«Уходцы» в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Досадная страничка из истории Уральского казачьего войска и государства Российского
Шрифт:
Уральские казаки ещё не поняли, что государство и царь не заинтересованы в справедливости, а заинтересованы только в порядке. Порядок не должен иметь логики. Ему следуют с холуйской покорностью, не задавая вопросов, даже если этот порядок идёт во вред личным и общественным интересам. Именно наивная вера в то, что их мнение что-то значит, что хозяйство должно быть прибыльным, что государство строится на принципах справедливости, – именно эти заблуждения и служили движущей силой непрестанного потока ходоков к царю ещё лет пять-шесть.
Администрация УКВ, в частности наказной атаман Н. А. Верёвкин, оказалась намного сообразительнее. Можно предположить, что Верёвкин, возвратясь из-за границы и обнаружив УКВ в стадии массовой экзекуции, с Н. А. Крыжановским и оренбургскими батальонами в пылу «правосудия», не имел возможности оглядеться, разобраться и был вынужден следовать приказам своего непосредственного начальника. И поддакивать ему. Однако из архивных материалов видно, что первое время он пытался разобраться, кто виноват из казаков. Также можно предположить, что его первоначальное мнение могло быть в
В ноябре прошёл скоропостижный суд над Гузиковым и Стяг'oвым, и казаки начали собирать новое «посольство» к царю с прошением в составе Ефима Ивановича Голованова (форпост Гниловский), Ивана Ильичёва и Артемия Лабзенева (Уральск?), каковые и отправились в путь в январе. Делегацию изловили в Петербурге 13 февраля 1875 года. «Лирическое отступление» генерал-губернатора Оренбургской губернии Н. А. Крыжановского в приказе о приговоре этим трём казакам самым прямым образом подтверждает моё мнение, изложенное выше: воля государя священна, и если он вам приказывает, то не ваше дело рассуждать, а будете рассуждать – горько поплатитесь.
А ведь казаки даже и не спорили бы, если бы услыхали приказ из уст самого царя, если бы Его Величество нашёл пять минут, чтобы лично встретиться с казачьими выборными и лично изъявить им свою волю… Да даже и не пять минут для ходоков, одной секунды хватило бы, чтобы лично подписать письмо, написанное секретарём, и послать его в войско для показа казакам. Из прошения в прошение, от одного станичного схода к другому казаки повторяли одну и ту же просьбу: покажите нам бумагу за подписью самого императора, мы хотим получить приказ из его личных рук! Для них это было важно, потому что царь был ставленником самого Бога; будучи поставлен выше всех обыкновенных людей, он был вне критики. Его подписи подчинились бы сразу. Но царь и государственный механизм не имели на казаков (и народ в целом?) ни секунды их драгоценного времени или не могли поступиться своими процессуальными принципами. Для царя и государственной машины было проще посадить в тюрьму, угнать на каторгу и сослать в различные пределы Российской империи семь с половиной (а то и все десять) тысяч человек…
Приложение к главе «Про то, как, почему и куда «уходили»
Время от времени казаки высылали в Москву особыя депутации – «станицы». Посылка таких депутаций установилась издревле. Цель их – с одной стороны, заявить о своей подвластности, а с другой стороны – укрепить связь казаков с царём, исходатайствовать какия-либо привилегии и милости. Воспрещение прислать станицу рассматривалось, как опала.
(…)
Казаки приезжали в Москву не с пустыми руками: привозили царю дары от войска, отбитых у инородцев русских пленных, а станица Ермака поклонилась царю даже великим царством Сибирским. Не с пустыми руками и уезжали казаки из Москвы: они увозили с собою подарки, царское жалованье войску: винное, хлебное, денежное, порох и огнестрельные припасы и – что самое главное – царское милостивое слово к казакам, особенно для них дорогое, так как слово это было, так сказать, оправданием существования казачества, превращавшим недавних беглецов, преступников и вообще ослушников царской воли, каковыми были обыкновенно уходившие в казаки люди, в доблестных и полезных слуг государства.
«Столетие…», стр. 12
Божию милостию Мы, Екатерина вторая, Императрица и самодержица всероссийская и проч. и проч. и проч.
Нашего Яицкого войска войсковому атаману Петру Танбовцеву и всему Нашему яицкому войску.
Имянным указом Нашим, от 7 сего месяца, военной коллегии дали мы знать, что хотя войска яицкого сотники и казаки, которые собравшись множественным числом, неоднократно прозбами своими нас утруждали: за такое их дерзновение и заслуживают неупустительное по законам наказание, но из единаго монаршаго милосердия в таковом их проступке прощаем и снисходя на их прозбу, увольняем войско яицкое вовсе от легионной команды, куда из онаго и впредь не наряжать; а верноподданному Нам войску Яицкому повелеваем, по всем посылаемым в оное из военной коллегии, как из главного правительства грамотам и указам чинить непременное исполнение, и службу свою отправлять по своему прежнему обыкновению. Из военной коллегии, к командиру Московскаго легиона, генерал-майору Баннеру указ уже послан, что-б он, не только находящихся ныне при легионе Московском яицких казаков с их старшинами удовольствовать заслуженным жалованьем, и снабдя на проход до Яику провиантом и надлежащим числом денег, на счёт войсковой суммы, и отобрав все
данные им казённыя вещи, отпустил в их жилища, но и того офицера, который ныне находится на Яике, за недостававшим ещё в легионную команду числом казаков, оттуда возвратил. Писано в Санктпетербурге, в Нашей военной коллегии, лета 1770 года, декабря 10 дня. У подлинной подписано тако: граф Захар Чернышев, серетарь Иван Петухов.«Борьба партий…», «УВВ», 1869, № 16, стр. 8
Копия, поданная сотниками Севрюгиным и Герасимовым
Указ Нашей военной коллегии
Войска яицкого сотники и казаки, собравшись множественным числом, неоднократно прозбами своими нас утруждали: за таковое их дерзновение, хотя они и заслуживают неупустительному по законам наказанию, но из единаго Нашего Монаршаго милосердия в таковой их проступок Всемилостивейше прощаем и снисходя на их прозбу, увольняем их вовсе от легионной команды, никуда их впредь не наряжать; а притом повелеваем Нашему верноподданному войску яицкому, по всем посылаемым в войско из Нашей военной коллегии, как из главного правительства, грамотам и указам чинить непременное исполнение, и службу свою отправлять по их прежнему обыкновению; Нашей же военной коллегии повелеваем представить Нам для определения в легионную команду вместо яицких казаков других. Дано в Санктпетербурге, декабря 7 дня, 1770 г.
