Уход на второй круг

«Это серьезно?..»

Нет! И у Глеба тоже нет! Иначе зачем бы ему приходить после того, как она сказала о себе? Об Иване. Он принял условия — твердила она, глядя в потолок. Мы взрослые люди — повторяла, как заговор, уткнувшись в подушку.

И чувствовала свой позабытый сон. Рука, большая, тяжелая, совсем не такая, как у Глеба, проводит по волосам, гладит по голове, накручивает на палец локон. И голос — голос Ивана — серьезный, основательный, тихий.

Я люблю тебя.

Я всегда буду любить тебя.

Слышишь?

Ксения громко всхлипнула и проснулась. Посмотрела на трубку, лежащую рядом. Протяни руку, выбери номер. Вечером, поднимаясь к себе, она была уверена, что утром позвонит Глебу и позовет его на завтрак. Просто завтрак. На халяву — улыбалась она, открывая дверь.

Забылась, заигралась, занесло.

«Тормоза отпусти…»

Успеть бы затормозить! Завтраки не входят в ее распорядок.

* * *

Ее распорядок — точный, выверенный, определенный, без эмоций и вероятностей — медленно шел трещинами. Ксения их замечала. Это вносило дисбаланс в ее устоявшуюся жизнь. И недовольство. Собой, родителями, братом. Понимала, что до теории заговора им далеко. И все же всерьез боялась, что близкие люди, уверенные в ее одиночестве и несчастливости, знают грандиозный способ спасения и будут всеми правдами и неправдами его осуществлять. Если уж даже Денис перекочевал по другую сторону баррикад. Денис — единственный, кто понимал и принимал выбор сестры. Никогда не лез в душу, прикрываясь благими намерениями, но оставляя за ней право самой решать — отказаться от прошлого или хранить о нем память.

Но почему тогда она сама вместо библиотеки торчит дома и ждет — Ксения не могла этого не признать — ждет, когда придет Глеб. Или позвонит. Или она сама, заметив знакомую машину, спустится к нему. Физически чувствуя, как с каждым разом трещины в ее миропорядке становятся глубже, делают ее уязвимой.

В попытке сопротивляться она сердилась. Теперь на Глеба.

Наблюдать его пробежки по утрам вошло в привычку. Еще хватало сил одергивать себя — не ее дело, как проходит его завтрак. Если бы не уверенность, что он отбирает у нее единственно важное. Делающее ее той самой Ксенией Басаргиной, с которой она умела жить — в бассейне, спортзале, за учебниками. А не прислушивающейся к входящим эсэмэс о пропущенных, когда включала телефон, оказавшись на земле, забывая о небе.

Небо больше не приносило ни радости, ни уверенности. Превратилось в обыкновенную работу, в которой присутствует расписание, исчезающее из быта. Не изменял настроения Ксении и вновь притихший Игорь, в чем была безусловная заслуга Глеба, словно расставившего отношения в их виртуальном треугольнике по полочкам «мое — чужое».

Все менялось вокруг, стремительно и неумолимо, и она больше не знала, чего ждать. От себя. От других.

Не знала, что делать, когда она отчаянно хочет в отпуск, Глеб настойчиво изображает друга, а Фриз в самый неподходящий момент неожиданно спрашивает о том, на что она предпочла бы не отвечать — потому что у нее давно уже не было ответов. Он умел — ненавязчиво и одновременно припирая к стенке. В кабине пилотов, за чашкой кофе, где-то над Варшавой.

— Как поживает твой Отелло?

— Обыкновенно поживает, — слегка пожав плечами, сказала Ксения.

Фриз усмехнулся и посмотрел на нее. Спокойно, сдержанно. Будто бы говорил о работе.

— Знаешь, я с самого начала тебя себе присмотрел. Твое семейное положение мне было глубоко пофигу. А когда ты умудрилась овдоветь, пришлось себя останавливать. Судя по тенденции, зря. Благородство еще ни разу доброй службы мне не служило.

— Я не вещь, Игорь Владимирович.

