Украденное ожерелье

– Так это и случилось вчера с одним из ваших друзей, Куртомером.

– А много он проиграл?

– Двадцать пять тысяч франков, кажется.

– Черт возьми, немало! – пробормотал Дутрлез, соображая, что ему придется ссудить приятеля такой суммой, да, пожалуй, столько же дать Жюльену.

– Куртомеру не везет, ему давно надо было бросить баккара, – пробормотал Дутрлез. – А вы чем закончили?

– Я не играл.

– Очень благоразумно с вашей стороны не рисковать в надежде отыграться.

– Не смею похвалиться благоразумием, вероятно, я бы рискнул, если б не имел слишком важных причин не играть.

– Все же вы воздержались и поступили очень хорошо!

– Не хвалите, не узнав сперва моих причин.

– Мне и нет надобности знать их. Я опять повторяю, что готов помочь устроить ваши дела.

– Сердечно благодарю, но сперва я должен объяснить, в чем дело.

– Говорите лучше прямо, сколько вам нужно?

– К счастью, сумма небольшая. Но я рассчитываю на вас не для одной только денежной услуги.

– Тем лучше! И кошелек мой, и я сам в вашем распоряжения.

– Вот мое главное дело: меня оскорбили, и я хочу драться.

– Охотно буду вашим секундантом.

– Я был вполне уверен, что не откажетесь. Слушайте далее. Меня оскорбил именно тот, кому я должен, я проиграл ему под честное слово и не могу вызвать его, прежде чем расплачусь.

– Понятно, но вы можете расплатиться сегодня же, я взял с собою мою чековую книжку. А пока не забывайте ваш стакан.

– Если б вы знали, какую огромную услугу оказываете мне, – тихо проговорил Жюльен. – Благодаря вам я могу проучить этого негодяя, как он того заслуживает.

– Но что же он вам сделал? В чем суть?

– Речь идет о моей сестре, и вы понимаете, что дело серьезное.

– О вашей сестре! – воскликнул Дутрлез. – Каким образом имя мадемуазель де ля Кальпренед может быть замешано в такую историю, которая может кончиться дуэлью?

– О ней осмелились говорить так, как мне это не нравится, – резко ответил Жюльен.

– В таком случае вы имеете полное право на удовлетворение. Но кто же позволил себе такое?

– Кто? Шалопай, вам, вероятно, несколько знакомый, так как он живет в одном доме с нами – Анатоль Бурлеруа.

– Этот идиот, корчащий из себя светского человека, хотя ему подобало бы стоять за прилавком? Это уж слишком, и я сам охотно проучил бы его. Но, насколько я знаю, граф не оказывает ему чести принимать его у себя. что же он мог сказать о мадемуазель де ля Кальпренед?

– Собственно о ней, конечно, ничего. Если б он осмелился оклеветать ее, я тут же проучил бы его. Но он позволил себе говорить вещи, оскорбительные для всех нас.

– И вы в этом уверены?

– Я сам их слышал. Вчера я пришел в клуб очень поздно. Три-четыре человека сидели у камина в красной гостиной спиной к двери и разговаривали. Они не слыхали, как я вошел, но я тотчас же узнал голос Бурлеруа. Он рассказывал, что отец перебрался в прошлом месяце на другую квартиру, потому что разорился и не мог больше платить такую большую цену.

– Если он сказал только это, то, по-моему, не стоит поднимать такие глупости. Все знают, что это неправда.

– Правда или неправда, мне до этого нет дела. Я не желаю, чтобы этот дурак интересовался моим семейством. К тому же он не ограничился только этим, а прибавил еще, что мы можем очень легко избавиться от наших затруднений, отдав сестру замуж за богатого человека, настолько влюбленного в ее красоту, чтобы не смотреть на приданое, а взять ее без ничего, и что такой человек уже наготове, найден нами…

– И… он назвал его? – спросил Альбер бледнея.

– Назвал хозяина нашего дома.

– Господина Матапана?

– Именно его. Что вы скажете о дерзости этого негодяя, утверждающего, что мой отец способен продать сестру? А ведь это было бы не что иное как продажа. Матапану пятьдесят лет, он похож на разбойника, явился неизвестно откуда, во всяком случае, происхождения темного, не дворянин, да и этого достаточно с избытком, чтобы отказать ему в руке сестры.

Дутрлеза это покоробило, ведь и он не был дворянином.

– Сметь утверждать, что граф де ля Кальпренед продаст свою дочь за миллионы старого проходимца – жестокое оскорбление для всех нас, и я его не потерплю.

– Однако вы при этом не вступились?

– Я уже говорил вам, что должен Бурлеруа шесть тысяч франков под честное слово, и не мог тут же вызвать его. Я поневоле сдержался и ушел из клуба домой, чтобы все рассказать отцу, но потом раздумал – дело это касается меня одного. Я вернулся в клуб в надежде встретиться там с вами и занять проигранную сумму, но вас не было, а Бурлеруа ушел. Я прождал до четырех часов, а потом вернулся домой и написал вам.

– Прекрасно сделали, я тотчас дам вам добрый совет.

– Какой? – резко спросил Жюльен.

– Я согласен, и вам следует проучить Бурлеруа, но нужно найти другой предлог для вызова, чтобы не вмешивать сюда имени мадемуазель де ля Кальпренед.

– Но какой же предлог?

– Первый попавшийся. Я подумаю и найду, к чему привязаться. А если бы вы согласились сделать мне особое одолжение и позволить самому проучить дерзкого мальчишку…

– Вы забываете, что дело совсем не касается вас, а лишь меня одного.

– Извините, я имею честь быть принятым в доме вашего отца и питаю к нему и ко всем членам вашего семейства самое глубочайшее уважение.

– В этом я не сомневаюсь, но вы нам не родственник и ни с какой стороны не принадлежите к нашей семье. По какому же праву вы возьмете на себя мщение за нашу личную обиду?

Если б Дутрлез мог откровенно высказать все, что думал и чувствовал, ему было бы нетрудно доказать свое право на мщение за семью, членом которой он горел желанием сделаться хоть завтра, но сказанное за несколько минут перед тем Жюльеном о недворянском происхождении Матапана нисколько не поощрило его на откровенность, и он ответил несколько смущенным голосом:

– Хотя бы по праву друга, если не имею иного более близкого…

– Такого права недостаточно, и я оказался бы недостойным вашей дружбы, если б уступил вам в таком случае свое место. Я один могу вызвать Бурлеруа, если вы окажете мне услугу, о которой мы сейчас говорили.

Дутрлез поспешил вынуть из кармана портмоне и стал его открывать.

– Нет, не сейчас, здесь слишком много народа.

Действительно, ресторан наполнялся, за многими столиками уже завтракали.

– Как хотите, – ответил Альбер, подливая вина своему собеседнику. – Тогда, пожалуй, поговорим о другом…