Угощаю рябиной (сборник)

* * *

На полосах работало все льноводческое звено - шесть женщин и девушек и Шурка. Около Шурки, не разгибаясь, теребила лен Нюрка Молчунья. Заметив председателя колхоза и директора школы, она поспешно, стараясь не обнаружить себя, шмыгнула в сторону звеньевой Клаши.

Невытеребленного льна было еще так много, что, казалось, конца-края ему нет. А на убранных площадях стеной стояли зеленая трава, хвощ и колючки, похожие на кустарники, из-за чего Аристарх Николаевич подумал вначале, что весь лен не тронут.

Подойдя к работающим, он шутливо поздоровался: "Помогай бог!" - на что звеньевая Клавдия серьезно ответила: "Спасибо!" А Прокофий Кузьмич ничего не сказал, но, завидев Нюрку Молчунью, набросился на нее:

– Ты чего здесь околачиваешься? Жениха нашла?

Нюрка разогнулась, посмотрела на Шурку, на председателя и тихо ответила:

– Я-то?

– Ты-то.

– За травой пришла.

– За какой такой травой?

– А вот возьму косу да и выкошу весь мусор для коров. Меня теперь на коров поставили.

– Так коси!

– А я косу не взяла.

– Ну и топай за косой.

– А я помогаю лен рвать.

– Не будут коровы такие колючки есть, - сказал председатель.

– А я на подстилку.

– Ну и коси.

– Я-то бы выкосила, да вот...
– Молчунья взглянула на Шурку и замялась.

– Что вот?

– Ничего, я так.

Тогда Прокофий Кузьмич взялся за Клашу:

– Не пропололи лен, а теперь мучаетесь!

– Мы пропалывали, - ответила Клаша, - только не весь. Снова наросло везде.

– Если бы пропалывали, лен был бы.

– Мы пропалывали, - повторила Клавдия.

Пока Прокофий Кузьмич нагонял страх на всех, директор натеребил снопик льна. На загорелых руках его появился зеленый налет, медная кожа будто окислилась.

Кинув снопик на полосу и потерев ладони о брюки, Аристарх Николаевич повернулся к Шурке.

– Ну, что у вас тут произошло, Александр?

Шурка тоже бросил на межу только что затянутый сноп и подошел к директору. Бросили работу и женщины.

– Что с механизаторами вышло?
– пояснил свой вопрос Аристарх Николаевич.

– Вот звеньевая, ее спрашивайте!
– ответил Шурка, указывая на Клавдию.

Клавдия одернула подол замусоленного ситцевого сарафана, вытерла фартуком спекшиеся губы и тоже подошла к директору. За ней потянулись остальные.

– Что у нас вышло? Ничего у нас не вышло!
– сказала Клавдия.

– Прогнали их, что ли?

– Кто их прогонял! Видите, лен-то какой.

– А в газете написано, что вы прогнали их.

– Мало ли чего в газетах пишут! Это Шурка вон пошутил, будто мы их турнули.

Молчавший Прокофий Кузьмич сразу оживился:

– Вот, пожалуйста! А я что говорил?

– Ну, давайте присядем, что ли, - предложил Аристарх Николаевич, словно не слышал слов председателя, и первый опустился на межу.

Стали рассаживаться и женщины. Председатель и Шурка не сели, стояли друг против друга: один рыхлый, приземистый, другой плотный, рослый.

Аристарх Николаевич поднял голову к Шурке:

– Выходит все-таки, что ты здесь тон задаешь, а не звеньевая?

Шурка не смутился.

– Турнуть их и надо было.

– За что?

– Да ни за что. Механизаторы тут ни при чем.

– Тэк, что же дальше?

– А что дальше? Руками будем рвать.

– Послать вам машину?

– Не надо машину.

– Слыхали?
– опять обрадовался Прокофий Кузьмич.
– Вот из-за кого весь район взбулгачили!

– Подождите, Прокофий Кузьмич, - остановил его директор.
– Давайте разберемся. Говори, Александр!

– Что ж говорить? Вам звеньевая уже сказала. На такой лен пустить машину - одни убытки будут. Да и машина тоже - только название от нее осталось: мнет, путает, елозит. Разве это механизация?!

Прокофий Кузьмич еще раз не выдержал:

– Вот видите! Все факты имели место!

Аристарх Николаевич, казалось, не слышал его, он разговаривал с Шуркой.

– Осень поздняя, Александр, не справитесь вы со льном, много его.
– Директор повел рукой вокруг. С земли ему были видны только желто-зеленый с коричневым оттенком спелый лен да мутное осеннее небо, лен и небо - ничего больше.

Шурка тоже посмотрел вокруг. Его лен не пугал своей бесконечностью: стоя, он видел границы поля - лесные опушки, стога сена на клеверищах, холмы перед спуском к реке.

– Справимся, Аристарх Николаевич, - уверенно сказал он.
– Не беспокойтесь за нас.

– Шурка тут такое навыдумывал!
– прыснула вдруг молодая девушка, прятавшаяся за спиной Клавдии.
– "Завтра, говорит, вся деревня к нам сбежится лен теребить".

– А что, и сбежится!
– поддержала Шурку звеньевая.

– Чего он навыдумывал?
– почти встревожился директор.

Ответила Клавдия:

– А вот мы объявим, чтобы косы с собой брали, кто хочет: пусть всю траву из-подо льна для своих коров скашивают. Вот и сбегутся. Сена для своих коров никто не заготовил, а колючки все-таки не веточный корм.

– Здорово!
– вырвалось у директора школы.

А Прокофий Кузьмич возмутился, начал кричать:

– Опять самоуправство! Кто разрешил? У кого спросили? Козами обзавелись, чтобы с колхозом меньше считаться, а сейчас новую лазейку изобрели!

– Надо же и своих коров чем-то кормить, товарищ председатель, - сказал Шурка.
– Молоко от них и государству идет.

– Хитрить стали, на кривой все запреты хотят объехать!
– шумел Прокофий Кузьмич.

– И будут хитрить, коли запретов много.

– Я тебя научу, молокосос, как хитрить! Нюрка, коси все подряд!

Когда председатель закричал, женщины и девушки, сидевшие на земле, повскакали с мест. Клавдия испуганно заморгала глазами. Кто-то тяжело вздохнул.

Нюрка перепугалась больше всех: ведь если бы она первая не брякнула об этой поганой траве, может, и крику бы такого не было. Во всем она виновата - молчала бы да молчала!..