Уха из золотой рыбки

– Здрасте, – бормотнула Варвара Степановна, – это вы из органов?

Я кивнула.

– И что эта, из «Мерседеса», сделала? – полюбопытничала старушка.

– В интересах следствия я не имею права разглашать информацию.

– Ну хоть ее посадят? – с радостной надеждой воскликнула Кира.

– Если сумею собрать нужные доказательства, хозяйке красного «Мерседеса» придется туго, – бодро со­врала я.

– Ща Варвара Степановна все припомнит! – оживилась Кира. – У нее память как у слона.

– Это вы о чем толкуете, никак в ум не возьму, – насторожилась старушка.

Я решила взять инициативу в свои руки.

– Помните тот день, когда испуганный внезапно сработавшей сигнализацией Леша свалился в припадке?

– Летом это было, – кивнула нянечка, – в самую жару, просто Эфиопия, а не Москва. Сноха моя по всей квартире тазы расставила, это ее научили так делать в Сирии, она там с первым мужем жила. Тот ее супруг…

Понимая, что бабушка сейчас утечет мыслями совсем в другом направлении, я прервала ее воспоминания.

– Значит, заревел гудок…

– Нет, – покачала головой Варвара Степановна, – он так противно взвыл, как сирена…

– Дальше.

– Леша и забился.

– Что же было потом?

– Да ничего, – развела руками старушка, – «Скорую» вызвали.

– А куда «Мерседес» подевался?

– Уехал.

– Ты еще в него кубиками кидаться стала и орать: «Крыса белобрысая», – влезла в разговор Кира.

Варвара Степановна смутилась:

– Было дело. Руки сами за игрушки схватились. Некрасиво, конечно, но очень уж я разозлилась.

– Почему же вы обозвали даму, сидевшую в машине, белобрысой? – задала я главный вопрос.

– Так она и была такой белесенькой, – сказала Варвара Степановна.

– Вот тут ты напутала, – покачала головой Кира, – «мерин» другой принадлежит, чернявой, противной, головешка, а не женщина.

– Да? – растерялась нянечка. – Ну ты небось лучше меня знаешь.

Я обозлилась и строго велела Арине Яковлевне и Кире:

– Оставьте нас вдвоем.

Заведующая потянула медсестру за руку:

– Пошли.

Кира с явной неохотой повиновалась. Не успела за ними закрыться дверь, как я налетела на Варвару Степановну:

– Ну-ка, опишите эту «крысу».

– Уж теперь и не помню, – нянечка с сомнением покачала головой, – вон Кира говорит…

– Плевать на Киру, она ничего не знает! Расскажите, что сами видели.

– Ну, – забубнила Варвара Степановна, – молодая совсем, волосы длинные, светлые, она их в косу заплела, я еще подумала, что теперь такую прическу никто не носит. Носик махонький, аккуратный, чуть вверх торчал. Юбочка на ней была коротенькая, светлая, прямо до пупа, все ноги наружу… Вот! Еще повязка!

– Где? – подскочила я.

– На щиколотке, – припомнила нянечка, – может, чуть повыше, туфельки на каблуках. Красивая девка. Я в окно высунулась и давай кубиками в нее швырять, только толку? Сели и уехали себе.

– Их двое было? – уточнила я.

– Парень за рулем сидел, здоровый такой.

– Ты про мишку-то расскажи, – донеслось из-за двери.

Это Кира, решив подслушать, о чем мы разговариваем в ее отсутствие, не утерпела и раскрыла рот.

– Верно, – оживилась нянечка, – точно! Вот что значит мозги свежие, все Кирка помнит, у меня напрочь из головы вылетело.

– Что за мишка? – в нетерпении воскликнула я.

– Обождите секундочку, – подхватилась Варвара Степановна, – сейчас покажу!

Спустя несколько минут в моей руке оказался небольшой, отчего-то увесистый, прехорошенький плюшевый мишка-панда. На бело-черной мордочке были пришиты синие бусинки глаз, передние лапки держали красное сердечко, задние торчали в разные стороны. Я машинально повертела игрушку. Она была набита не мягким поролоном и не кучей мелких шариков, а какими-то странными палочками или крохотными лопатами, потому что мои пальцы нащупали нечто длинное, заканчивающееся плоским разветвлением.

– У нее на спине «молния», – снова ожила за дверью Кира, – а внутри ключи лежат.

Я нащупала замочек и дернула его вниз, раскрылось небольшое отверстие. Внутри и правда нашлось несколько ключиков. Один, похоже, сейфовый, два «английских» и совсем крохотный и плоский, вероятней всего, от почтового ящика.

– И какое отношение панда имеет к этой истории? – напряглась я.

Варвара Степановна хмыкнула.

– Кубики-то я во двор пошвыряла, пришлось идти их подбирать. Стала игрушки в пакет засовывать – смотрю, мишка лежит, еще засомневалась: вроде у нас такого не было, но все равно прихватила. А уж в садике мы ключи нашли и поняли: эта белобрысая потеряла.

Кира влетела в медпункт.

– Дальше я расскажу, можно? Мы обрадовались, решили, крыса спохватится и вернется за ключами. Вот тогда и заставим ее раскошелиться. Напугала больного ребенка, теперь расплачивайся. Леше вещи нужны, у него ничего нет, одни обноски. Ждали-ждали и не поймали, прямо обидно! Я весь день в окно глядела, думала, сейчас она прикатит, а потом у Леночки Малышевой температура поднялась…

Пришлось Кире бросить слежку за улицей и заниматься своими прямыми профессиональными обязанностями: сначала укладывать малышку в бокс, потом звонить ее родителям, затем сидеть около девочки. В общем, когда Кира, убедившись, что ребенок заснул, вновь пошла в младшую группу и выглянула в окно, ее охватил приступ злобы: красный «Мерседес» стоял на своем месте. От подобной наглости автомобилевладелицы вышла из себя даже обычно спокойная Арина Яковлевна.

– Ну сейчас ей мало не покажется, – прошипела заведующая и ушла, прихватив с собой ключницу.

Вернулась она в недоумении. Малика впустила ее в квартиру, спокойно выслушала гневную речь и ответила:

– Вы ошибаетесь. Моя машина не выезжала со двора. Я встала к мольберту около половины одиннадцатого и весь день не выходила из мастерской.

Арина Яковлевна не успела раскрыть рта, как художница распахнула дверь в комнату, и заведующая увидела, что посреди помещения в большом старинном кресле сидит женщина. Более того, Арина Яковлевна великолепно знала ее – Алла Шлягина, мать Кати Шлягиной, посещающей младшую группу яслей.

– Алла Евгеньевна, – попросила Малика, – скажите, когда и насколько я сегодня уходила?

– Так тут весь день стоите, – растерянно ответила Шлягина, – даже чай пить не стали.

Портретистка повернулась к заведующей:

– Вопрос исчерпан?

– Да не вы за рулем сидели, девушка молоденькая, блондиночка.

– Неправда, – отрезала Малика, – такое невозможно.

– Я видела собственными глазами.

– Не может быть.

Арина Яковлевна буквально ткнула наглой художнице под нос панду.