— Не вещь, не вещь, — миролюбиво отозвался он. — Но не вижу ничего плохого в том, что мне понравилась девушка.

Она удивленно взглянула на Фриза и проговорила:

— Наверное, нет. Но спать там, где работаешь — беспринципно.

— Я помню твою установку, Ксюш. Она на меня не действует. Кулаки Отелло — другое дело. На свадьбу-то позовешь?

— Вы сейчас серьезно? — еще больше удивилась Басаргина.

— А то! Может, я всю жизнь мечтал украсть невесту?

— У вас не получится, — вырвалось у нее со смешком.

— Ты во мне сомневаешься? Или Отелло к стулу привяжет?

— Я уверена в себе.

— Верная и преданная? — хмыкнул Фриз.

— Циником быть проще? — спросила она в ответ.

— Ты и сама это понимаешь.

Она понимала. Хотя никогда не искала простых путей, балансируя между пресловутыми «добром и злом».

Лишь все чаще озадачиваясь чувством, что ее собственное «зло» по отношению к другим — к Глебу — начинает перевешивать. Оправдывала себя, что ничего ему не обещала, и понимала, что каждый принятый звонок, каждая открытая дверь — и есть некое обещание.

Она не помнила, когда это началось. Ожидание, мысли о завтраках, выискивание совпадающих выходных. Ссоры. Которые возникали едва ли не из воздуха и приводили не к привычному сексу — к примирению.

Ксения хорошо помнила одну из таких ссор.

Она возвращалась с экзамена, откровенно уверенная, что ей повезло. Несмотря на почти заброшенную учебу, легко справилась с английским. Практика помогла. По этому поводу в супермаркете был куплен торт-мороженое. И подъезжая к дому, она набрала Глеба, воспользовавшись поводом, но терпеливо выслушала положенное количество гудков, прежде чем вежливый голос предложил перезвонить позже.

— Ну и ладно! — сказала она оператору, поворачивая во двор, и чудом не зацепила собственным кенгурятником и без того разукрашенный царапинами бампер реношки. Салон внедорожника огласился громким ругательством.

Ксения зыркнула по сторонам. Успела заметить Глеба, курившего на крыльце с водилой. «Петькой», — услужливо подсказала память. И девицу-медсестру в кабине. У этой имени не было. Глеб ли не говорил, или она сама не запомнила — история умалчивала.

Припарковавшись и захватив с соседнего сидения пакет с тортом, Басаргина выбрались из машины и щелкнула замком. Каблуки звонко застучали по асфальту, и так же звонко она поздоровалась с Глебом, направляясь к подъездной двери.

— От медицины привет работникам авиации! — торжественно обрадовался Парамонов, отвлекаясь от беседы с водилой. — Все нормально?

За это время лохмы его отрасли еще больше — кажется, Глеб совершенно игнорировал необходимость похода в парикмахерскую. Но при этом он похудел, сделавшись еще более жилистым, вытянутым, крепким — пробежки и трезвый образ жизни шли ему на пользу.

— Вашими молитвами, — отозвалась она, прикладывая к домофону ключ.

— Режим «Королева» активирован, — хохотнул он.

— И вам хорошего дня, — фыркнула Ксения и скрылась в тени подъезда, прекрасно расслышав за спиной торопливо брошенное Глебом: «Ладно, Петь, езжай, привет жене!»

С этого момента можно было запускать обратный отсчет. Он затушил сигарету. Раз. Бросил окурок в урну у крыльца. Два. Махнул водителю. Три. Повернулся к двери. Четыре. И, наконец, влетел в подъезд вслед за Ксенией, чтобы догнать ее почти в самом начале лестницы. Потому что он тоже соскучился. Он чертовски соскучился по ней. До жжения внутри, под ребрами. До жуткого желания получить ее здесь и сейчас. Прямо сейчас.

— Дай сюда пакет, — пробормотал он куда-то ей в шею, оказавшись рядом, на пару ступенек ниже. Потягивая носом запах. И задыхаясь от желания.