Уходим в море

Паша вновь высунулся, увидев, как гаишник возится с обрезом, пытаясь вытащить стреляные гильзы. Штаны его были спущены до колен, что придавало некоторую комичность ситуации. Паша понял, что мешкать нельзя и прицелился в гаишника. Роман понял, что дело туго, и попытался уйти с линии огня, но "Кольт" уже выполнил свою работу, всадив сразу три пули в тело. Выронив обрез, гаишник упал рядом с водительской дверцей внедорожника. Раздался громкий плач и крик спасённой Пашей женщины.

– Ах ты, сволочь!
– услыхал Паша позади себя.

Он обернулся. Держась за простреленный живот и истекая кровью, раненый гаишник едва пальцами дотягивался до своего пистолета. Повернувшись к нему корпусом, Паша приставил "Кольт" почти вплотную к голове Степана и выстрелил. Фонтан крови забрызгал толстовку, и Паша, брезгливо отвернулся. Он встал, оглядев всё, что он натворил.

– Ужас какой, что происходит?
– рыдала в машине женщина.

Она выбралась на дорогу и теперь стояла перед убитым Пашей гаишником. Тушь и макияж размазался по её красивому лицу. Некогда красивый деловой костюм её был забрызган кровью, а блузка порвана.

– Уезжайте!
– крикнул Паша, а сам ринулся в чащу леса. Проехав на своей заднице вниз по склону, он бросился бежать, трясясь от страха. Он бежал между просыпающимися от зимней спячки деревьями, не разбирая дороги. Чувство, охватившее его в тот момент, нельзя было описать словами. Это было похоже на животный страх, когда стадо парнокопытных, не разбирая, в чём, собственно, страх, поддаётся своим низменным инстинктам и бежит, не разбирая дороги. Паша бежал и бежал, пока не споткнулся и не рухнул в сырую, ещё холодную весеннюю землю. Он не обратил внимания на расшибленную коленку. Слёзы брызнули из его глаз. Он рыдал и не мог успокоиться. Левая рука сжала пальцы, оставив в кулаке горсть земли. Он присел перед деревом и вытянул вперёд свою правую руку, сжимающую уже мокрую от его пота рукоять "Кольта". Паша хотел бросить пистолет, но опустил руку, и, изможденный, задрал голову вверх, изучая голубое и ясное небо. С этого момента он понял, что Павел Филатов перестал существовать.

***

Паша бродил по лесу ещё часа три, пока не вышел на знакомую ему по пробежкам тропу и направился по ней к автосервису. Когда он подошёл к зданию, он увидел, что Валера уже сидит на пороге и дожидается его.

– Ну, как?
– коротко поинтересовался он.

– Они мертвы, - едва разжав опухшие губы, процедил Паша.

Больше не говоря ни слова, он зашёл в автосервис, спустился по лестнице и, зайдя в комнату, рухнул на диван. Он старался не думать обо всём, что произошло, но в глазах мелькали одни и те же образы, образы двух убитых им гаишников.

– Я тоже мог умереть, - подумал он, вспомнив, как пули из обреза убитого им гаишника вынесли заднее стекло и пробили колесо автомобиля. Он понимал, что его могли запросто убить, как и ту женщину, а затем выбросить оба тела в чаще леса и быстро закопать. Он примерно знал, что ему на это скажет Валера: либо ты, либо они. Но неужели нельзя было обойтись без убийства? Кто вообще дал право Паше убить этих двоих? Всё это прожигало Пашу насквозь, ничем не хуже изжоги.

– Паша, давай жрать, а то чего-то в животе урчит, - заглянул в комнату Валера.

