Украденная беременность

Фаина просительно заглянула в лицо Федора и обнаружила нахмуренные брови и упрямо сжатые губы. Мужчина явно не желал соглашаться на уговоры. И тогда Фая по наитию прибегла к убийственному аргументу.

— Вот представь, — заговорила она. — Появится у нас ребенок. Ты будешь с ним гулять, или поедешь с ним в школу, еще куда-нибудь, и твой приступ начнется у малыша на глазах. Представляешь, как он испугается, какое это будет для него потрясение?

Лукьянов заскрипел зубами, откинул голову назад, задышал трудно и часто. Он как-то не заглядывал так далеко вперед и не думал о том, каково будет его сыну или дочери видеть отца в состоянии припадка. А тут представил — и ему сделалось нехорошо. Черт! Да ради малыша, ради его здоровья и благополучия он, Федор, пойдет к кому угодно и вытерпит что угодно!

— Хорошо. Убедила. После новогодних праздников начну лечиться. Поможешь мне найти специалиста?

— Да, разумеется! — Фая не удержалась, погладила мужчину по лицу и даже чмокнула в щеку. — Ты со всем справишься, я уверена! — заявила твердо.

Лицо женщины, такой дорогой, такой желанной, было совсем близко. Ее глаза сияли теплом, ее губы, прикоснувшиеся к щеке, мягкие и чуть влажные, едва ощутимо пахли мятой и медом. Лукьянов не выдержал: обхватил ладонью затылок Фифы, поймал ее губы, прижался к ним своими… На миг застыл, опасаясь, что Фаина оттолкнет его, но этого не случилось. И тогда он осмелел, прижался еще плотнее, углубил поцелуй, а когда Фая ответила на его ласку — выдохнул рвано, со стоном…

Через некоторое время они прервали поцелуй, но не разомкнули объятий. Фая, неведомо чего смущаясь, спрятала лицо на груди мужчины. Отдышалась немного. Потом заговорила:

— Завтра я перенесу бронь билетов с двадцать восьмого числа на двадцать девятое, и закажу еще одно место. Ты ведь не боишься летать?

— Нет. Не боюсь, — успокоил ее Федор. Мельком взглянул на часы. — Время позднее, тебе, наверное, пора отдыхать…

— Да, пора. — Фая не сдвинулась ни на миллиметр: на груди Лукьянова ей было уютно, очень надежно, и шевелиться совсем не хотелось.

— Тогда позволь проводить тебя в твою комнату, — пошутил Федор: им в любом случае было по пути.

— Ладно, — Фаина неохотно отстранилась.

Лукьянов тут же встал, подал ей руку, помог подняться. Они так и шли по лестнице — рука в руке. А наверху не выдержали и вновь начали целоваться.

«Что это было?» — спрашивала себя Фифа четвертью часа позже, прижимаясь горячей щекой к прохладному шелку постельного белья и трогая пальчиком распухшие от поцелуев губы.

Она уже и не помнила, когда так целовалась — с полной самоотдачей, забыв обо всем, полностью растворившись в чувственных ощущениях. С бывшим мужем ей не приходилось так целоваться ни разу: Славик не любил слишком длительные и глубокие соприкосновения ртами.

«Что было, что было, — заворчала мысленно сама на себя молодая женщина. — Целовались вы с Федором Андреевичем, как голодные подростки — взасос! И попробуй соври теперь, что тебе это не понравилось!»

«Так. Не буду думать об этом сегодня. Подумаю об этом завтра», — решила оставить на потом разборки со своим внутренним критиком Фая. Она уснула очень быстро и с улыбкой на истерзанных губах. В ее сердце медленно, но верно прокрадывалось ощущение счастья — того самого, которого она ждала от семейной жизни, но не нашла в предыдущем браке.

Обещанную накануне чайную церемонию Лукьянов организовал в субботу часа через два после обеда. Извлек из кладовки чайный столик, набор привезенных из Китая чашек, чайничков для заварки, ложечек и щипчиков. Перенес все в гостиную, там же пристроил электрический чайник и двухлитровый кувшин с чистейшей родниковой водой. Включил негромкую музыку, и по гостиной тончайшими росистыми паутинками разлетелись напевы флейты.

