, в порту не было ни одного корабля, не слышались предупредительные окрики часовых или лай бродячих собак.

— Не нравится мне это, — услышал он шепот за своей спиной. — Город кажется мертвым.

— Забудь про город, — властно бросил виконт. — Для нас важна лишь ферма у рощицы в конце пляжа.

— А если вокруг всё кишит дикарями?

— Мы были готовы погибнуть вдали от дома.

— Не таков был наш уговор, — проворчал верзила, от которого несло блевотиной и потом. — Но раз уж мы здесь, то не имеет смысла возвращаться с пустыми руками.

Они продолжили осторожно двигаться дальше, с каждым шагом со всё большими опасениями прислушиваясь к каждому шороху и не сомневаясь, что в любой момент на них может наброситься кровожадный отряд вооруженных аборигенов. Большая часть наемников уже сожалела о том дне, когда они взялись сопровождать ревнивого мужа в дьявольском путешествии через океан.

Повсюду им мерещились призраки, хотя слышался лишь мирный шелест волн, накатывающих на пляж. Наконец, они добрались до просторной территории фермы, словно тени перепрыгнули через изгородь у пустующих свинарников и тихо вошли в одну из хижин, уже несколько недель явно необитаемых.

Капитан Леон де Луна громко выругался.

Кто-то зажег факел, и вскоре появился чумазый верзила, толкая перед собой испуганного паренька, приволакивающего ногу.

— Ты кто такой? — осведомился виконт де Тегисе, угрожающе склонившись над ним.

— Бонифасио Кабрера, — едва слышно пролепетал парнишка.

— И что ты здесь делаешь?

— Тот тип меня приволок.

Жестокая пощечина отбросила его к стене амбара, из носа у него хлынула кровь, и Бонифасио кротко добавил:

— Я ждал корабль, который меня заберет.

— И куда ты собрался плыть? — спросил капитан, снова приблизившись, чтобы получше его рассмотреть и понять, не врет ли он.

— В Кастилию, — ответил парень, словно не понимая, как может быть по-другому. — Все вернулись в Кастилию.

— Все? — ужаснулся капитан.

— Все... — кивнул Бонифасио. — По крайней мере, все здоровые. С остальными покончила чума.

— Чума!

— Боже ты мой! Чума!

Кошмарное слово переходило из уст в уста, у многих задрожали коленки. Все стали оглядывать стены просторного жилища, словно в каждом углу притаилась смерть.

— Чума! — сокрушенно повторил капитан де Луна. — А что сталось с моей женой, доньей Марианой Монтенегро?

— С хозяйкой? — притворился удивленным хромой. — У хозяйки не было мужа.

— Заткнись и отвечай! Она умерла?

— Нет. Уехала две недели назад.

— Господи Иисусе! И куда?

— В Кадис. Я же сказал, что все туда вернулись, — он ненадолго замолчал и едва слышно добавил: — Все покинули остров.

— А братья Колумбы?

— Тоже уехали... — хромой сделал неопределенный жест рукой, словно пытался показать на город. — Дома и дворцы разграбили, по улицам бродят только оставшиеся больные, и если нас до сих пор не атаковали дикари, то только потому, что среди них мор еще страшнее... — он вдруг всплеснул руками и мелодраматично всхлипнул: — Адмирал обещал прислать за выжившими корабль, но он до сих пор не прибыл. Вы возьмете меня с собой?

Разъяренный виконт резко отстранился и вскочил на ноги, а потом ко всеобщему удивлению стал биться головой о стену.

— Это невозможно! — хрипло взвыл он. — Невозможно, чтобы Господь так играл со мной! Я во второй раз пересекаю океан, чтобы ее убить, а теперь оказывается, она вернулась в Кадис! Что я тебе сделал, Господи? За что ты надо мной насмехаешься?

Все обеспокоенно смотрели на виконта — ведь человек, который ими командовал, вдруг оказался столь уязвимым, столкнувшись с неожиданной проблемой. Кто-то сердито бросил из сумрака:

— Ничего себе путешествие вышло, да еще и без толку...! И что теперь?

— Уберемся отсюда! — поспешил ответить вонючий верзила. — Если этот кусок дерьма сказал правду о чуме, то чем раньше мы отчалим, тем лучше. Так ведь?

Адресованный капитану де Луне вопрос повис в воздухе и так и не получил ответа, поскольку виконт застыл как каменный и был не в состоянии осознать катастрофический финал своей авантюры.

Теперь к его ярости примешивались ненависть и обида, а также глубочайшее бессилие и разочарование, ведь он столько лет лелеял планы мести, а сейчас, когда считал, будто достаточно только руку протянуть, чтобы их осуществить, беглянка опять утекла сквозь пальцы.