Уходи! И точка...

Алик тыкал пальчиком в распечатанную медсестрой Светой на принтере картинку с буквами и тянул, легко и быстро запомнив все гласные:

— А-а! О-о! У-у-у!

А я искала предлог, чтобы позвонить Антону Викторовичу. И не находила. Боялась, что он сразу поймет, почему звоню. Боялась, что скажет, что раскусил меня мгновенно, что влюблённые малолетние дурочки преследуют его на каждом шагу, что посмеется надо мною, лишая всякой надежды… Но ведь он меня целовал! Хотя этот факт не исключает вероятности, что он целовал и других…

И, наплевав на всякие условности, я всё-таки позвонила ночью примерно после боя. За боем не следила. Знала, что мальчишки вместе с Игорем, Святом и Семенычем, а ещё со Светой и Людмилой Алексеевной, нашим поваром, смотрят в комнате-кинотеатре бой онлайн на компьютере, и хотела пойти к ним, но Алик долго не засыпал, капризничал, требовал обнимать его, гладить спинку, то молока принести, то подушку поправить. Не могла уйти. А потом, когда мальчик, наконец, заснул, крепко прижав к себе любимого плюшевого медвежонка, я все-таки набрала Радулова-старшего, ещё не зная наверняка поздравлять его или сочувствовать… Он ответил буквально в последнее мгновение, когда я уже было поверила в то, что трубку взять не может.

— Да, Агния, у тебя что-то случилось? Что-то с Аликом? — а в голосе я сразу уловила странные незнакомые мне нотки… словно он смертельно устал или расстроен.

— Нет. Ничего. У нас всё в порядке. Алик уже спит. Антон Викторович… Как прошёл бой? Как у вас дела? — пробормотала, забывая дышать, на выдохе, с бешено бьющимся в виски сердцем. Спросила. Словно глупость какую-то выдохнула, вытолкнула из себя.

— А ты еще не в курсе? — сквозь зубы, словно зол на меня из-за звонка, сказал он.

— Нет. Я… Я Алика спать укладывала, — сказала, испугавшись, что он ругаться будет из-за того, что я допозна ребенку позволила гулять!

— Захар получил очень серьезную травму. Он в операционной. Прогнозы неутешительные. Мы с Вероникой ждем, когда операция закончится.

— Как? Он во время боя получил травму? — почему-то мне подумалось, что бокс — это же спорт, это же соревнование всё-таки! Бой же прекратить можно в любой момент! И почему Радулов не остановил бой? Почему позволил так избить своего воспитанника, что парень даже в реанимацию попал?

— Захар победил в бою, — буркнул в трубку Антон Викторович.

Теперь я вообще ничего не понимала! Если победил, то как он в больнице оказался? И почему он, а не его побежденный противник?

Радулов хотел добавить что-то ещё, но где-то рядом послышался голос Вероники — испуганный, как мне показалось, или расстроенный.

— Антон Викторович, можно я с Вероникой поговорю, — с подругой слов подбирать не нужно, а с Антоном разговаривать невозможно, потому что сосредоточиться я все никак не могу — только и думаю о том, как бы глупость не ляпнуть, а не о том, что, действительно, нужно сейчас спросить!

— Можно, — сказал он с явным облегчением, и чуть позже добавил. — Я завтра к вечеру домой приеду ненадолго.

И хоть я очень обрадовалась этому заявлению, придумать что-то, кроме глупого "угу" в ответ ему не смогла.

Трубку взяла Вероника.

— Агния! Тут такое случилось! Я никогда и подумать не могла, что вот так вот в спорте бывает! Наш Захар, он легко эту сволочь победил! Там даже мне понятно с первой минуты было, что у этого гада никаких шансов абсолютно! Судья уже считать начал, но потом этот… как его там… Алан поднялся. И потом… как в кошмаре каком-то! Уже команда противника поражение признала, ведущий по микрофону своему победу Захару присудил! Захар к болельщикам на трибунах повернулся, радуется! А этот… он к Захару сзади подошел и при всех… Ты представляешь подло, со спины, его ударил! И он упал! А тут кто-то табуретку решил из угла ринга убрать! Мне все-все видно было! Я сама своими глазами видела! Захар падает. Тут табуретка эта! Он об нее ударился основанием черепа!

Рассказывая, Вероника все повышала и повышала голос и к концу уже почти кричала, пугая меня и заставляя от ужаса закрывать рукой рот! Куда же смотрели все вокруг? Куда Антон смотрел? Неужели нельзя было предотвратить это? Предупредить Захара нельзя было? Как же так? И что дальше с ним будет?

— Вероника, насколько всё серьезно? Что с ним дальше будет?

— Я не зна-аю! Его оперируют. Мы ждем тут возле операционной. Но, Агния, он ненадолго пришел в себя в машине скорой… Он пошевелиться не мог! У него позвоночник поврежден! И, скорее всего, не один позвонок, а несколько! К нам еще доктор не выходил и толком ничего не объяснили, но ситуация очень серьезная! Очень! Это я тебе, как будущий врач, говорю!

Захар

Болела голова. И, что интересно, больше не болело ничего! Еще не открывая глаз, я анализировал ситуацию. Чечен ударил сзади. В корпус. Глупо ударил — вывести из строя меня такой удар не мог. Но, кажется, я все-таки упал, скорее от неожиданности — покачнулся, оступился, что ли… Бой помнил. Подлый удар Чечена помнил. А больше ничего совершенно. Словно мгновенно выключили свет, и я в ту же секунду уснул. Где я, интересно?

В голове мелькнула догадка — скорее всего, я у своего личного доктора в комнате! Может быть, я заснул, пока она меня осматривала после удара и падения? Это предположение казалось смешным — от её прикосновений со мной могло случиться что угодно только не сон! Скорее уж я потерял бы сознание от страсти! Стало реально смешно, и я открыл глаза.

Помещение было незнакомым — белые стены, белая же пластиковая дверь ровно напротив моей кровати, окно слева. А за ним покачивающаяся на легком ветру ветка какого-то дерева. На тополь похоже, но это не точно…

Я повернул голову налево и увидел Веронику. Она сидела на стуле, приставленном к моей кровати, и, склонив голову на свои руки, спала. Мой сон караулит? Улыбка растянула распухшие губы — во втором раунде Чечен достал-таки по лицу — причиняя легкую боль. И мне захотелось погладить её по голове — переживает ведь обо мне, волнуется! Вон даже спит возле моей постели! И я поднял руку… Точнее, я отдал приказ организму её поднять. Но рука не поднялась!

Внезапно дошло, что из носа у меня торчит пластиковая трубка, что горло пересохло, что где-то в районе шеи, только внутри, саднит и противно пощипывает во время каждого вдоха. Достать трубку! Или хотя бы потрогать! Но и этот приказ мои руки почему-то оставили неисполненным! И мне стало страшно! Нет, не так! Я почувствовал такой дикий ужас, что дыхание перехватило и комната поплыла перед глазами! Я захрипел — рвавшийся из горла крик внезапно огрубевший голос превратил в полустон-полусип.

Я бы обязательно заметался по постели! Я бы подхватился! И пусть бы упал! Пусть бы ударился, порвал швы, если бы они были, пусть даже сломал бы себе что-нибудь на худой конец! Пусть! Только бы суметь сделать это! Но лишь голова, причиняя страшную боль, едва-едва дергалась на подушке! Не видел, сходя с ума от безумного страха, как проснулась Вероника! Не видел, как она бежала к двери и понял, что она это сделала только тогда, когда услышал её крик где-то там, за белой пластиковой дверью:

— Помогите! Доктор! Кто-нибудь!