Фаина ушла наверх, в свою спальню, чтобы переодеться в белое кимоно, доставленное курьером пару часов назад, и Федор нетерпеливо посматривал на двери: ему не терпелось увидеть молодую женщину в этом непривычном наряде. Наконец, дверь открылась. Фифа вошла в комнату и застыла на пороге:

— Ну вот. Я пришла, — сообщила чуть смущенно. — Смотрю, ты босиком, мне тоже, наверное, следует снять обувь?

— Если хочешь, — Федор поспешил навстречу, подал руку, чтобы провести Фаю к разложенным по полу плоским подушкам, на которых удобнее всего сидеть за невысоким столиком. — Тебе очень идет это одеяние.

Комплимент Лукьянова шел от сердца: ему и правда понравилось, как подчеркивали складки мягкой ткани и повязанный под грудью, а не на талии, пояс, фигуру девушки. Глубокий вырез позволял увидеть даже ложбинку между полных грудей, слегка выпуклый животик чуть выдавался вперед, вызывая умиление и нежность. Свободные штанишки при каждом движении плавно перетекали, на мгновение подчеркивая и тут же скрывая контуры стройных бедер.

Фаина сбросила тапки, но белые — в цвет кимоно — носочки снимать не стала, приняла протянутую ей руку, прошла вместе с мужчиной к столику и уселась на одну из подушек.

— Я вся в предвкушении! — снизу вверх глянула на стоящего рядом Лукьянова.

— Тогда приступим. Нас ждет Гун Фу Ча.

Федор обошел столик, уселся напротив и принялся священнодействовать, попутно рассказывая об истории возникновения церемонии и ее правилах.

— Для начала вскипятим воду. Я нарочно взял родниковую — самую мягкую: она не испортит вкус чая, поможет ему раскрыться. А пока вода закипает, могу рассказать легенду о том, как в Китае появился обычай пить чай. Не слышала такую?

— Нет-нет, расскажи, пожалуйста!

Федор улыбнулся тепло и открыто и продолжил:

— Легенда гласит, что Шень Нун, один из древних китайских императоров, занимался тем, что изучал различные растения, чтобы узнать, какие из них лекарственные, а какие — ядовитые. И однажды получилось так, что за день он попробовал целых семьдесят два вида трав, и все они были ядовитыми. В результате он отравился так сильно, что упал на землю в тени незнакомого деревца и приготовился умереть — так плохо ему было. Но, когда глаза его закрылись, а дыхание почти остановилось, с листьев деревца на его губы упало несколько капель влаги — и Шень Нун пришел в себя. Он понял, что даже роса с листьев деревца обладает целебными свойствами и начал собирать, высушивать и заваривать листья этого деревца, а потом передал знания о нем своим ученикам. Так в Китае появилась традиция пить чай.

— Какая красивая легенда! — восхитилась Фифа.

— Да, меня она тоже впечатлила. — Федор кивнул. — Ну вот. Вода закипает. Смотри: для заваривания чая важно дождаться, чтобы пузыри стали крупными, но поверхность воды не забурлила, иначе получится то, что китайцы называют «старый кипяток». Он для заваривания чайных листьев не годится и, с точки зрения китайской медицины, вреден для здоровья.

Федор быстро выключил чайник и перелил воду в глиняный кувшин.

— Нам нужно, чтобы температура воды снизилась где-то до девяноста пяти градусов, — сообщил он своей благодарной слушательнице. — А пока вода остужается, мы с тобой приступим к подготовительному этапу — прогреванию посуды. Это делается для того чтобы заменить холодную застоявшуюся энергию, которая забирает у чая силу, на активную и подвижную.

— Вот так? — Фаина повторила за Федором круговое движение, омывая горячей водой стенки высокого стакана и небольшой, почти плоской чашки.

— Так, — согласился Лукьянов. — Ты будто уже тренировалась раньше.

— Нет, не приходилось. — Фифа подарила мужчине задорную улыбку, от которой у того быстрее забилось сердце.

Федор моргнул, вздохнул и заставил себя думать не о вчерашних поцелуях, повторения которых втайне ждал и жаждал, а о церемонии чаепития.

— После того, как посуда согрета, наступает пора знакомиться с чаем, — вновь заговорил он. — Бери большую ложку, да, вот эту, и насыпай заварку в чахэ. А теперь рассмотри листики, вдохни их аромат, подыши на них: тепло и влага твоего дыхания позволит им начать раскрываться.