Уход на второй круг

Дождь начался.

Майский дождь — теплый и грозный. Бьющий по гладкой блестящей брусчатке. И бьющий по парочке, целующейся на мосту. Целующейся отчаянно, до свиста в ушах, не видящей снующих туда-сюда людей из вечной толпы. Ничего не видящей. Все разбегались. А они, держась за руки, тесно-тесно, касались губами друг друга и ни один не желал оторваться первым.

Дождь все смывает. Делает краски ярче. Зеленый становится зеленым до рези. Синий — наполняет воздух вокруг. Желтый — горит как огонь. А двое, держащиеся за руки, никогда не смогут отпустить ладони.

— Девушка, спустившаяся с неба, — прошептал ей на ухо Глеб.

— Я тебе открою огро-о-омную тайну, — с улыбкой протянула Ксения. Она обняла его за талию и совсем не замечала дождь. Тянулась губами к его лицу — мокрому и смешному, и знала, что и сама такая же — мокрая и смешная. — Я очень-очень земная.

— Не может быть, — его ладонь легла на ее лицо, убирая в сторону мокрые пряди и заглядывая в теплые глаза. Теплые — для него. — Ни за что не поверю!

— Зря, — не отводила она от него взгляда.

— Из нас будет забавная пара. Пока ты будешь летать, я буду ждать на земле. Как-то все наоборот.

— А я тоже, наверное, жду, — проговорила Ксения задумчиво.

Сейчас она смотрела за плечо Глеба, куда-то вдаль, гораздо дальше того, что можно увидеть.

— Ждешь?

Она не ответила. Коснулась его губ быстрым поцелуем, слизнув капли начинающего утихать дождя. Расцепила пальцы, но тут же сплела их с его и повернулась в сторону, противоположную гостинице, — к парку.

— Куда тебя несёт, непоседа? — скрывая замешательство, рассмеялся Глеб.

— В веревочный парк!

— Готовилась? Изучала матчасть?

— Нет, просто смотрю по сторонам, в отличие от некоторых.

— Мне положено смотреть на тебя. А ты мокрая.

— Мокрая! Но хочу в парк.

— Заболеешь, Ксень. Засядем с тобой и малиной. Никуда больше не выпущу.

Она вздохнула.

— На больничный отправлю. Неделю минимум, — продолжил он натиск и для убедительности сдвинул брови.

— Не получится! — хихикнула она.

— Почему это?

— Потому что врачи скорой не отправляют на больничный. Даже я знаю.

— Не проканало, — теперь была его очередь вздыхать. — Но хотя бы назначение сделать разрешишь?

— Неа, — решительно помотала она головой. — Не хочу, чтоб ты меня лечил.

— Ты мне не доверяешь?

— Доверяю, — ответила она, не раздумывая. — Просто не хочу.

— А кого хочешь? — его бровь чуть изогнулась.

— А ты сейчас о чем?

— Я о врачах. А ты?

— А я… — она резко остановилась и повернулась к нему — лицом к лицу.

У него перехватило дыхание. Сбилось внутри что-то хрупкое. И у самых ее губ он проговорил:

— А ты…

И вновь целовал. Вторгался языком в ее рот, касался мягкого и теплого, исследовал, играл. Влажно. Сминая руками тело, прижимая к себе. С ума сходя от ее близости, от волглости одежды и волос, от запаха дождя и духов.

Ксения дышала рывками и ничего не видела — все кружилось разноцветными пятнами. И она сама была сосредоточена на кончиках пальцев, которыми чувствовала его кожу, на кончике языка, ожидающего его, отвечающего, не отпускающего.

На короткое мгновение оторвалась от Глеба и выдохнула:

— А я сейчас здесь и с тобой.

Он обжег ее синевой взгляда. Улыбка медленно-медленно поползла по его лицу — начиная с глаз, заканчивая уголками губ. Он верил. Что она здесь и с ним — он верил. Разделить настоящее — получалось?

— Ксенька… — прошептал Глеб, сжимая пальцы на ее руках. Близко — тело к телу. Закрывая глаза, хмуря лоб, сосредотачиваясь на ней одной. И на этой секунде, которая не принадлежит ни прошлому, ни будущему.

Ксения быстро чмокнула Глеба в губы и заерзала в его руках.

— Я парк хочу! — проворчала она обиженно.

— Ладно, пошли в парк. Но это… Потом греться, ладно? Не июль все-таки.

Ксения махнула на него рукой и потащила за собой.

Одна из немногих прелестей маленьких городков заключается в том, что за пять минут ты оказываешься совсем в другом районе этого самого городка. Только ты целовался на мосту, промокая под проливным ливнем и совершенно этого не замечая, как почти сразу же топаешь по нешироким аллеям парка, почти не тронутым дождем. Они надежно защищены от непогоды густой листвой многочисленных деревьев. Среди этой листвы и расположился веревочный парк — явная мечта Ксении Басаргиной, обожавшей аттракционы всех видов и сортов. И даже отказ Глеба составить ей компанию не испортил ее настроения.

Она торжественно вручала ему промокшую ветровку, радостно облачалась в страховочные ремни, весело корчила рожицы в камеру, когда застегивала шлем и поднималась по ступенькам на стартовую площадку. Потом выпадала на некоторое время из реальности «первого этажа». До тех пор, пока не добиралась до следующей площадки. Останавливалась на минутку, махала рукой и упорно двигалась дальше — сломанный мост, скалодром — до троллея, любимого всеми.

Прямиком к Глебу, ожидавшему ее внизу. На земле.

Он активно «болел» за нее, что-то выкрикивал и заразительно хохотал, когда она тормозила на некоторых препятствиях. Не большой любитель аттракционов, он, тем не менее, безошибочно чувствовал, что ей это надо, что она это любит, что внутри нее все еще сидит ребенок, которому необходимо иногда выбираться наружу, чтобы захватить немного воздуха и жить дальше в то время, как взрослая Ксения Басаргина покоряет новые вершины.

Пока она прыгала, к Парамонову прибился мальчик лет трех, кричавший громче Глеба и точно так же как он весело подбадривающий Ксению. Круглолицый, огненно-рыжий и конопатый, непонятно откуда взявшийся, он махал ей рукой и верещал, что она смелая, «п'ям как папа».

— А мама твоя где? — подмигивая ему, уточнил Глеб на всякий случай.

— С бабушкой, — сообщил ребенок, ничуть не обеспокоившись. Из чего стоило заключить, что, видимо, означенные особы где-то в зоне досягаемости. Парамонова этот ответ вполне устроил. Потому он указал на Ксению и спросил:

— Нравится тетя?

— Касивая!

— Ксень, ты касивая! — громко расхохотался Глеб — внизу на земле к ней в небо.

— Чего? — переспросила она, но тут же вернулась к насущному — петлям «крылатых качелей».