Паша, чувствуя слабость во всём теле, поплёлся на кухню. Валера уже хлопотал у плиты, словно профессиональная кухарка. Заметив, что Паша молчалив как никогда, он вытащил из закромов бутылку вина, откупорил её, налил в стакан примерно наполовину и придвинул Паше. Тот протянул к стакану руку и машинально выпил. Стало полегче, но Паше не хотелось рассказывать о том, как прошло боевое крещение. Валера, похоже, понимал это, поэтому и не спрашивал. Ели перловку с гуляшом молча, перестукиваясь ложками о тарелки.

Паша не знал, что ему делать дальше. Такого боевого крещения он точно не ожидал. Ему как будто открылась невероятная правда, которую он не мог принять ввиду своего мировоззрения. Чтение "Прощай, оружия!" не могло отвлечь его от грустных мыслей. Паше позабавило даже то, что писатели, ищущие правду на страницах своих произведений, просто витали в облаках, писали лишь о своих желаниях, которые сами бы никогда не достигли. Паша перешёл невидимую черту и уже не чувствовал себя человеком. Скорее зверем, который всю жизнь прожил в зоопарке, и вот, когда кто-то разломил ему прутья его клетки и выпустил на волю, понял, что не знает, что ему делать с такой свободой.

Ночью Паше не спалось. Слушая мерное дыхание Валеры, он едва слышно проскользнул к столу, взял свой "Кольт", обул ботинки и вылез. Едва ориентируясь в темноте, он присел на табурет около машины Валеры. Паша нервно поглаживал рукоять пистолета, явно задумывая закончить всё раз и навсегда.

– Но зачем?
– подумал он, - Это то, к чему я стремился? Неужели, я не смогу жить с этим?

Он подумал, до чего страшно же умирать. При соприкосновении с телом пуля разрывает мягкие ткани кожи, подобно червю, точащему яблоко, проникает вглубь . В этот момент чувствуешь, как больно тысяче клеток твоего тела. Боль проходит сквозь тебя, и, иногда она столь сильна, что способна убить человека болевым шоком.

Паша вздохнул. Его "Кольт" покоился у него на коленях. Что же он может решить?

– Всё переживаешь?
– щёлкнул выключатель, и автосервис озарил тусклый свет. Валера стоял, прислонившись к стенке, хмуро глядя на Пашу. Тот несколько осуждающе посмотрел на своего учителя.

– Да, я это сделал, - пробормотал Паша, поёживаясь от весенней ночной прохлады, проникающей сквозь щели автосервиса.

– Я так и думал, - кивнул головой Валера, - Я наблюдал за тобой. Я видел твоё замешательство. И в чём, собственно, твоя проблема?

– Это - люди, - склонив голову, ответил Паша, - А я их убил.

В глазах Валеры мелькнула ирония:

– Люди? Ты сам слышишь себя? Ты сам видел, что они творили! Это не люди, а звери. И они заслуживали смерти!

– Кто я такой? Почему я?
– крикнул в сердцах Паша, вскочив с табуретки, - Почему ты меня туда послал? ЗАЧЕМ?

– Это было твоё последнее испытание, - коротко объяснил Валера, - Либо ты их, либо они тебя. И ты выбрал жизнь! Ты захотел выжить - вот и всё!

– НЕПРАВДА!
– заорал Паша, отбрасывая "Кольт" в угол - Я видел, я знал, что они творят с женщиной, и я хотел их убить! Я дал волю своим низменным чувствам! Как я могу теперь говорить о том, что являюсь свободным человеком? Я - убийца! Мне нет теперь прощения.

Валера скрестил руки на груди и сказал вполголоса:

– Знаешь, этих двух, конечно, похоронят. Все будут говорить о них только хорошее. Какие они добросовестные полицейские были, как честно служили и прочее. Никто не поверит полоумной изнасилованной тётке, и все проклянут убийцу двух хороших гаишников. А с другой стороны? Предположим, что все узнали о том, что эти гаишники грабили и жестоко убивали проезжающие мимо машины. Что, если они узнали это до того, как ты пришил их обоих. Все только бы поддерживали тебя. Это как полярность: стоит только найти магнит.