Уход на второй круг
Шрифт:
В Институте, где болтался в последнее время с переменным успехом, неожиданно понимая, что надышаться не может вне этого места.
На станции и в машине скорой, где и не жил-то вовсе. Так, перебивался по суткам.
На даче, падая на укрытый гуцульским тканым ярко-зеленым ковром старый диван на втором этаже, где, если хорошо протопить, было теплее, чем на первом. И пофигу, что шерсть ковра больно царапала лицо.
Замирая у подъезда собственной квартиры, вглядываясь в окна Ксении. И зная наперед, что она в рейсе, что ее нет. Слишком хорошо помнился график ее полетов. И дни, когда она бывает дома.
Помимо воли он высчитывал.
Но отдавая себе отчет в том, что нужна, не понимал насколько.
Рывок случился в один миг, переворачивая все с ног на голову.
Дурацкий день, не задавшийся с самого начала. С утра пробитое колесо, когда надо ехать на инсульт. Потом Илонка со своей респираторкой и температурой — пришлось отправить домой и дальше кататься в очень тесной очень мужской компании с Валерой. О том, чтобы перевести медсестру в другую бригаду, когда это было актуально, сама медсестра даже не захотела слушать.
«Это всего лишь секс, Парамонов! Ну появился у тебя кто-то! Тебя напрягает? Меня — нет», — заявила она тогда. Так и ездила. Не мешала — и ладно.
Первый раз засаднило под ребрами, когда в очередную тридцатиминутку сунулся в аквариум.
— О, Глеб Львович! — обрадовалась Ленка. — А сто третья только с Русановки приехала! С твоего любимого адреса!
Капанадзе — из сто третьей — выглянул из-за угла со своим стаканчиком кофе и радостно сообщил:
— У Божьего одуванчика инсульт, прикинь!
— В смысле инсульт? — не въехал Глеб, будто бы это было чем-то из ряда вон в его практике и его профессии.
— Обыкновенно! Недвижимость. Отперли ее в больничку на луноходе. Так что теперь вероятность ложных вызовов по этому адресу минимизируется, — хрюкнул от смеха коллега и отпил из стаканчика.
— Их и так уже сколько не было, — неожиданно раздраженно буркнул Глеб. — Чего там с ней? Сильно?
— А ты как думаешь? Если госпитализировать пришлось.
— Вытащат?
— Да куда денутся. Мозгам хана, конечно. Хотя там и раньше с этим было так себе…
Раньше там было одиночество.
Осознание этого резко раскроило лучом что-то непроглядное в его измученной башке.
Парамонов слишком много знал об одиночестве, даже когда не доходило. Дошло.
И снова окунался в круговерть, в которой существовали он, Валера, минивэн и голос. С одного конца города — в другой. Из одного — в другой.
А потом случился рывок.
«112-я, аэропорт Киев, Жуляны, терминал А, — монотонно произносила Ленка. — Женщина сознание потеряла, и по месту посмотреть — их травмпункт не справляется».
«С чем не справляется?»
«Конкуренты отстучали, что несколько бригад туда направили. Там родственники погибших, сам понимаешь».
«Каких погибших?»
«Глеб, не тупи. Самолет упал, по всем новостям с утра крутят».
И тут не то что под ребрами засаднило — внутренности резко и сразу, одним махом скрутило в узел.
«Понял, едем», — только и смог выдохнуть он, прежде чем спросить у водителя:
— Слышал?
— Да уже гоню.
Когда они парковались у международного терминала, там уже дежурили две машины — одна отъезжала. Подхватив чемоданчик, Глеб выскочил из минивэна, хлопнул дверцей и ломанулся в здание, где во всю
шуршали телевизионщики, ГСЧС и сотрудники аэропорта — среди небольшой группки людей, испуганных и почерневших. Давно заметил — люди как-то сразу резко чернеют. Хоть тихо плачут, хоть бьются в истерике, хоть молчат. Они чернеют неизменно и неминуемо. Четкий признак, по которому понимаешь — это здесь беда.В таких ситуациях эмоции обычно отключались. Он учился их отключать. Голова становилась машиной, способной на просчет алгоритмов по оказанию помощи. Но сейчас узел внутри него забивал все знания и навыки и не давал забыть о себе. Прибивал к земле, ворочался внутри до ссаженных стенок полостей.
Он оглядывался по сторонам, слыша, как кружится и живет мир вокруг, не останавливаясь ни на минуту. Ни черта не пустота. В пустоте самолеты не падают.
— Женщина с потерей сознания, — отчеканил Глеб подскочившей работнице аэропорта.
— Идемте, — кивнула она и зачем-то взяла его за руку, будто боялась, что он куда-нибудь денется.
Его повели по залу, в котором Парамонов слышал рев и шум, не различая отдельных звуков и голосов. Сливалось в сплошной поток. Его шаги по глянцевому миру стекла и слез отстукивали торопливо и взволнованно. Где-то над ними фоном объявляли посадку.
— Ей плохо стало, у нее дочь летела рейсом 1322 — и вот, — спокойно и деловито говорила девушка, совсем не так, как ее рука держала его руку. Он сбился. Взглянул на нее. Маленькая, светловолосая, в форме, которая ей шла. Всем идет форма. Платочек на шее кокетливо повязан набок аккуратным узелком.
— Уже точно известно?
— Списки еще не опубликовали. Там пятьдесят человек летело. Может, кто-то не сел.
— Когда станет известно точно?
— Обещают в ближайшее время. Мы ее в VIP-зал отвели. Она на ногах не стоит.
Запнулся. Выдохнул.
— Здесь никто на ногах не стоит. Откуда был рейс?
— Из Вены.
Узел взорвался. Без предупреждения. Сразу, разбрызгивая кровь и ошметки плоти внутри коробки тела. Глеб хапанул ртом воздух и замер.
— Нет, еще не здесь, — бросила девушка и потащила его дальше, — тут рядом.
Этого не хватило, чтобы перевести дыхание.
Этого не хватило, чтобы построить в голове примерный график ее вылетов.
Этого не хватило, чтобы понять, возвращается она сегодня или в другой день.
Но хватило для осознания — чаще всего ее график замыкался на Вене. Из Вены она всегда летела домой на выходные. Выходной — завтра. Малейшая вероятность, и…
— Вот!
Они вошли в отдельную комнатку — отдельную настолько, насколько уединение могли обеспечить стеклянные двери. На диване полулежала немолодая женщина в черной куртке. Возле нее дежурили несколько человек. Кто-то из травмпункта, родственники, муж, что ли. Психолог из ГСЧС. Глеб снова отключался. Словно был не здесь. Алгоритмы не срабатывали.
Повышенное давление, бешеный пульс, онемение. Уговоры ехать в больницу не действовали. Но возражения уже не имели значения — для Глеба не имели. Мог бы — усадил бы в машину насильно.
— Валера, носилки в VIP-зал! — звонок телефона должен был вернуть его в реальность, но ничего не возвращало. Внутри, там, где прежде находился узел, где теперь ничего уже не осталось, болезненно пульсировала мысль, внушенная с детства: перелет — самый безопасный вид перемещений. По статистике куда больше людей гибнут в автокатастрофах.