Украденная беременность
Шрифт:
Фаина тоже исподтишка наблюдала за Федором и даже немножко любовалась им: расслабившись и уйдя с головой в творческий процесс, он начал двигаться легко и плавно — видимо, сказывались годы занятий боевыми искусствами. Его музыкальные пальцы держали хрупкие елочные игрушки мягко, но уверенно.
Фае вдруг подумалось, что ей, наверное, будет очень приятно ощутить эти пальцы на своей коже… Почувствовать их прикосновения к своей груди, животу и… Фифа дернула головой, смочила руки холодной водой и похлопала себя по вдруг раскрасневшимся щекам.
Молодая женщина читала, что иногда во время беременности желание интимной близости становится
В том, что Лукьянов тоже хочет ее, Фая не сомневалась: его страстные жадные поцелуи, сопровождаемые невольными стонами и ощутимым даже через одежду возбуждением, говорили о влечении мужчины лучше всяких слов. Но вот стоит ли позволять себе и ему зайти дальше, она пока не решила. Может, все же подождать, пока появится на свет малыш? Но до этого события еще несколько месяцев, да и потом вроде бы она сможет принять мужчину далеко не сразу…
«Мы взрослые люди, — вновь невольно взглянув на Лукьянова и поймав его пристальный и явно голодный взгляд, сказала себе Фифа. — У нас даже будет общий ребенок. И, скорее всего, будет совместное будущее. Наверное, глупо отказывать себе и Феде и откладывать удовольствие на потом…»
Фаина хотела бы сделать Федору какой-то подарок на Новый Год: этого он точно заслуживал. Только вот что можно подарить человеку, у которого все есть? «Все, кроме любви и близости, — поправила себя женщина. — И вот как раз это я могу ему подарить».
Нет, небольшой новогодний сувенир Фая для Лукьянова все же припасла, и он уже дожидался своего часа, чтобы оказаться под елкой вместе с другими подарками… Но, нарезая овощи для традиционного тазика оливье, Фифа как-то тихо и незаметно для себя и окружающих приняла очередное судьбоносное решение: близости быть! Хватит томиться самой и томить мужчину. Бабуля спит в одной из двух комнат на первом этаже, а им с Федором выделила спальни на втором, так что они даже не потревожат старушку, если постараются не слишком шуметь.
Как только Фифа разобралась в себе и своих желаниях, ей сразу же стало легко и весело на душе. Она задвигалась шустрее, начала даже приплясывать и подпевать веселой песенке, звучащей из колонок телевизора.
Федор, наблюдая за танцующей возле кухонного стола молодой женщиной, снова забыл о елке, остановился, любуясь. «Я пропал. Окончательно пропал, — поставил диагноз своему сердцу. — Эта картина будет всегда стоять у меня перед глазами, и я всегда буду любить и желать эту женщину…»
— Внучка, — вывел мужчину из легкого транса голос наблюдательной Надежды Семеновны. — Похоже, Федя справился с крупными игрушками и ждет твоих дальнейших распоряжений.
— А?.. Да. Что еще развесить? — вернулся в реальность Лукьянов.
— Сейчас покажу, — Фаина обмыла и вытерла полотенцем руки и поспешила к мужчине. — Вот тут у нас золотые шишки, а тут — игрушечные мандаринки. Их можешь развешивать и на верхних ветках, и на нижних, вперемешку с шариками. У тебя классно все получается, — похвалила она напоследок Федора, который, принимая коробку, обхватил пальцами и сжал на несколько мгновений ее ладошку.
— Я рад, что тебе нравится, — по-прежнему не желая отпускать Фаю, отозвался он.
— Тогда
вот тебе маленькое поощрение, — Фифа игриво чмокнула Федора, на этот раз в губы, — и я пошла дальше воевать с фаршированными блинчиками.— Хорошо, — приняв и пусть совсем ненадолго, но все же продлив поцелуй, отпустил ее Федор.
— Эх, молодежь, — вздохнула негромко баба Надя. — Идите уже, отдохните полчаса, помилуйтесь, потом продолжите. А то у вас же все мысли об одном…
— Ну… мне и в самом деле не мешало бы отдохнуть, — признала Фая. — Пойду, прилягу, а Федор посидит со мной рядышком, чтобы я не уснула.
Фифа сняла фартук — кокетливый, в оборочках и с вышитыми на груди вишенками, и направилась к лестнице на второй этаж. Лукьянов поднялся вслед за ней и, повинуясь жесту Фаи, которая приглашающе махнула ему рукой, прошел в ее спальню.
Фаина разулась, влезла на кровать, улеглась и похлопала по соседней подушке:
— Приляжешь рядом?
Федор молча опустился на кровать. Возбуждение, охватившее его при виде танцующей Фаины, с ее круглым животиком и вишенками на фартуке, которые, похоже, были вышиты с намеком и указывали те заветные места, где находятся соски женщины, достигло такой силы, что думать о чем-либо стало трудно.
— Фа-а-я-а… — протянул он охрипшим голосом. — Ты безумно хорошенькая… я теряю голову каждый раз, когда смотрю на тебя. Еще эти твои вишенки!
— То-то у тебя был настолько глупый вид, что бабуля нас наверх отправила, — хихикнула Фифа. — Ты мне тоже нравишься, Федь-медведь. Очень.
Фаина перевернулась на бок, чуть приподнялась на локте и, склонив голову, приблизила свое лицо к лицу мужчины:
— Поцелуешь меня?
Слова были лишними. Лукьянов судорожно втянул в себя воздух и набросился на маняще раскрытые в игривой улыбке губы. Ему было так сладко, так оглушительно хорошо, что он забыл обо всем, кроме прелестного гибкого женского тела, которое так неожиданно оказалось в его руках.
Фая крепко прижималась к Федору, ерзала и чуть постанывала, наслаждаясь поцелуем, дразня, провоцируя, пробуждая в молодом мужчине всю его чувственность. И таки добилась своего: потерявшись в ощущениях, Федор тоже задвигался, обхватил упругие женские ягодицы, прижал Фаину к себе, задвигал бедрами… Теперь Фифа в полной мере ощутила всю силу и твердость его желания. И это ей ужасно понравилось. Настолько, что она засомневалась, что они оба сумеют дождаться ночи.
Не в силах лежать и дальше, Федор исхитрился сначала перевернуться на бок, а потом и вовсе оказаться сверху. Продолжая терзать губы Фаины, он перенес вес на одну руку, а вторая, словно обретя собственную жизнь, пустилась путешествовать по телу Фаи: погладила плечо, сжала грудь, прогулялась по животику и нащупала краешек короткой домашней кофточки, под которой не было никакой другой одежды, только нежная, бархатистая наощупь теплая кожа.
Мужчине тут же захотелось ощутить вкус этой кожи, и он, оторвавшись от губ Фифы, скользнул вниз, приподнял край кофточки, приник ртом к животику. Поцелуй пришелся чуть выше пупка. Фая поощрительно простонала что-то вроде «о, да!» и Лукьянов двинулся выше, еще больше поднял край кофточки, увидел кружева бюстгальтера, через которые просвечивала белая кожа груди и темные ареолы сосков.
— О, Боже… я сдохну прямо сейчас, если не поцелую тебя сюда, — прерывисто дыша, пробормотал он, обращаясь к Фаине и, не дожидаясь ответа, припал к ее груди.