На подпись подписано собственною Ея Императорскаго Величества рукою тако:
Екатерина
С подлинным свидетельствовал, титулярный советник Сергей Малиновсков.
«Борьба партий…», «УВВ», 1869, № 16, стр. 8
Весной 1837 года Наследник Цесаревич ныне царствующий Государь Император, Александр Николаевич совершал путешествие по России, и намеревался также посетить Уральск. Недовольные атаманом решились воспользоваться этим случаем, чтобы затеять дело, уговорив войско принести жалобу на притеснение атамана и оренбургского начальства. Между казаками распространился слух, что от Наследника подосланы в Уральск лазутчики, которые «приехали раньше для выведывания нужд казачьих и списывают город». (…) В этом прошении казаки особенно напирали на злоупотребления Покатилова и на то, что войсковым атаманом не должен быть иногородний.
Вот сущность некоторых пунктов прошения, направленных против атамана: 1) «в противность прежним грамотам и указам, неотменённым никаким указом, войсковым атаманом назначен, по произволу оренбургского начальства, генерал-майор Покатилов из иногороднего сословия и состоявший, в царствие Александра I, под военным судом, по личной на него жалобе в Оренбурге всей конной артиллерийской казачьей роты; войсковые чиновники определяются в должности не общим выбором, а по желанию атамана при отправлении службы войско отягощается атаманом излишними денежными поборами, поступающими в войсковую сумму, а не в руки казаков, и вне службы – общими немаловажными сборами, не исключая и самых бедных, совершаемыми строгим и вымогательным образом; 2) недвижимое войсковое имение, приносившее войску ежегодно значительный доход, куплено за бесценок генерал-майором Бородиным в собственность, а частное, купленное в 1817 году родственниками и приверженцами Бородина за высокую цену из войсковых сумм, обращено в казармы; а генерал-майор Покатилов, разломав эти строения, построил без согласия войска, на их местах новые, что сопряжено было с большими убытками для войска; 3) в противность Высочайшему именному повелению, через оренбургского военного губернатора Эссена, в 1817 году, Покатилов купил на общественные деньги дом покойного атамана Бородина с двором и мебелью у наследницы Бородина старшинской жены Донсковой, за сорок с лишком тысяч рублей, да на перестройку его употребил несколько тысяч рублей; во избежание же ответственности, сделал от имени войсковой канцелярии, исключая старшего советника полковника Бизянова, не бывшего с прочими чиновниками согласного, представление к оренбургскому военному губернатору и через него испросил на то Высочайшее разрешение, чем войско чувствительно обижается, так как дом этот, по известным обывателям причинам, мог бы отойти без покупки на войско». Мы не будем указывать на другие пункты прошения, которых всего восемь, а укажем на то, что желали добиться просители. Они просили: 1) замены атамана Покатилова другим из войска чиновником, выбранным целым обществом; 2) производства следствия чрез чиновников, которые ни в чём не зависели от оренбургского губернатора, и при депутатах от казачьего сословия; 3) удаления от должностей во время производства следствия атамана, прокурора и других чиновников, действовавших с ними заодно; 4) вместо бывшего прокурора определить Егора Анадольского, отставленного по проискам атамана.
Витевский, стр. 99 и 100
Поэтому, не удивительно, что ко времени приезда Наследника в Уральск, в войске была большая группа казаков и офицеров, недовольных порядками, насаждавшимися атаманом. Особенное неудовольствие вызывали правила, выработанные для курхайского и аханного рыболовств. Эти рыболовства, как пишет в своей книге «Отрывки из прошлого Уральского Войска», казачий офицер А. Л. Гуляев «обогащая весьма немногих, в глазах большинства, казались ущербом для главного кормильца Войска – реки Урала». Поэтому весть о прибытии Наследника в Уральск побудила группу недовольных казаков подать Наследнику жалобу на атамана. Однако, в силу ряда причин, жалоба была подана совершенно неподобающим образом.
Дубровин (о подаче прошения в 1837 г. – Т. Е.)
Глава IX
О жалобах
Заявление начальнику о претерпеваемых обидах и несправедливостях или о неудовлетворении положенным довольствием, называется жалобою.
Жалобы должны приноситься только за себя; подавать же их за других или нескольким сообща, строго воспрещается.
Жалобы могут приноситься как на инспекторских смотрах, так и вне оных.