УГРО: операция ’Волкодав’

— Если он такой мерзавец, то от одной папиросы не обеднеет, — сказал я, заново переписывая лист с объяснительной, потому что на предыдущем поставил кляксу.

Но Юшков уже закурил папиросу. Затянулся, закашлялся. Сказал сквозь хриплые всхлипы:

— Вот ведь мерзавец он, вот мерзавец. Даже папиросы у него гадкие. Ты знаешь, что он был знаком с жертвой?

На улице уже наступила темнота. У нас столы освещались настольными лампами. С абажурами. Уютно так. Островки света посреди сплошной тьмы. Здание погрузилось в тишину. Тикали настенные часы.

Я поднял голову.

— Знаком с жертвой? То есть, он знал отца Алексея?

Юшков курил судорожно и быстро. Не докурил, погасил папиросу, утопил в пепельнице.

— Я просто не знаю, что сказать. Это же просто трындец какой-то. Я ничего не имею против цыган, знаешь ли. Они у нас в селе жили, где я вырос. Дед Роман у нас был, он меня и других пацанов на реку брал, на рыбалку. Всегда уловом делился. Его сын в гражданскую войну был красным, воевал с белыми, погиб. Он меня на коне учил ездить. Хорошие люди цыгане. Но, видимо, в семье не без урода.

Я откинулся на жалобно заскрипевшем стуле, внимательно слушал.

— Черноступов с отцом Алексеем во время войны познакомился. В сорок первом году. Они тогда на оккупированной территории оказались, под Минском. Фашисты же всех цыган уничтожали, ты же знаешь? Считали их недочеловеками. Так вот, отец Алексей спрятал Черноступова в своем доме от преследования и потом помог ему скрыться.

Вот же зараза. Я был потрясен.

— Ты хочешь сказать, что он спас его от смерти?

Юшков кивнул.

— Они случайно встретились здесь уже после войны. На радостях отец Алексей позвал Черноступова к себе, угостил ужином, сказал, что приехал сюда строить церковь. Что люди помогают пожертвованиями. Черноступов слушал его, радовался, поздравлял. А через пару дней вломился вместе с Джураевым и Парновым. И пытал, пока не нашел сокровищницу.

Юшков замолчал, хотел закурить еще, но выбросил папиросу. Я глубоко вздохнул.

— Своими руками бы придавил гада, — сказал Юшков. — Но ничего, они все признались. Получат по заслугам.

Мы помолчали, а потом он сказал:

— Я хочу жрать. И напиться. Но пока нельзя. Пошли поужинаем.

От этого я никогда не отказываюсь. Я быстро дописал бумагу, спрятал в ящик стола и мы отправились перекусить.

За ужином Юшков спросил:

— Кстати, ты помнишь, что тебя видели в кабаке «У Крокодилыча»? Или ты об этом так и не вспомнил? После того, как ты видел своего подопечного на складе, для тебя это имеет значение?

Я мощным глотком проглотил котлету, которую жевал.

— Нет, не помню. Что за кабак? Типа «Белой розы»?

Юшков покачал головой и выпил компот.

— Нет, гораздо хуже. Там с давних пор хаза разных урок. Вертеп. Мой освед тебя там видел. Тебя трудно не заметить. Как ты только туда сунулся, отчаянная твоя голова? Там, наверное, тебя и накрыли.

Я покачал головой как можно безразличнее.

— Не помню. А где это находится?

— В Мызинском районе, — ответил Юшков. Он тоже особо не парился. — Только ты туда сам не вздумай ходить. Мигом голову оторвут. Только с подстраховкой. Но твой подопечный оттуда уже ушел, так что теперь тебе там делать нечего.

Я спросил:

— А кстати, как там теперь с бандой этого Шрама? Мы всех поймали?

Юшков опять покачал головой.

— Нет, Топор ушел. Он после Шрама был самый опасный человек в кодле. Неудержимый, как бешеный пес. Если выжил, то очень скоро опять проявит себя. Эх, жаль. Но ничего, скоро будет облава, так что мы их всех возьмем.

Я насторожился.

— Облава?

Юшков кивнул. Он уже доел свою порцию и чуточку расслабился. Глаза помутнели, подернулись поволокой. Явно хочет спать.

— Да, всеобщая городская. С привлечением военных. Грандиозная штука. После этого большая часть урок попадется. Твой подопечный тоже никуда не денется.

Он поднялся, собрал колбасу и хлеб, конфеты и похлопал меня по плечу.

— У меня дела есть, съездить надо, повидаться кое с кем. Так что давай, бывай, дружище. Иди, отдохни.

Я кивнул. Он ушел, а я дождался, когда пройдет минут десять. Тоже поднялся и вышел из столовой. Я остался здесь одним из последних клиентов. Борщ был вкусный, а вот котлеты не очень.

После ужина я решил пройтись. Пешком до Мызинского района. Город с наступлением ночи погружался в тишину. Порядочные граждане уже легли спать.

А всякий криминал вылез на улицы. И еще наверняка сидел в блатных малинах. Гулял и просаживал награбленную добычу.

Поэтому, если я пойду в вертеп под названием «У Крокодилыча», то могу встретить там тех, кто видел моего деда. И узнаю, куда он подевался. Свидетели-коллеги мне при этом ни к чему. Постараюсь справиться сам.

Время сейчас самое активное. Наверняка все, кто обладает информацией, собрались там, на малине.

Я пошел по городу. Проверил пистолет, так у меня их по-прежнему два. Только от ПМ осталось патронов на шестнадцать выстрелов. Надо бы потом подыскать зарядов.

Город, как я уже говорил, погрузился в вечернюю дрему. Я быстро шел по тротуару. Вокруг тишина, никакого привычного гула автотранспорта, как в большом городе. Только вдали изредка слышен рев двигателя. Как же хорошо, что сейчас вокруг не происходит ничего криминального.

— Помогите! — женский голос, вроде бы, молодой. — Милиция!

Ну вот, накаркал на свою голову. Крики доносились недалеко, из соседнего переулка. Я чуток подумал, вздохнул и свернул туда.

* * *

У Шрама имелись два-три места, в которых он собирался с бандой. У Шнурка тоже были потайные убежища, вот только соваться туда не вариант. Если менты разгромили кодлу, то они, скорее всего, знают, где обитал Шнурок. И могут туда нагрянуть в любой момент.

Хотя, Шрам уже тоже порядочно засветился в городе. Два гоп-стопа подряд провалил. В его обычные места сбора тоже хорониться опасно. Поэтому Борзой доверился совету Топора и отправился к домой к его дядьке, тоже закоренелому сидельцу.